Громкие аплодисменты взорвали зал. Сунан вздрогнула, отвела взгляд от Мин Ена.

— Дамы и господа, — метрдотель повторял фразу на трех языках, — наши уважаемые танцоры проведут для вас мастер-класс. Победитель получит бутылку шампанского! Прошу. Кто смелый?

— Сунан Чи, — Чан Ук протянул ее имя с хитрой усмешкой, и она пятой точкой ощутила подставу, — ты же не откажешься посоревноваться со мной?

На «слабо» она не велась с детства, но художник широко улыбнулся, протянул руку и со словами:

— Не трусь, это всего лишь танец, — вытащил ее из-за стола.

Если бы поганец не был талантливым художником, он, несомненно, стал бы очень талантливым мошенником, потому как с такой улыбкой можно уговорить кого угодно, даже ее на танец.

— Мадмуазель.

Танцор был французом. Похоже, предки обиделись за обман с Парижем и решили послать ей французское наказание. Впрочем, довольно симпатичное и с приятной улыбкой.

— Не бойтесь. Это не страшно. Доверьтесь, и у вас все получится.

Она не боялась, а вот с доверием были проблемы. Учитель, который давал им уроки, долго ругался, обзывал ее колченогой. Потом сжалился, выгнал, сказав, чтобы не появлялась, пока не научится различать партнера по танцам и по бою. Но, кажется, снобам удалось что-то изменить в ней, потому как сегодня она подала руку незнакомому мужчине и не шарахнулась, когда тот крепко обнял за талию.

— Давайте, их обыграем.

А он умел зажечь. Заставить желать победы. И с первыми звуками танго она расслабилась, отдаваясь в руки опытного танцора.

Им хлопали долго, но художник сорвал шквал оваций. Кто-то из дамочек даже крикнул браво.

— Не расстраивайся, — Чан Ук выглядел довольным, хоть и пытался это скрыть, — я разделю с тобой выигрыш. Но ты меня обманула, — он погрозил ей пальцем, — между прочим, отлично танцуешь.

— Рассчитывал на легкую победу? Знаешь, будь в зале поменьше женщин, я бы обязательно выиграла.

Ши Вон тут же заверил, что все они болели исключительно за нее. Джунг Су поддержал, вот только Мин Ен был напряжен и странно молчалив.

— Я сам за тебя болел, — оборвал их художник, — чуть шею себе не свернул, пытаясь подсмотреть. Учти, теперь не отвертишься от танца со мной.

— Нет, — Мин Ен резко встал, и стул отлетел, чудом не упав, — теперь она танцует со мной.

Парень выдернул ее из-за стола, не удосужившись поинтересоваться согласием. С силой сжал пальцы и потащил за собой.

«Интересно, какая муха его укусила?» — с раздражением думала Сунан, прикидывая варианты незаметно вырубить озверевшего сноба. Но переполненный ресторан сводил количество вариантов до нуля, а устраивать скандал и привлекать внимание в ее планы не входило.

Между тем на лице сноба застыло выражение сильнейшего упрямства, а еще сноб злился. Это было заметно по бледной коже, стиснутых губах и застывшем взгляде, зацепившимся за точку ровно на пол ладони выше ее плеча.

Мин Ен увлек девушку на танцпол, где уже кружились пары. Прижал к себе с такой силой, что она всерьез обеспокоилась за сохранность ребер, а когда попыталась отстраниться, сдавил талию, грозя оставить синяки на коже. Второй рукой, точно тесками, зафиксировал пальцы. И повел в танце. Жестко. Заставляя подчиняться, точно мстя за что-то.

— Никогда не смей так больше делать.

Слова сноб не говорил — выплевывал.

— С Чан Уком я сам поговорю. А ты, — Мин Ен не прижал — вжал ее тело в свое, — не делай так больше.

Сунан хлопнула ресницами, не понимая, о чем речь. Никак поглупела от удивления? Это он о танце? Неужели ревнует?

Глянула на крепко стиснутые губы. На нервно дернувшийся кадык. Точно. Ревнует.

Как она могла забыть, что снобы — ужасные собственники. Если что-то попало в их цепкие загребущие руки: бизнес, компания или женщина, ни за что не отпустят. Вцепятся бульдожьей хваткой и будут держать.

Она легко могла отстраниться — нажать пару болевых точек — но почему-то медлила.

