– Ничего не хочешь мне сказать? – женщина смерила Мару подозрительным взглядом.

– Я же говорила: пока моего отца…

– Ты правда считаешь, что я ничего не заметила?

– Не понимаю, о чем вы.

– Я бы на твоем месте подумала о карьере в департаменте безопасности, – вздохнула Линкс. – Правда, для этого тебе стоит научиться лучше врать и заметать следы.

– Понятия не имею…

– Иди уже! – перебила ее Нора. – Пока я не передумала.

Мара не стала искушать судьбу и, подхватив чемодан, молниеносно слиняла с «Сольвейг». Разумеется, первым делом побежала к Брин. И та разделила все негодование подруги насчет ареста Эдлунда.

Девочки закрылись в спальне исландки, к которой по какой-то невероятной случайности до сих пор не подселили соседку, устроились по-турецки на мягких кроватях, и Мара смогла расслабиться и высказать все, что копилось у нее внутри. Она доверяла Брин, и им обеим не нужен был защитный панцирь. Друг с другом они не боялись насмешек или осуждения.

Исландка внимательно слушала, задумчиво перебирая свою коллекцию мягких игрушек. У каждой из них было свое имя и свое место на кровати, и никто не смел нарушить порядок в этой плюшевой вселенной.

– Для начала надо выяснить, что у них есть на твоего… На профессора Эдлунда, – протянула Брин, поправив жилетку на медвежонке Левенгуке. – Они бы не произвели арест просто так. Иначе был бы скандал.

– Абсурд! – Мара вытянула ноги и с наслаждением пошевелила пальцами: за день они затекли. – У них ничего не может быть. В принципе ничего не может быть. Потому что… Не может и все.

– Это да. Но они все учились под его руководством четыре года. Линдхольм – единственное связующее звено между ними. Так написано в статье.

– Только не говори, что мы теперь доверяем журналистам!

– А у тебя есть варианты? – Брин намотала на палец свою белоснежную косу. – Если бы ты не трансформировалась, мы бы до сих пор ничего не узнали.

– Мало ли народу тут училось, – хмыкнула Мара. – Пропали только трое.

– Только! А если их убили?

– Да я не об этом! Понятно, что все это ужасно! Но нельзя же сразу обвинять во всем директора!

– А эта женщина из Совета… У нее ты не пробовала спросить?

– Скажет она! И к Вукович сейчас лучше не соваться, она злая, как черт. Ты бы видела ее там, на пристани! Я думала, она загрызет этих мужиков.

– Она слишком переживает за Эдлунда, – Брин прищурилась и наклонила голову. – Это всегда было очевидно.

– Естественно! Он как дитя малое, если за ним не следить, того и глядишь забудет дорогу в свой кабинет.

– Я не об этом, – исландка распахнула белые ресницы и выразительно посмотрела на подругу глазами-льдинками, ожидая, когда до той, наконец, дойдет.

– О-о-о… – понимающе протянула Мара, и ее передернуло. – У тебя полная голова всякой чуши. Вукович и Эдлунд? Фу, ты опять насмотрелась мелодрам?

– А по-моему, они – отличная пара.

– Что дальше, Бриндис? Густав и синьора Коломбо? Смеартон и мисс Крианян?

– Очень смешно! – исландка обиженно скривилась. – И не вижу в этом ничего противного.

– В любви Смеартона и Крианян?! – Мара с ужасом представила дряблого вредного англичанина и пожилую библиотекаршу.

– Ты в своем уме?! – поморщилась Брин. – Я про твоего отца.

– Слушай, это сейчас вообще не имеет никакого значения, – Мара раздраженно потерла переносицу. – Мне любопытно, почему его обвиняют!

– Ну так поговори с его адвокатом! У него же есть адвокат?

Мара замерла. Вот это ей в голову не приходило.

– А у перевертышей есть и свои адвокаты? – удивилась она.

– У нас международное право солнцерожденных три года будет еще идти! – покачала головой Брин. – И ты еще спрашиваешь, есть ли у нас адвокаты… Есть суд, есть и адвокаты, куда без них. Неплохая, кстати, у них зарплата. Наверняка, у твоего отца какой-нибудь крутой, так что…

– Прекрати его так называть!

– Кого?

– Эдлунда!

– Но он же твой…

– Перестань, – Мара выпрямилась. – Отец – у тебя. А у меня – профессор Эдлунд, ясно?

