– Допустим. Я проверю. Ты можешь сообщить мне, где именно он держит своих жертв?

– Это западное побережье Гренландии. В пятидесяти километрах к северу – поселок Игиниарфик. Мы живем в деревушке на десять домов. На карте ее нет.

– Так ты сейчас там?! Тебе нельзя рисковать!

– Я знаю, иначе Совет не сможет провести свои исследования, – съязвила Мара. – Так вот. Это деревушка на самом берегу. Разноцветные дома. Она еще между гор. И вот сразу в следующей бухте есть люк… Это после горы. На север.

– Слишком расплывчато. Люди Совета должны действовать точно. Чтобы не спугнуть его. Ты можешь передать координаты? Вернуться в то место, отправить мне сигнал? И немедленно улетай оттуда!

– А если он что-то заподозрит и убьет их?

– Послушай, я не могу спасать и их, и тебя. Ты ведь хочешь снова увидеть своего отца? Вот и держись подальше от Альберта Эдлунда.

– Я вас поняла, мистер Уортингтон. Я передам сигнал, как только смогу.

Мара убрала телефон в карман. «Большая Ингрид» все еще белела на пристани, стало быть, старик дома. Сейчас бы перевоплотиться, не медля ни секунды, вернуться к тому люку и отправить координаты Уортингтону. Может, они успеют добраться туда быстрее, чем старый Эдлунд обнаружит ее отсутствие? Тем более, все ее вещи на месте, решит, что она просто отправилась на прогулку… А если не получится?

Время ужина. Он уже колдует на кухне. Будет надежнее вернуться домой, поесть и для верности подсыпать ему мелатонин. Он даже не заподозрит ничего, просто уснет крепче обычного. И вот тогда она преспокойно отправится к люку, вышлет координаты и пробудет с девушками до утра. Или отыщет в соседнем поселке нашатырь, приведет их в чувство… Да, этот план Маре нравился.

И как бы ей ни претила мысль сидеть за одним столом с человеком, подставившим ее отца, с безумцем, для которого месть и научное открытие важнее других людей, она двинулась назад к поселку.

Почему-то вновь задумалась о Верховном Совете. Странное совпадение: Ричард Карлайл финансировал эксперимент. Его дочь следила за Ларсом Эдлундом. И едва его сместили, был быстро назначен Смеартон.

Не может быть, чтобы у Совета во всей этой истории не было своего интереса. Быть может, Альберт Эдлунд действовал не в одиночку? И Карлайл, и Линкс – его сообщники? Но тогда почему он держит девушек в какой-то явно самодельной яме? Неужто Карлайл не выделил бы денег на достойную лабораторию? И если девушки похищены для экспериментов, то неужели старик собирается делать все прямо там? В темноте и в грязи? Что-то не так. И Мара никак не могла ухватить ту мысль, которой не хватало для воссоздания полной картины событий.

Но прежде всего она должна была определиться с целью. Что в первую очередь? Задержать дядю Альберта? Или освободить девушек? Если она сосредоточится на жертвах, преступник сбежит. Хватит ли тогда доказательств, чтобы отпустили ее отца? Узнает ли Совет правду? Но если поставить во главу угла вызволение отца, то удастся ли спасти девушек?

Если Мару чему и научили опыты Ларса Эдлунда, то только одному: она никогда не поступит так же. Она никогда не забудет о людях ради себя. Пусть она не удалась в остальном: не умеет слушаться, дерется, язвит и ругается. Но она способна понять, что по-настоящему важно.

Дядя Альберт уже закончил с готовкой: пахло специями и тушеными овощами. Однако на сей раз гастрономические ароматы не вызвали у Мары ничего, кроме тошноты и болезненных спазмов.

– Ты уже готова? – крикнул он из кухни. – Расставь столовые приборы, пожалуйста.

– Конечно!

Она была рада, что сможет какое-то время побыть одна. Прислушалась: на кухне лилась вода, гремела посуда. Набрала побольше воздуха и решилась: проскользнула в спальню старого Эдлунда, выхватила из верхнего ящика пузырек с мелатонином. Вытряхнула в дрожащую ладонь пару таблеток, кинула лекарство обратно и поспешила в гостиную. Кажется, пронесло.

