Между Брусом и Мак-Карти Даунингом завязалась характерная переписка по поводу полковника Рикарда Бёрка[549]. Прежде чем предложить ее вашему вниманию, замечу мимоходом, что г-н Даунинг — ирландский депутат палаты общин. Этот честолюбивый адвокат вступил в министерскую фалангу с возвышенной целью сделать карьеру. Следовательно, мы здесь имеем дело не с каким-нибудь подозрительным свидетелем.
22 февраля 1870 г.
Милостивый государь!
Если меня правильно информировали, Рикард Бёрк, один из заключенных фениев, содержавшийся прежде в Чатамской тюрьме, был переведен в Уокинг в состоянии умопомешательства. В марте 1869 г. я взял на себя смелость обратить Ваше внимание на его явно болезненное состояние, и в июле того же года г-н Блейк, бывший член парламента от Уотерфорда, и я сообщили Вам наше мнение, что в случае, если режим, которому он подвергается, не будет изменен, то следует опасаться самых тяжелых последствий. На это письмо я не получил ответа. Когда я писал Вам, я исходил из соображений гуманности, из надежды добиться освобождения Бёрка, чтобы его семья получила утешительную возможность помочь ему и облегчить его страдания. В моем распоряжении имеется письмо, написанное этим заключенным 3 декабря своему брату; он пишет, что его систематически отравляли; это, по моему мнению, была одна из фаз его болезни. Искренне надеюсь, что добрые чувства, которые Вам свойственны, побудят Вас удовлетворить эту просьбу.
Примите и пр.
М.-Карти, Даунинг
Министерство внутренних дел
25 февраля 1870 г.
Милостивый государь!
Рикард Бёрк был переведен из Чатама в связи с его фантазией, будто он подвергается отравлению или жестокому обращению со стороны медицинского персонала тюрьмы. Вместе с тем, хотя у него не было какой-либо определенной болезни, его здоровье ухудшилось. Поэтому я распорядился перевести его в Уокинг и поручил осмотреть его доктору Майерсу из Бродмурской больницы для душевнобольных; последний был того мнения, что мания Бёрка исчезнет вместе с улучшением его здоровья. Его здоровье быстро улучшилось, и обыкновенный наблюдатель не заметил бы его слабоумия. Я очень хотел бы иметь возможность подать Вам надежду на его скорое освобождение, но сделать этого не могу. Преступление Бёрка и последствия, которые имела попытка его освобождения, слишком серьезны, чтобы я мог внушать подобные надежды. Будем надеяться, что наука и хорошее обращение сделают все, чтобы вернуть ему умственное и физическое здоровье.
Г. О. Брус
28 февраля 1870 г.
Милостивый государь!
Получив Ваше письмо от 25 февраля в ответ на мою просьбу о том, чтобы Бёрк был отдан на попечение своего брата, я надеялся найти случай переговорить с Вами по этому поводу в палате общин, но Вы были так заняты в четверг и пятницу, что о свидании с Вами не могло быть и речи. Я получил письма от друзей Бёрка. Они с тревогой ожидают исхода моей просьбы. Я еще не сообщил им, что она не имела успеха. Прежде чем разочаровать их, считаю себя вправе написать Вам еще раз по этому поводу. Мне кажется, что я могу позволить себе, как человек, всегда и притом не без некоторой опасности для себя осуждавший фенианство, дать правительству беспристрастный и дружеский совет.
Без всякого колебания я заявляю, что освобождение политического заключенного, впавшего в умопомешательство, не вызовет критики, а тем более осуждения со стороны общественности. В Ирландии скажут: «Что же, правительство вовсе не так жестоко, как мы думали». С другой стороны, если Бёрк останется в тюрьме, это даст национальной прессе новый материал для нападок против правительства; его будут выставлять более жестоким, чем были неаполитанские правители в их худшие времена, и, признаюсь, я не могу себе представить, каким образом люди умеренных убеждений могли бы защищать акт отказа в подобном случае…
М.-Карти Даунинг
Милостивый государь!
