— И что вы хотите?

Машина резко вильнула в сторону, и Сунан бросила укоризненный взгляд на водителя.

— Поужинаем сегодня?

Сунан подавила рвущееся с языка ругательство.

— Как пожелаете. Только просьба, это наше с вами дело, не привлекайте никого больше.

Хочется надеется, у Ши Вона хватит благородства пойти навстречу пожеланиям дамы и не устроить из ужина засаду.

— Хорошо. Я скину адрес и время.

Машина затормозила так, что Сунан едва разминулась носом со спинкой переднего сиденья. Дохляк даже не соизволил нормально припарковаться, отщелкнул ремень, повернул к ней красное от гнева лицо.

— Я же просил: никуда с ним не ходить! Разве не ясно — сам разберусь!

Сунан отметила, что у Дохляка не только уши осла, но и гордость павлина. Или это ревность? Нет, парень точно потерял связь с реальностью.

Она нащупала ручку рюкзака, открыла дверь.

— Я помогаю тебе в память о том, как ты тащил Шнура по джунглям. Закрою этот долг и больше в твою сторону не посмотрю.

Выскочила из машины, захлопывая дверцу и отрезая ответ. Сзади нетерпеливо сигналили, машина перегородила проезд. Дохляк попытался броситься следом, но, досадливо поморщившись, нарываться не стал.

Сунан, обернувшись, проследила, как машина медленно уезжает с парковки. Она и не рассчитывала, что до парня дойдет с первого раза, но ей не сложно будет повторить этот урок еще раз.

Сунан вошла в отель Shilla Seoul, удостоилась цепкого взгляда от сотрудника безопасности, дежурившего в холле, но дорогое платье, модельная обувь и хмурая рожа Дохляка над плечом стали безоговорочным пропуском к лифту.

Ресторан La Yeon находился на двадцать третьем этаже отеля, и с его панорамных окон открывался потрясающий вид на залитый огнями вечерний Сеул. Оформленный в бежевых тонах зал действовал успокаивающе, а черные решетки, отгораживающие столики, добавляли уюта пафосному месту. Все-таки три звезды Мишлена — высшая награда для ресторана — не давалась только за белоснежные скатерти.

Ши Вон уже ждал. При виде одетого в белую рубашку парня в душе Сунан шевельнулась непривычная неловкость. Она помнила слова о его чувствах к ней, помнила боль во взгляде, и пусть не было ее вины в том, что другой поселился в сердце, но неловкость от этого не исчезала. Сунан чувствовала себя так, словно украла бумажник не у того человека, а теперь вынуждена была подбросить его обратно.

Полгода назад ей бы и в голову не пришло переживать из-за такого пустяка, как чье-то сердце. В школе пара парней вздыхала по ней, писали записки, звали в кино, но ее не трогала любовная лихорадка. Гораздо больше Сунан тогда интересовали учеба, тренировки и откровенные разговоры со старшими «братьями и сестрами». С высоты своего опыта она ощущала себя слишком взрослой по сравнению с одноклассниками.

Но чем дольше она жила в семье Юн, тем туманнее становился образ девчонки из Гонконга. Та могла легко и в драку влезть, дать затрещину, наорать, надрать уши или стрельнуть сигаретку.

Но как говорил учитель: «Даже такая сила, как вода, меняется, подстраиваясь под окружение. На равнине она — спокойная и ленивая, в горах — бурная и злая. Не мечтайте о том, чтобы остаться собой в новых условиях. Если вы не замечаете изменений, либо вы слепы, либо новые условия мало, чем отличаются от старых. Только по-настоящему сильные личности или старики могут позволить себе не меняться. Первые предпочитают менять мир, а не себя, вторым уже нечего терять».

Сунан не была слепой и чувствовала, как мир снобов шаг за шагом вползает в душу, меняя ее под себя. Ей начала нравится красивая одежда, дорогая косметика, она привыкла к тому, что не надо вскакивать на ночные тренировки, терпеть голод и холод. Не надо ходить с оглядкой по улицам. Вчитываться в полицейские сводки. Слушать ворчания матери о порванных джинсах и отсутствию денег на новые.

Она менялась, все больше погружаясь в мир снобов. И рано или поздно этот мир поглотит ее целиком. Вопрос только: прожует и выплюнет или сделает своей? И хочет ли она этого?

