Из стачек, разразившихся в декабре 1868 г. в различных хлопчатобумажных районах Франции, самой значительной была стачка в Сотвиль-ле-Руане. Фабриканты департамента Соммы незадолго до того собрались в Амьене, чтобы решить, каким образом они могли бы побить своих английских конкурентов на английском рынке, продавая дешевле (undersell), чем они. Все были согласны с тем, что наряду с покровительственными пошлинами, именно сравнительно низкий уровень заработной платы ограждал до сих пор Францию от английских хлопчатобумажных изделий; отсюда естественно заключили, что еще большее снижение заработной платы во Франции позволит наводнить Англию французскими хлопчатобумажными изделиями. Не возникало никаких сомнений в том, что французские рабочие-хлопчатобумажники с гордостью примут на себя издержки завоевательной войны, которую их хозяева столь патриотично решили вести по ту сторону Ла-Манша. Вскоре после этого распространился слух, что фабриканты Руана и его окрестностей на тайном совещании условились проводить такую же политику. Вслед за этим в Сотвиль-ле-Руане было внезапно объявлено о значительном снижении заработной платы, и тогда нормандские ткачи впервые восстали против натиска капитала. Они действовали под влиянием момента. У них до этого не было профессиональных союзов, и они не обеспечили себе никаких средств сопротивления. Нужда заставила их обратиться к руанскому комитету Интернационала, который немедленно доставил им кое-какую поддержку от рабочих Руана, его окрестностей и Парижа. Приблизительно в конце декабря руанский комитет обратился к Генеральному Совету — в момент крайней нужды в английских хлопчатобумажных округах, в момент беспримерной нищеты в Лондоне и общего застоя во всех отраслях промышленности. Такое положение вещей продолжается в Англии до сих пор. Несмотря на в высшей степени неблагоприятные обстоятельства, Генеральный Совет полагал, что особый характер руанского конфликта побудит английских рабочих напрячь все свои силы. Представлялся весьма подходящий случай показать капиталистам, что та международная промышленная война, которую они ведут путем сокращения заработной платы то в одной, то в другой стране, будет, наконец, сорвана международным объединением рабочего класса. На наш призыв английские рабочие сразу ответили первым взносом в пользу Руана, а Лондонский совет тред-юнионов постановил созвать в столице совместно с Генеральным Советом monstre meeting [грандиозный митинг. Ред.] сочувствия нормандским братьям. Эти мероприятия были приостановлены известием о том, что стачка в Сотвиле внезапно прекратилась.
Неудача этой экономической борьбы была широко компенсирована ее моральным эффектом. Она вовлекла в ряды революционной армии труда нормандских хлопчатобумажных рабочих; она вызвала к жизни профессиональные союзы в Руане, Эльбёфе, Дарнетале и т. д. и вновь закрепила братский союз между английским и французским рабочим классом. В течение зимы и весны 1869 г. наша пропаганда во Франции была парализована вследствие насильственного роспуска в 1868 г. нашего парижского комитета, полицейских придирок в департаментах и стоявших в центре внимания всеобщих парламентских выборов во Франции.
Как только закончились выборы, вспыхнули многочисленные стачки в горнопромышленных районах Луары, в Лионе и во многих других местностях. Перед экономическими фактами, обнаружившимися во время этой борьбы между капиталистами и рабочими, исчезли как туман те яркие заманчивые картинки, на которых изображалось процветание рабочего класса под эгидой Второй империи. Требования, предъявленные рабочими, были столь скромными и столь неоспоримыми, что их все пришлось выполнить после некоторых, подчас наглых попыток сопротивления. Единственная странная черта этих стачек заключалась в их внезапном взрыве после кажущегося затишья и в том, с какой быстротой они следовали одна за другой. Причина всего этого была, однако, проста и очевидна. Рабочие успешно испробовали свои силы в борьбе против всенародного деспота во время выборов. Они, естественно, решили после выборов испробовать их против своих частных деспотов.
