Всё, вообще-то, преподавалось в Академии, но я по понятным причинам - тренировки, соревнования, потом моя внезапная и, по счастью, короткая служба в рядах непобедимой и легендарной русской императорской армии, эти занятия благополучно пропускал.

Что, со слов моего адвоката должно было послужить смягчающим фактором, как-никак я ковал славу российского спорта, а потом вообще подвиги на благо родины совершал. Это вполне могло зачесться мне на суде.С которым, кстати, всё складывалось очень интересно.

Хоть меня и обвиняли в преступлениях подпадающих под действие общеимперских законов, и расследовали их московская полиция и прокуратура, но судить меня будет не обычный суд а специальная комиссия МИМА, во главе с господином ректором.

Сначала, как сказал мне Котов, лично Борис Волков настаивал на обычном суде, но адвокаты быстро его обломали, нашли в каких-то древних указах пункт о том, что судить студентов МИМА, которым выдали титул лично императоры, как мне, должна именно такая комиссия во главе с членом императорской фамилии, а ректор у нас был именно такой.

Это должно оказаться решающим в моем деле, как сказал мне Котов, оберпрокурор не на шутку закусил удила, и обычный суд был бы им скорее всего подмазан, коррупцию как и в моем мире, здесь никто не отменял.

А так прошли томительные дни в камере, и вот мне принесли мой парадный мундир с орденом и положенным по статусу орденским оружием, это не тот мундир в котором я дрался с Волковыми, тот был полностью уничтожен, но его точная копия.

Я принял душ, побрился, переоделся в пахнущий дорогим парфюмом мундир, привёл фуражку и портупею в уставной вид и вышел из камеры, а потом и отделения вслед за конвоиром и адвокатами, сейчас ко мне их приставили целую толпу, аж пять штук.

Краем глаза я видел, что местные полицейские при виде меня вставали по стойке смирно и даже отдавали честь, мелочь, а приятно.

Потом, уже на улице мы пробрались через целую толпу репортеров, в сети я видел новости обо мне и о том, что дело у меня громкое и имеет большой резонанс.

Мы погрузились в большой черный лимузин с наглухо тонированными стеклами и поехали в Большой Зал собраний Академии. Именно там должен был состояться суд.

Перед входом в это роскошное старомодное здание меня ожидала еще одна толпа репортеров и целая куча припаркованных машин.

Почему это так, я понял, когда вошёл в сам зал. Он оказался забит под завязку, буквально яблоку некуда упасть, а на первом ряду я увидел знакомые мне лица.

Здесь были и Соболевы, включая Марину и даже Бубуна, и Иван, и лейтенант Воронова, и мои партнеры по команде сборной по “горячему льду”, и даже генерал-лейтенант Медведев, хотя нет, судя по погонам дядя Ивана получил звание генерал-полковника, Лера со своим отцом.

И конечно я увидел целую кодлу Волковых, куда же без них

Я занял место рядом со своими адвокатами, и буквально через минуту раздался громкий звонкий голос:

— Встать, суд идёт!

Помимо ректора в зал вошли еще двое, при этом кто они, никто не знал. Еще одна странная традиция академии, двое из троих судей должны скрывать свою личность, а один нет, он был главным лицом и голосом суда.

Поэтому по левую и правую руку от ректора сидели две странные для меня фигуры в чёрных мантиях, а вместо лица и кистей рук у них были только туманные очертания. Смотрелось всё это очень пугающе.

Вслед за судьями сели и все остальные в этом зале. После дежурных фраз о начале процесса слово взял Борис Волков.

С его слов выходило что я напал в одиночку на целую группу студентов, а двоих попытался убить. За это Московский оберпрокурор потребовал ни больше ни меньше как лишить меня титула и вообще вычеркнуть из числа аристократов империи и посадить на двадцать лет.

Так-то его речь была намного более длительной, но выжимка из неё именно такая: лишить, исключить, посадить.

В качестве доказательств Борис Волков привёл видеозаписи, почему-то без звука. На них действительно было хорошо видно, как я напал на Волковых. И тут же раздался первый вопрос от ректора.