Спрятала лекарство в карман, протерла вспотевшие руки о джинсы. Расставила посуду. Удивительно, как у нее вообще получилось: пальцы не слушались, стаканы выскальзывали и норовили упасть. Она села, чтобы унять панику, подышала, представила себе закат в Альпах. Холмы, покрытые сочной травой, изумрудные еловые леса, белые пики гор… Она справится. Или все было зря. Ведь не могли же обе ее матери погибнуть просто так, впустую?! Она сделает их смерть не напрасной: не поведет себя, как трус.

– Я приготовил рагу, – старик Альберт внес дымящееся блюдо.

– Какая красота… – Мара с ужасом сглотнула.

– Накладывай, не стесняйся. Если твоя опекунша опоздает, и ей ничего не достанется, сама виновата.

Вукович… Она ведь поступила бесстрашно. И Мара так сможет.

Наколола вилкой кусок моркови, отправила в рот. Еда казалось ей горькой и картонной. А если он уже все понял? А если уже подсыпал какую-то гадость? Нет, вроде улыбается, травит байки… Нет-нет, он не мог догадаться… А если?..

– Ты плохо ешь… – старик поднял брови. – Что-то не так? Не вкусно?

– Нет, просто… – промямлила она.

– Ах, как же я мог забыть! Хлеб! Подожди, сейчас принесу! И мы не станем рассказывать Миле, что макали его в соус, верно?

Они исчез на кухне, и Мара спешно вытащила из кармана таблетки, раздавила их ложкой на салфетке и пересыпала в стакан дяди Альберта. Оставалось лишь надеяться, что терпкий клюквенный морс скроет неприятный привкус лекарства. Взболтала и поставила на место.

– Вот, держи! – старик Эдлунд с улыбкой протянул ей хлебную корзинку.

В булку он вряд ли мог подмешать что-то. Мара вытащила самую нижнюю и принялась ее сосредоточенно жевать, ожидая, когда же дядя Альберт выпьет свой морс. Но тот все говорил, говорил про Анды. Один раз даже протянул руку к стакану, но вспомнил очередной забавный случай и расхохотался.

– У меня даже есть фотографии! – он хлопнул себя по лбу. – Сейчас покажу. Удивительная была поездка.

Спустя пару минут он вернулся из спальни с увесистым альбомом.

– Вот. Только вымой руки! – предупредил он. – Здесь каждая фотография – раритет.

Маре пришлось сбегать в ванную, и когда она вернулась, морс дяди Альберта так и стоял не тронутым.

– А где вы покупаете клюкву? – она отпила из своего стакана, усевшись обратно за стол. – Разве она растет здесь?

Намеренно пыталась привлечь внимание старика к напитку, надеясь, что и он машинально сделает глоток. И получилось: он действительно поднес к бороде стакан и как следует отхлебнул, смакуя морс. Кажется, ничего не заподозрил.

– Конечно, растет! Местная нравится мне больше всего. Покупал в соседней деревне – прошлогодний урожай. Вот погоди, скоро пойдет черника…

Мара кивнула, потягивая сладковатый напиток. Стакан помогал ей скрывать лицо: она боялась, что не слишком убедительна в своей актерской игре. Допив, распахнула альбом: черно-белые снимки выглядели мутными, контуры животных с трудом можно было распознать.

– По… чему так… Где… – язык с трудом ворочался во рту, по подбородку стекла струйка слюны.

Одна подняла глаза и с трудом сфокусировала взгляд на старике: тот смотрел на нее с нехорошим прищуром.

– Жаль, ты такой же предатель, как и твой отец, – злобно произнес он, и комната, стол, альбом, да и сам дядя Альберт растаяли в черной пустоте.

Мару качало. Будто кто-то баюкал ее в больших, но отчего-то холодных руках. Сон был глубок и сладок, и казался единственной реальностью. Может, больше ничего не существует? Может, вся ее жизнь – это сон? Может, она сама себе приснилась?

Она видела сразу все: и Альпы, и гору, на которую поднималась со старым Сэмом. И даже маяк Линдхольма. Все слилось в единую картину, обволакивающее пространство, не имеющее времени и границ. Она увязла там и не хотела наружу.

Память пыталась подкинуть какие-то тревожные образы и мысли, но Мара отталкивала их от себя. Зачем волноваться? Суетиться? Шевелиться? Спать. Вот, что действительно нужно. Все должны спать.