Эстеван

Ты подивись на сдержанность такую.

Менго

Пожаловал и я на этот сход.

Эстеван

Кропя слезами бороду седую,
Я спрашиваю вас, честной народ,
Какое погребенье мы устроим
Отчизне, опочившей от невзгод?
Каких ее поминок удостоим,
Раз больше нет достоинства у нас
И мы, без чести, ничего не стоим?
Ответьте мне: есть кто-нибудь меж вас,
Не оскорбленный этим негодяем?
И что ж, мы только хнычем всякий раз?
Когда мы честь и родину теряем,
Чего мы смотрим? И чего мы ждем?

Хуан Рыжий

Наш бедный край жесточе всех терзаем.
Но короли, как ведомо кругом,
Избавили Кастилью от раздоров,
И Кордова[97] готовит им прием.
Пошлем туда двух наших рехидоров
Просить за нас, повергшись к их стопам.

Баррильдо

Пока король в грозе военных споров
Громит врагов, как он поможет нам?
Его об этом и просить бесплодно.
Прибегнуть надобно к другим путям.

Рехидор

Коль мой совет вам выслушать угодно,
То мой совет: покинемте село.

Хуан Рыжий

Да разве нам дадут уйти свободно?

Менго

Ведь если б это до него дошло,
Иные жизнью могут поплатиться.

Рехидор

Терпенье, нашу мачту прочь снесло,
Корабль, объятый страхом, слепо мчится.
Дочь отнимают силой у того,
Чьей властью наша родина гордится.
О голову почтенную его
Ломают жезл. На свете не бывало,
Чтоб гнусно так бесчестили кого!

Хуан Рыжий

Так что же бы нам делать надлежало?

Рехидор

Что? Умереть, иль пусть умрет злодей!
Нас много, а у них народу мало.

Баррильдо

Властителя убить рукой своей?

Эстеван

Один король властитель после бога,
А не зверье во образе людей.
И если божья будет нам помога,
Чего страшиться?

Менго

Все же, господа,
Здесь поразмыслить надо бы немного.
Хоть я от батраков пришел сюда,
Которые всех боле несчастливы,
Но я боюсь, не вышло бы вреда.

Хуан Рыжий

Чего бояться? Мы и так не живы.
Что может быть страшней того, что есть?
Они у нас палят дома и нивы.
Они тираны. И да будет месть!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Лауренсья, с растрепанными волосами.

Лауренсья

Мужчины! Я могу законно
Принять участье в вашем сходе:
Мне права голоса не нужно,
У женщины есть право стона.
Узнали вы меня?

Эстеван

О небо!
Лауренсья? Ты?

Хуан Рыжий

Узнать не можешь
Родную дочь?

Лауренсья

Я на себя
Сейчас настолько непохожа,
Что вы не знаете, кто это.

Эстеван

Лауренсья, дочь моя!

Лауренсья

Я больше
Тебе не дочь.

Эстеван

Как? Почему,
Дитя мое?

Лауренсья

Причин довольно,
И главная причина та,
Что ты насильникам позволил
Меня украсть и не отмстил,
Меня у хищников не отнял.
Я не успела выйти замуж,
Я не была женой Фрондосо,
И потому не он, а ты
За честь мою вступиться должен.
Пока справляемая свадьба
Не завершилась брачной ночью,
Отец невесты, а не муж,
Ее защитник по закону.
Ведь если я купила жемчуг,
Но мне он на руки не отдан,
Не я ответственность несу,
Когда его похитят воры.
Меня на ваших же глазах
Увел к себе Фернандо Гомес.
Напуганные пастухи
Овечку уступили волку.
Каких я зверств не насмотрелась!
Как мне кинжалом грудь кололи!
Каких злодей не измышлял
Угроз, насилий, слов жестоких,
Пытаясь чистотой моей
Насытить низменную похоть!
По волосам моим судите!
По этим вот кровоподтекам,—
Смотрите, вот! — по этой крови!
И вы кичитесь благородством,
Отцы и родичи мои?
И ваша грудь не разорвется
От состраданья и от боли
Перед моей великой болью?
Вы — овцы, и Овечий Ключ[98]
Вам для жилья как раз подходит!
Мне надо взять самой оружье.
Вы — словно камни, словно бронза
Вы — словно яшма, словно тигры…
Нет, тигр кидается в погоню,
Когда его тигрят похитят;
Он злобно убивает ловчих,
Не дав им берега достигнуть
И броситься в морские волны.
Вы — дикари, а не испанцы,
Трусишки, заячье отродье!
Несчастные! Вы ваших жен
Чужим мужчинам отдаете!
К чему вы носите мечи?
Подвесьте сбоку веретена!
Клянусь вам, я устрою так,
Что сами женщины омоют
Свою запятнанную честь
В крови тиранов вероломных,
А вас оставят в дураках,
Бабье, трусливые душонки,
Неповоротливые пряхи,
Которым велено природой
Носить чепцы и юбки наши,
Сурьмить глаза и мазать щеки!
Уже решил Фернандо Гомес,
Что без суда и приговора
Фрондосо должен быть повешен
На башенном зубце высоком.
И с вами он поступит так же.
И я ликую, недоноски,
Что не останется бабья
В селенье нашем и вернется
Былое время амазонок
На страх и ужас всем народам.