– Чего ты психуешь?

– Не психую!

– Во-первых, мы одни, во-вторых, ты сама так постоянно говоришь… И потом я уверена, все и так знают.

– Ну и что, – Мара сама не поняла, отчего вдруг так разозлилась. – Мне все равно, пусть все знают. Просто он какой-то… Не знаю. Он мне ничего не говорит, пропадает, неизвестно где. И почему я вообще должна за него переживать? У него там и адвокаты, и Вукович, сам выкрутится. Главное, чтобы сейчас не пошли глупые сплетни.

Но, как выяснилось, не только Мара обладала талантом вынюхивать свежие новости. Можно сколько угодно говорить подросткам, что они должны прочитать и выучить, любые поручения влетят в одно ухо и вылетят из другого. Но стоит только что-нибудь запретить и окутать тайной, как во всей округе не сыщется более усердного дознавателя. А уж если так вышло, что этот подросток – девочка, то не пройдет и часа, как новость разнесется по всем желающим и нежелающим. Благослови, Господь, социальные сети.

Когда Мара и Брин появились в столовой, чтобы отобедать стряпней синьоры Коломбо, во всем зале воцарилась тишина. Десятки пар глаз устремились на русскую девочку, и нехороший шепоток волной пронесся между присутствующими, словно в поле спелой ржи подул ветер.

Мара ощупала волосы, провела рукой по лицу – вроде никаких крошек не налипло. Шея, как обычно, замотана банданой, старые шрамы надежно прикрыты, а футболка и джинсы – относительно чистые. Не грязнее обычного, во всяком случае.

– У меня все нормально? – на всякий случай поинтересовалась Мара у Брин.

– Да, кажется, – та оглядела подругу. – А у меня?

– И у тебя.

Ну, если не считать синих лосин, бирюзовой туники в цветочек и загадочных самодельных бус. Но исландка одевалась так с первого дня, за год народ должен был привыкнуть.

– Здравствуй, Мара! – громко поздоровалась пышная и цветущая, как пионовый куст, синьора Коломбо.

– Добрый день! – кивнула девочка. – Что у нас сегодня вкусненького?

– Тефтельки в соусе, твои любимые! Мила сказала, ты приедешь, и я приготовила, – итальянка гордо потрясла в воздухе рукой и причмокнула. –  Perfetto!

Франческа Коломбо всегда была добра к Маре, но настолько… Нет, что-то тут не чисто. И в бархатных карих глазах, кажется, промелькнуло сочувствие... Так и есть! Она знает! И все остальные, стало быть, тоже?! Только сплетен сейчас не хватало!

От огорчения Мара набухала себе полную тарелку ароматного дымящегося варева. Лишь полный рот способен удержать ее от нелицеприятных слов в адрес тех, кому хватит ума сунуться к ней с расспросами.

Они с Брин сели за столик летних чуть поодаль от других девочек. И все же Зури Пундамилья, африканка с их курса, подвинула к ним свой поднос.

– Привет, – поздоровалась она, не сводя с Мары любопытного взгляда. – Говорят, ты была в Канаде?

– Угу, – промычала Мара, сосредоточенно пережевывая тефтельку.

Вот тебе и секретная миссия Эдлунда. Спрятал дочь, нечего сказать! Только ленивый не в курсе, где она торчала в последние дни.

– А правда, что тебя привезла сюда женщина из департамента безопасности?

– Угу, – Мара досчитала до десяти и положила в рот еще один кусочек.

– Слушай, Зури, давай потом! – вступилась Брин. – Дай человеку поесть.

Чернокожая девочка обиженно пожала плечами, но снова села рядом с Ханной Оттер, своей подружкой. И они о чем-то зашушукались.

Однако не успела Мара выдохнуть с облегчением, как в столовую королевской походкой вплыла Сара Уортингтон со своей свитой: Рашми Тхакур и Шейлой Флинн. Дочь английского аристократа, Барби-зазнайка дразнила Корсакову с первого дня. Неизвестно, чем именно не угодила русская девочка этой зимней британке, но та исправно подкалывала Мару и не упускала шанса наябедничать. И, что самое ужасное, скрыться от нее было негде: они жили в одном домике, а Рашми Тхакур и вовсе делила с Марой спальню. Даже самые вкусные на свете тефтели не смогли бы исправить настроение после разговора с Сарой Уортингтон.