— Прекрасно выглядишь, — Ши Вон заметил ее присутствие еще на походе, и Сунан в которые раз отметила потрясающее чутье парня. Стоило поймать напряженный взгляд парня, как неловкость зашевелилась с удвоенной силой, царапая душу острыми коготками, и Сунан первой отвела глаза, не принимая вызов.

— Ты тоже, — проговорила, подходя к столу. Сказала и осеклась, но было поздно. На губах парня заиграла торжествующая улыбка.

Он жестом, больше похожим на приказ, отодвинул стул. Сунан села на краешек, ощущая себя провалившимся агентом. Парень придвинул стул, чуть наклонился над ней, и Сунан зацепила аромат его туалетной воды. Пахнуло горьким цитрусом, почему-то песками и жарким летом. Остро, до боли в сведенных челюстях захотелось курить, пусть и не прижалась эта привычка, бросила после пары раз, но кто сказал, что когда очень надо — то нельзя?

— Знаешь, до этого момента я сомневался, но теперь вижу — был прав. Скажи мне, каково это — жить во лжи? Обманывать тех, кто доверил тебе свои жизни? Что такого случилось, что ты решила уйти? Сделать вид, что нас никогда не существовало? Просто взять и вычеркнуть из жизни? Ладно, меня, но ты подумала о Мин Ене? Он места себе не находит. Ни разу не спал нормально! А чем занималась ты? Все так же играла в чужую жизнь?

Подошедший официант прервал их разговор. Сунан следила, как на столе появляются десятки тарелочек с едой, и думала, что Ши Вон прав и одновременно не прав. Она действительно думала о себе. Одной проще выжить, чем таща на хвосте четверку снобов. К тому же на тот момент нельзя было предсказать реакцию председателя. Мог и психануть. Впрочем и сейчас может, но сердечки с блокнота давали хоть какую-то надежду.

Официант поставил последнюю закуску — салат из медузы с острым перцем кочхуджан и удалился.

Сунан взяла палочки, покрутила в ладони. Надо встать и уйти. Ши Вон не дурак, все поймет правильно, но отцепится ли? И сама себе ответила: нет. Тогда на Филиппинах он отошел в сторону, освобождая дорогу другу, но сейчас, когда Ши Вон подозревает, что она в беде, не отстанет, пока не выяснит правду. Мужчины семьи Тон чудовищно упрямы.

Девушка сжала палочки, ощущая, как внутри растет напряжение. Она ненавидела себя за то, что хочет его поддержки, что желает, нет, не прикрыться, а сражаться вместе, спина к спине. Ненавидела, за низкое желание защитить Мин Ена, убрав из-под удара. Ненавидела за мягкосердечность, за непривычное смущение, которое вызывал Ши Вон, за то, что восхищалась его прямолинейностью и настойчивостью. Пряталась и хотела, чтобы нашел. Сунан впервые испытывала столь противоречивые чувства.

Если бы не замешательство, она стала бы действовать иначе. Ей хватило бы сил все отрицать. Высмеять обвинение. Выстроить стену лжи. Не впервой. Но при мысли о том, что придется лгать, глядя ему в глаза, изображать влюбленную дурочку, внутри все каменело, а язык отказывался повиноваться. У нее никогда не было старшего брата, но если бы был, она чувствовала себя так же, найдя он ее после очередной проказы и выговаривая за недостойное поведение.

Демонами проклятые чувства! Почему все так сложно с этими снобами!? Почему она не может просто встать и уйти?! Потому что глупо пинать следующего за тобой тигра, если до этого кормила его мясом.

— Она мертва, — сказала еле слышно, но Ши Вон услышал и сразу понял, о ком речь.

Нахмурился. Откинулся на спинку стула и задал единственно верный вопрос:

— Как?

Сунан покрутила головой, разминая шею. Они еще только начали разговор, а она уже чувствовала себя полностью измотанной.

— Суицид.

Ши Вон не выглядел удивленным, точно ожидал нечто подобного.

— Это правда?

Вот же… Сунан прикусила губу, собираясь с мыслями. Должна ли она выложить свои подозрения? Или не копать так глубоко?

— У нее были проблемы с психикой, — медленно, точно каждое слово весило тонну, начала рассказ, — третья попытка суицида о чем-то говорит, но меня смущает то, что она пришлась столь кстати. Мне будто дали время вжиться в роль, проверили и убедились, что я нигде не оплошала и никто меня не узнал.