— Почему записи без звука, господин обвинитель? — Волков скривился, но промолчал, таков был порядок, все его титулы и регалии остались за дверью, сейчас он просто “господин обвинитель”.

— Дело в том, что господин Соболев, вернее, к сожалению, отсутствующая здесь Оксана Нахтигаль, привела в действие артефакт “сфера отрицания”, который повлиял на работу камер наблюдения, и звук просто не записался. Но даже без звука видно, что Соболев напал на нескольких студентов и попытался их убить.

Помимо записей с камер у Волкова были еще и свидетели, правда все со стороны Богдана, часть из них не участвовала в той драке и формально они не являлись стороной конфликта, то что они из группы в которой Богдан назначен старостой, казалось, никого не волновало.

Впрочем, развалить это обвинение Котову удалось просто элементарно, он показал вторую часть информации, полученной от Нахааша, ту, где речь шла о моей силе. Да и профессор, выступивший в роли свидетеля подтвердил это под воздействием дара Волкова, того, который заставлял говорить правду.

Ректор ничего не сказал, но было понятно, что обвинение в попытке убийства мне уже не грозит. А вот следующим были обвинения в попрании дворянской чести и нападении. Здесь всё оказалось намного сложнее.

Суду практически сразу стало понятно, что речь об оскорблении как Леры, так и меня, слова Богдана хоть и не записали камеры, но воспроизвели как свидетели, так и потерпевшие с обвиняемым.Притом и обвинитель, и адвокат не просили воспроизвести слова буквально, и почему адвокат и обвинитель ничего не говорили про оскорбления Богданом императорской армии в моём лице, я не понял. Как по мне, это было важно.

Поэтому я тихонько спросил об этом Котова, когда он закончил опрашивать свидетелей.

— Потому что это не нужно никому, анимаг рода, глава которого только что стал московским оберпрокурором оскорбляет армию, и фактически императоров. Вечером перед процессом меня лично посетил господин канцлер и попросил не использовать эту информацию, она может привести к непредсказуемым последствиям. Тем более что это он предложил кандидатуру Волкова на роль оберпрокурора.

— Ага, Грифов боится последствий, а мне из-за этого сидеть.

— Не переживайте, всё под контролем. Плюс И Волковы, и Грифовы будут в долгу и у вашего рода, и у моего. Сейчас вы фактически враги, но кто знает, как может измениться ситуация.

Едва Котов замолчал, я услышал голос господина ректора.

— У меня вопрос к обвиняемому. Алексей, встаньте и ответьте. Вы понимаете, как надо было поступить?

— Да, господин ректор. На оскорбления дворянину должно отвечать не кулаками, а оружием, которым для одаренного является его дар. То бишь сделать официальный вызов на дуэль и по согласию сторон решить вопрос в удобное для всех время.

— То есть, господин Соболев, вы фактически признаёте себя виновным?

Интересное дело, я должен сам это сказать. Всем было понятно, что Богдан поступил бесчестно, но я-то тоже! Так что по всему выходило что я виновен, он тоже, но судят-то не его сейчас. Так что дело плохо, да еще и этот вопрос от ректора.

Вообще я могу не отвечать, это же не прокурорский допрос, могу и отмолчаться, но Владимир Орлов внимательно посмотрел на меня и снова спросил:

— Господин Волков, что говорит уложение о чести дворянской о совести?

— То, что дворянин, а тем более одарённый тем и отличается от низших сословий что первым делом должен руководствоваться совестью.

— Отлично, молодой человек. Так и отвечайте по совести, — вот ведь старый хрыч, он точно меня утопить хочет. Признание - царица доказательств, вроде бы так говорят. Но делать нечего.

— Да, господин ректор, я признаю себя виновным.

Услышав это Борис Волков заулыбался, дело было сделано.

Но для него, а не для ректора. Тот увидел его улыбку и обратился к московскому оберпрокурору так сухо, что тот моментально сменил морду лица на встревоженную.