«Никто не осведомлен лучше Вас, милорд, о том суровом режиме, которому подвергаются в течение длительного времени заключенные по подозрению, о режиме одиночного заключения, более суровом, чем режим, применяемый к каторжникам».
Каков был результат этих разоблачений, опубликованных по распоряжению парламента? Доктор Мак-Доннелл был уволен!!! Марри сохранил свою должность.
Все это происходило во времена министерства тори. Когда г-ну Гладстону, наконец, удалось свергнуть лорда Дерби и г-на Дизраэли при помощи пламенных деклараций, в которых он возлагал на английское правительство ответственность за движение фениев, он не только утвердил свирепого Марри в его должности, но в доказательство своего особого удовлетворения прибавил к его должности инспектора еще жирную синекуру — должность «Registrar of habitual criminals»*! [ «регистратора преступников-рецидивистов». Ред.]
В моем последнем письме говорилось, что анонимный ответ на письмо Россы, напечатанный в лондонских газетах, исходит непосредственно от министерства.
В настоящее время признано, что это письмо — произведение министра внутренних дел г-на Бруса, Вот образчик его «министерской совести»!
«По поводу жалобы Россы на то, что он вынужден мыться в воде, в которой уже мылись другие каторжанки, комиссары Нокс и Поллок заявили, — говорит г-н Брус, — что после тщательного расследования, произведенного ими, было бы излишним останавливаться на подобном вздоре».
К счастью, донесение полицейских Нокса и Поллока было напечатано по распоряжению парламента[544]. Что же они говорят на странице 23 этого донесения? Что, согласно тюремному режиму, несколько каторжников моются в одной ванне, один за другим, и что «надзиратель не мог предоставить первую очередь О'Доновану-Россе, не оскорбляя других». Однако «было бы излишним останавливаться на подобном вздоре».
Итак, согласно донесению полицейских Нокса и Поллока вздором является вовсе не утверждение О'Донована-Россы, что он был вынужден мыться в грязной воде после каторжников, как это утверждает г-н Брус. Эти господа, напротив, считают вздором только то, что О'Донован-Росса жалуется на это безобразие.
На том же заседании палаты общин, на котором г-н Гладстон заявил о своей готовности произвести расследование по поводу обращения с заключенными фениями, он внес новый Coercion Bill для Ирландии, то есть законопроект об отмене конституционных свобод и о введении чрезвычайного положения.
Согласно теоретической фикции, конституционная свобода является правилом, а ее временная отмена — исключением; но согласно практике английского режима в Ирландии, правилом является закон о чрезвычайном положении, а исключением — конституция. Гладстон пользуется аграрными преступлениями как предлогом, чтобы снова объявить Ирландию на осадном положении. Его истинный мотив — желание задушить независимые дублинские газеты. Отныне жизнь или смерть любой ирландской газеты будут зависеть от благоусмотрения г-на Гладстона. Впрочем, этот Coercion Bill является обязательным дополнением к недавно введенному г-ном Гладстоном Land Bill, земельному закону, который под предлогом помощи фермерам укрепляет ирландский крупный лендлордизм[545]. Чтобы охарактеризовать этот закон, достаточно сказать, что к нему приложил руку лорд Дафферин, член кабинета и крупный ирландский землевладелец. Только год тому назад этот доктор Санградо напечатал толстую книгу[546], чтобы доказать, что ирландскому населению еще недостаточно пустили кровь, что следовало бы сократить это население еще на одну треть, дабы Ирландия выполнила свою славную миссию — производить как можно больше ренты для господ лендлордов и как можно больше мяса и шерсти для английского рынка.
Написано Женни Маркс 18 марта 1870 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в газете «La Marseillaise» № 91, 21 марта 1870 г.