Выборы способствовали пробуждению умов. Правительственная пресса, которая получает плату за фальсификацию фактов, естественно приписала все события тайным приказам лондонского Генерального Совета, якобы посылающего своих эмиссаров с места на место, дабы открыть ранее вполне довольным своей участью французским рабочим секрет, что работать сверх сил, получать недостаточную плату и терпеть грубое обращение — неприятная вещь. Некий французский полицейский листок, издаваемый в Лондоне, «L'International»[313], соблаговолил открыть миру — в своем номере от 3 августа — тайные побуждения нашей вредной деятельности.
«Самое странное то», — говорится там, — «что стачки было предписано начинать в таких странах, где нужда далеко еще не дает себя чувствовать. Эти неожиданные вспышки, возникавшие как нельзя кстати для некоторых соседей Франции, которые в первую очередь должны были бы опасаться войны, заставляют многих призадуматься: не произошли ли эти стачки по требованию какого-нибудь иностранного Макиавелли, сумевшего добиться расположения этого всесильного Товарищества?»
И в то самое время, когда этот французский полицейский листок обвинял нас в том, что мы посредством стачек создаем для французского правительства внутренние затруднения, чтобы избавить графа Бисмарка от внешней войны, одна рейнско-прусская газета, орган фабрикантов, обвиняла нас в том, что мы стачками потрясаем основы Северогерманского союза[314], чтобы парализовать немецкую промышленность в интересах иностранных фабрикантов.
Отношение Интернационала к стачкам во Франции можно иллюстрировать двумя типичными случаями. По поводу первого случая, стачки в Сент-Этьенне и последовавшего затем избиения в Рикамари, даже само французское правительство уже не осмеливается утверждать, что Интернационал имел какое бы то ни было отношение к этим событиям.
Что же касается событий в Лионе, то не Интернационал толкнул рабочих на стачки, а, наоборот, стачки толкнули рабочих в ряды Интернационала.
Горнорабочие Сент-Этьенна, Рив-де-Жье и Фирмини спокойно, но твердо требовали от директоров горнопромышленных компаний пересмотра тарифа заработной платы и сокращения рабочего дня, достигавшего 12 часов тяжелой работы под землей. Не добившись успеха в своей попытке мирного разрешения спора, они забастовали 11 июня. Для них, конечно, было жизненным вопросом обеспечить себе поддержку тех своих товарищей, которые еще продолжали работать. Чтобы воспрепятствовать этому, директора горнопромышленных компаний потребовали и получили от префекта департамента Луары целый лес штыков. 12 июня стачечники обнаружили, что шахты находятся под усиленной военной охраной. Чтобы обеспечить себе усердие солдат, предоставленных им правительством, горнопромышленные компании выплачивали каждому солдату по 1 франку в день. Солдаты отблагодарили компанию, задержав около 60 рудокопов, которые пытались пробраться к своим товарищам, находившимся в шахтах. Задержанные были в тот же день после полудня направлены в Сент-Этьенн под охраной в 150 солдат 4-го линейного полка. Перед отправкой этих храбрых воинов один из инженеров Дорианской компании роздал им 60 бутылок водки и настоятельно просил их в пути зорко следить за арестованными: эти горнорабочие, мол, — дикари, варвары и беглые каторжники. Водкой и наставлениями было подготовлено кровавое столкновение. За отрядом последовала толпа горнорабочих с женами и детьми, которая окружила его в узком ущелье, на высотах Монселя, в округе Рикамари, и потребовала освобождения арестованных. Солдаты ответили отказом, и на них посыпались камни; тогда, без всякого предупреждения, они стали беспорядочно стрелять в самую гущу толпы, убили 15 человек, в том числе двух женщин и грудного ребенка, и многих тяжело ранили. Страдания раненых были ужасны; среди них была бедная девочка 12 лет, Женни Пти; ее имя будет жить вечно в истории мучеников рабочего класса. Она была ранена сзади двумя пулями: одна из них застряла в ноге, другая пробила спину, раздробила руку и вышла через правое плечо. «Les chassepots avaient encore fait merveille»[315].
