– Но почему нам вдруг так срочно понадобилось прятаться? Ведь вы же забрали меня с Линдхольма не потому, что Смеартон наорал?

– Разумеется. Наконец-то правильный вопрос, – Вукович довольно улыбнулась. – Я знаю, кто подставил твоего отца. И у меня есть план действий. Дело за малым: поймать виновного.

– Опять будете хранить все в тайне? Чтобы я была в безопасности и прочая ерунда?

– Ну почему же. Нет. Более того, хочу держать тебя в курсе. Мне нужны люди, и уж на тебя-то я могу полагаться.

– И? Кто преступник?

– Нора Линкс, – торжественно произнесла Вукович.

– Да ладно… – Мара скептически поморщилась. – Она, конечно, неприятная и воняет кошками, но похищения девушек… Да и зачем ей?

– Помнишь, твой отец говорил, что преступник знал про эксперимент? Но Ларсу не было известно, кто именно утвердил смету на оборудование и выписал чек. Так вот, отцу удалось выяснить это по своим каналам. Это был некий Ричард Карлайл. Он сейчас уже стар, но все еще занимает важный пост в департаменте финансов. А с его дочерью ты знакома.

– Вы про Нору Линкс? Но у них же разная фамилия!

– Да. Норе досталась фамилия матери, потому что она унаследовала ее тотем. Ричард Карлайл – зимний, как и почти все, кто имеет отношение к финансам. Я не буду сейчас читать лекцию о морали и честности, но ты же догадываешься, что у зимних есть все ресурсы для того, чтобы добывать для Совета миллионы.

– А какой ему смысл сейчас подставлять моего отца?

– Причин много. Он вложил приличную сумму в тот эксперимент. А на выходе – ничего. Зеро. Старый Эдлунд умер, а молодой впал в депрессию и все завалил. И теперь, когда вдруг выяснилось, что опыт принес плоды в твоем лице, но Ларс не желает делиться успехами с Советом, Карлайл мог разозлиться. Во-первых, именно Норе получили твое возвращение. Во-вторых, ты нужна, как образец для следующих опытов. А тот факт, что Карлайл похитил именно дочерей бывших доноров… Это намек Ларсу, что с Советом шутки плохи.

– И вы проследили перемещения Линкс? – Мара поправила лямки рюкзака.

– Вот здесь заминка, – Вукович остановилась, чтобы сменить руку, которой она несла чемодан: асфальт сменился гравием, и мелкие колесики багажа не могли по нему проехать. – Нора, конечно, не зимняя, но со сменой документов у нее нет проблем. Я засекла ее на рейсе до Монреаля вскоре после того, как отец отвез тебя в Канаду. Дальше ее след теряется. Но мне достаточно того факта, но она находилась на нужном континенте, когда происходили похищения. Это не может быть совпадением. И заметь, она очень быстро добралась до Иллуаасака, когда Нануки ей сообщили о тебе. При этом имя Нора Линкс не значится в списках пассажиров до Икалуита ни в тот день, ни днем раньше. Она прибыла на частном вертолете, значит, уже была где-то там. А последнее похищение произошло как раз в Канаде.

– А вы не хотите узнать наверняка? – робко осведомилась Мара: уж больно отчаянной решимостью светились глаза хорватки.

– Все сходится. На проверку уйдет много времени, я не могу его терять. Суд над твоим отцом через десять дней. Линкс слишком опытна и умна, она рано или поздно выйдет на наш след. Не забывай, ты нужна Совету. Поэтому мы должны ударить первыми.

– Ударить?! В каком смысле?..

– Не сейчас, – Вукович остановилась у ярко-желтого домика на сваях.

В окнах – занавески в красную клетку, в клумбе – мелкие цветочки, на флюгере раскинул железные крылья орел. Уютно, даже несмотря на то, что Гренландия.

Не успела хорватка подняться на крыльцо, как дверь распахнулась, и из домика вышел, пригнувшись, высоченный и мощный старик. Викинг, чьи волосы не пощадила седина. Мара сразу узнала отцовские голубые глаза, открытый высокий лоб и статную фигуру. Серебристая густая борода прикрывала шею, лицо было загорелым и обветренным, видимо, от частого пребывания на море.

Альберт Эдлунд улыбнулся широко и добродушно и в два шага оказался около Мары.