К сожалению, не могу просить об освобождении Бёрка. Правда, у него обнаружились симптомы умопомешательства, и в обычном деле я считал бы себя «вправе» возбудить ходатайство перед короной о помиловании. Но его дело не принадлежит к числу обычных, так как он не только был самым закоренелым заговорщиком, но его участие в клеркенуэллском взрыве, последствия которого были бы еще более роковыми, если бы он удался, делает его «неподходящим кандидатом для помилования» (improper recipient of pardon).
Г. О. Брус
Что за беспримерная подлость! Брус прекрасно знает, что будь во время процесса по делу о клеркенуэллском покушении хоть тень подозрения против полковника Бёрка, он был бы повешен вместе с Барреттом; ведь последний был приговорен к смерти на основании показаний человека, перед этим ложно указавшего на трех других людей как на виновников этого преступления, причем не было принято во внимание свидетельство восьми граждан, специально приехавших из Глазго, чтобы подтвердить, что Барретт находился в этом городе, когда произошел взрыв. Англичане не стесняются (г-н Брус может подтвердить это фактами), когда дело идет о том, чтобы повесить человека, в особенности фения.
Но все это нагромождение жестокостей не в состоянии сломить неукротимый дух ирландцев. Они только что праздновали в Дублине — более демонстративно, чем когда-либо, — свой национальный праздник св. Патрика. Дома были украшены знаменами, на которых красовались слова: «Ирландия для ирландцев!», «Свобода!», «Да здравствуют политические заключенные!», а воздух — полон звуками национальных песен и марсельезы.
Написано Жении Маркс 22 марта 1870 г. Печатается по тексту газеты
Напечатано в газете «La Marseillaise» № 99, Перевод с французского
29 марта 1870 г.
Подпись: Дж. Уильямс
АГРАРНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В ИРЛАНДИИ
Лондон, 2 апреля 1870 г.
В Ирландии ограбление и даже истребление земледельца и его семьи лендлордом именуется правом собственности, тогда как восстание отчаявшегося земледельца против своего безжалостного палача называется аграрным преступлением. Эти аграрные преступления (agrarian outrages) — впрочем весьма редкие, но умноженные до бесконечности и преувеличенные в калейдоскопе английской прессы, действующей по команде, — послужили, как вам известно, предлогом к воскрешению в Ирландии режима белого террора. С другой стороны, этот террористический режим дает земельным собственникам возможность безнаказанно усиливать свой гнет.
Как уже было сказано, Land Bill под предлогом помощи земледельцам укрепляет ленд-лордизм. Тем не менее, чтобы пустить пыль в глаза и очистить свою совесть, Гладстон был вынужден санкционировать это новое продление существующих в сельском хозяйстве деспотических порядков лишь под условием выполнения некоторых юридических формальностей. Достаточно сказать, что в дальнейшем, как и раньше, произвол лендлорда будет иметь силу закона, если он сумеет навязать своим годовым арендаторам (tenants at will) фантастическую арендную плату, которую нельзя выплатить, или, в случае сдачи земли на договорных началах, заставит своих фермеров подписать договор о добровольном рабстве!
И как же ликуют лендлорды! Дублинская газета «Freeman» печатает письмо священника П. Лавелла, автора книги «Ирландский лендлорд со времени революции», в которой он говорит:
«Я видел целые горы писем, адресованных арендаторам их лендлордом, бравым капитаном, «абсентеистом», живущим в Англии; в этих письмах он уведомляет их, что впредь их арендная плата повышается на 25 %. Это равносильно предупреждению о выселении! И это исходит от человека, который служит земле лишь тем, что из года в год съедает ее плоды!»[550]
С другой стороны, «Irishman» публикует новые арендные договоры[551], продиктованные лордом Дафферином, членом гладстоновского кабинета, который инспирировал Land Bill и внес Coercion Bill в палату лордов. Прибавьте к наглости феодала хищный расчет опытного ростовщика и подлое крючкотворство адвокатишки — и вы получите приблизительное представление о новых арендных договорах, изобретенных этим благородным Дафферином!