В семье все относились друг к другу, как к братьям и сестрам. Иные отношения не приветствовались, более того жестоко карались. Учитель много раз повторял: любовь — слабость. Хотите взобраться наверх, будьте сильными во всем. Нельзя управлять теми, кто видел твою слабость, ведь она станет для них искушением. И рано или поздно они решат — ты слишком слаб, чтобы быть главным.

Потому мужчины искали утешение вне семьи. А женщины… делали любовь оружием. Любовник-политик становился источником информации. Интрижка с полицейским чином могла подсадить его на крючок. Но свои были неприкасаемы.

И потому сейчас Сунан с удивлением обнаружила, как это непривычно и приятно — подчиняться. Чувствовать силу мужчины и ощущать свою власть над ним. Это она заставила его ревновать. Злиться. Вести себя глупо. И прижимать к себе, точно величайшую ценность на свете.

— Я не стану с тобой сражаться. Никогда.

Сказала, ловя непонимающий взгляд. Вот Ши Вон сразу бы понял, что она ему только что подарила. Поставила его жизнь вне приказов семьи. Теперь, если их дороги пересекутся, она не просто отступит, еще и проследит, чтобы ему не причинили вред.

В отель они возвращались около полуночи. Луна сырным шаром висела над горизонтом, и по темной глади моря серебрилась дорожка. День, начавшийся так рано, вымотал, и Сунан чувствовала себя чудовищно усталой. Она стояла на веранде с единственной мыслью — пойти, упасть на кровать и вырубиться. Но стояла, точно глупая мокрель, привороженная лунным светом.

В голове было пусто. Так бывает, когда принял решение и надо найти силы, чтобы его выполнить. Ведь даже выбрав дорогу, непросто сделать по ней шаг. А во всем виноват, конечно, сноб. Засел в сердце колючкой, потом пустил корни, так что не выдрать без боли. Она помнила каждое прикосновение. Слова, взгляды, поцелуй словно вирус разжигали в теле жар.

Ей бы бежать. Спрятаться. Но она не умела отступать. Даже когда нарвалась на пьяный молодняк, решивший преподать ей урок. Приняла бой, пусть и было их не меньше десятка: молодых, здоровых и ставших очень злых, когда она вырубила первого.

Вот и теперь. Вздохнула глубоко, решаясь. Шагнула с веранды. Коридор, его дверь. Стук по дереву, такой же громкий, как стук собственного сердца.

Мин Ен. Чуточку сонный. В пижаме, с мокрыми волосами и босиком. Такой милый, как плюшевый мишка. Обнять, прижать к груди, но вот глаза… Этот удивленный и ни разу не сонный взгляд не был плюшевым.

— Что-то случилось?

Он за нее переживал? Приятно.

— Можно? — шагнула в комнату. Парень удивленно вскинул брови, но пропустил. Прикрыл дверь.

Сунан остановилась напротив кровати, поймала свое отражение в зеркале. Криво усмехнулась: она сделала выбор, а последствия… Взрослая девочка, справится. Не первый раз нарушать правила семьи. Хочется верить — учитель поймет. А сноб… простит. Даже если нет — она переживет. Перешагнет через ненависть сноба и продолжит жить дальше. Но в ее жизни навсегда останется эта ночь.

Учитель говорил: «Судьба не часто делает нам подарки. Глупец их не оценит и выбросит. Умный человек бережно примет и сохранит». Снобы подарили ей свободу от семьи. Она будет дохлым кальмаром, если не воспользуется подарком.

— Так что случилось?

Сноб подошел близко, пытливо заглянул в глаза. Его шампунь пах грейпфрутом. А по шее стекала капелька воды с мокрых волос.

Желание коснуться сделалось нестерпимым, и Сунан не смогла устоять. Дотронулась кончиками пальцев до его щеки, обвела линию подбородка, потом встала на цыпочки и притронулась губами к его губам. Легко и тут же отпрянув, точно обожглась.

Сноб замер и, кажется, забыл, как дышать. Потом его руки стиснули талию девушки.

— Ты уверена?

Заглянул в ее глаза. Серьезный, точно министр на совещании. Вот будет забавно, если ее попросят уйти. Она будет долго смеяться над собственной глупостью, а потом напьется, чтобы забыть позор. И будет долго, по крупицам, выдирать из сердца самого благородного мужчину на свете.