– Ни за что бы не догадался, что ты – дочь Ларса, – он положил руку ей на плечо. – Но Вукович столько рассказывала… Удивительная история.

Он прижал ее к себе, и она уткнулась носом в нагрудный карман его джинсового комбинезона. Мара не думала, что так еще одевается кто-то старше двух лет. Пахло соляркой и морем. Ничего не скажешь, повезло ей с родней: одни рыбаки. Не дай Бог и этот потащит бить палками ни в чем неповинную форель, а потом заставит ее чистить.

– Проходите, вы устали, наверное, – он опомнился и пропустил их внутрь. – У меня как раз готов суп и китовое мясо в духовке.

Мара настроилась на рыбную диету, едва спрыгнула с вертолета. Эти места, как и Нунавут, больше ничем не могли прокормить. А уж если за плитой стоял мужчина, то наверняка придется себя убеждать во время каждого приема пищи, что еда в жизни – не главное.

Однако едва переступив порог дома, Мара втянула носом дразнящие ароматы трав и кореньев, и желудок заурчал, напомнив о себе. Тесную прихожую, обитую деревом, украшали потрясающей красоты фотографии дикой природы и животных. Девочка замерла, разглядывая снимок молодого оленя, пасущегося на горном склоне. Туман стелился у его ног, и из белесой дымки проступали причудливые очертания сухотравья.

– Одна из моих любимых работ, – с гордостью сообщил Альберт.

– Вы – фотограф?

– Надо же как-то зарабатывать на жизнь, – он пожал плечами и одним движением переставил чемодан Вукович к двери, будто тот весил не больше подушки. – Пойдем за стол, я все тебе расскажу.

В комнате, которая служила и столовой, и гостиной, было все готово к обеду. Разноцветная посуда, большая миска салата, пузатый графин ягодного морса и круглые зерновые булочки.

– Вчера испек, – сказал Альберт. – Но они еще мягкие. Попробуй.

Мара с наслаждением поглощала все, что предлагал ее новый родственник. И даже Вукович, обычно сдержанная и равнодушная к простым человеческим радостям, не удержалась и промокнула хрустящей горбушкой густой соус китового жаркого. И чего отец скрывал такого родственника? Милейший старикан…

– Ловля китов запрещена, – пояснил дядя Альберт. – Исключение сделали только для некоторых коренных народов. А зачем им целая туша? Купил на днях в соседнем поселке. И им доход, и мне деликатес, верно?

– Вы обещали рассказать, как стали фотографом, – деликатно напомнила Вукович.

– Ах, да, – старик сыто откинулся на спинку стула. – Тут ничего особенного. У нас, летних, гораздо меньше способов заработать, чем у вас. Тем более, что мне пришлось осваивать новую профессию довольно поздно. Спустил свои сбережения на хорошую камеру и кочевал по миру, снимая дикую природу.

– Вы видели весь мир? – заворожено спросила Мара.

– Ну… Весь мир никто не видел. Но да, мне есть, чем гордиться. Я осваивался на диких территориях в облике какого-нибудь животного, узнавал их повадки, сделал несколько публикаций в зоологических журналах. Защитил докторскую степень по орнитологии. А потом продавал свои фотографии самым известным каналам и журналам. Как видишь, заработал на этот домик, свое судно, сейчас осваиваю видеосъемку. Все идет своим чередом.

– Недавно в Совете был скандал, – Вукович отпила морс и вытерла рот салфеткой. – Двое летних продавали подставные снимки животных. Перевоплощались и снимали друг друга. И что-то они там напортачили… Чуть было не перевернули все представления людей о пингвинах. Мой отец занимался ими. Пришлось поднять наших русских хакеров, чтобы вычистить всю информацию из ресурсов BBC и выдать ее за фотомонтаж.

Альберт рассмеялся.

– Я не слежу за новостями Совета, – сказал он. – Но не удивлюсь, если это были Фокс и Ракун. Те еще мошенники.

– Именно они.

– Мистер Эдлунд… – начала было Мара.

– Дядя Альберт, прошу тебя.

– Да, дядя Альберт, а кем вы работали до того, как стать фотографом? Вы же сказали, Вам пришлось поздно осваивать новую профессию.

– Мы с братом занимались генетикой. Линдхольм, Совет… – старик помрачнел. – Жалко, ему не хватило духу вовремя с этим закончить.