Перевод с французского
Подпись: Дж. Уильямс
Лондон, 22 марта
В Лондоне есть очень распространенная в народе еженедельная газета — «Reynolds's Newspaper». Вот что она пишет по ирландскому вопросу:
«В настоящее время другие нации считают нас самым лицемерным из всех народов, существующих на свете. Мы так громко и так восторженно расхваливали себя, так преувеличивали превосходство наших учреждений, что, когда наши измышления разоблачаются одно за другим, не приходится удивляться, если другие народы издеваются над нами и спрашивают себя, как это стало возможным. Но не английский народ создал такое положение вещей, ибо и его самого провели и обманули; вся вина падает на правящие классы и на продажную, паразитическую прессу»[547].
Coercion Bill для Ирландии, внесенный в четверг вечером, является отвратительной, мерзкой и ненавистной мерой. Этот законопроект гасит последнюю искру национальной свободы в Ирландии и затыкает рот прессе этой несчастной страны, чтобы помешать ей протестовать против политики, составляющей позор и скандал нашей эпохи. Правительство зло на все газеты, не выразившие восторга перед его жалким Land Bill, и оно мстит за себя. Действие Habeas Corpus Act будет фактически приостановлено, ибо отныне можно будет посадить в тюрьму на шесть месяцев и даже на всю жизнь лиц, которые не смогут объяснить своего поведения удовлетворительным для властей образом.
Ирландия отдана во власть шайки хорошо выдрессированных шпионов, которых для благозвучия величают «детективами».
Николай российский никогда не издавал против несчастных поляков более свирепого указа, чем этот билль г-на Гладстона против ирландцев. Эта мера снискала бы г-ну Гладстону благоволение знаменитого короля Дагомеи[548]. И, однако, Гладстон с безмерной наглостью смеет хвастаться перед парламентом и нацией великодушной политикой, которую его правительство намерено проводить в отношении Ирландии. В заключительной части своей речи в четверг Гладстон допустил даже слова сожаления, произнесенные с ханжеской и слезливой торжественностью, достойной его преподобия г-на Стиггинса. Но напрасно он льет притворные слезы — этим он не обманет ирландский народ.
Повторяем: этот закон — позорная мера, достойная Каслри; эта мера призовет проклятья всех свободных наций на голову тех, кто. ее выдумал, и на тех, кто ее санкционирует и одобряет. Наконец, она покроет вполне заслуженным позором министерство Гладстона и приведет, мы искренне надеемся на это, к его скорому падению. И как это министр-демагог г-н Брайт может хранить молчание в течение двух суток?
Мы без колебаний заявляем, что г-н Гладстон показал себя самым ярым из врагов и самым безжалостным из властителей, которые когда-либо душили Ирландию со времени гнусного Каслри.
Как будто чаша министерского бесчестья и без того не была полна до краев, в четверг вечером, — в тот самый вечер, когда был внесен Coercion Bill, — в палате общин было сообщено, что Бёрк и другие заключенные фении пытками доведены в английских каторжных тюрьмах до сумасшествия; однако даже перед лицом этого страшного факта Гладстон и его шакал Брус во всеуслышание утверждали, что с политическими заключенными обращаются со всем возможным вниманием. Когда г-н Мур объявил в палате общин об этом зловещем факте, его на каждом слове прерывали взрывами грубого хохота. Какой крик негодования поднялся бы у нас, если бы подобная отвратительная и возмутительная сцена произошла в американском Конгрессе!
До сих пор газеты «Reynolds's Newspaper», «Times», «Daily News», «Pall Mall», «Telegraph» и пр., и пр. с дикой радостью приветствуют Coercion Bill, и в особенности меры, направленные к уничтожению ирландской прессы. И это происходит в Англии, в этом признанном святилище прессы! Но в конце концов нельзя же слишком многого требовать от всех этих новоявленных писателей. Согласитесь, что весьма неприятно было видеть, как «Irishman» каждую субботу разрывал ткань лжи и клеветы, над которой эти пенелопы трудились в поте лица своего в течение шести дней в неделю, и поэтому вполне естественны неистовые аплодисменты, которыми они награждают полицию, только что сковавшую руки их страшному врагу. Эти молодцы, по крайней мере, сами знают себе цену.
