«В общем опыт показывает капиталисту, что постоянно существует известное перенаселение, т. е. перенаселение сравнительно с существующей в каждый данный момент потребностью капитала в возрастании, хотя перенаселение это и составляется из хилых, быстро отживающих, вытесняющих друг друга, так сказать, срываемых до наступления зрелости человеческих поколений. С другой стороны, опыт показывает вдумчивому наблюдателю, как быстро и как глубоко капиталистическое производство, которое с исторической точки зрения родилось лишь вчера, уже успело в корне подорвать жизненную силу народа, как вырождение промышленного населения замедляется лишь постоянным поглощением нетронутых жизненных элементов деревни и как даже сельские рабочие начинают уже вымирать, несмотря на свежий воздух и неограниченное действие среди них закона естественного отбора, в силу которого выживают лишь наиболее сильные индивидуумы. Капитал, который имеет столь «хорошие основания» отрицать страдания окружающего его поколения рабочих, в своем практическом движении считается с перспективой будущего вырождения и в конечном счете неизбежного вымирания человечества не меньше и не больше, чем с перспективой возможного падения земли на солнце. При всякой спекуляции с акциями каждый знает, что гроза когда-нибудь да грянет, но каждый надеется, что она разразится над головой его ближнего уже после того, как ему самому удастся собрать золотой дождь и укрыть его в безопасном месте. Apres moi le deluge! [После меня хоть потоп! Ред.] — вот лозунг всякого капиталиста и всякой капиталистической нации. Поэтому капитал беспощаден по отношению к здоровью и жизни рабочего всюду, где общество не принуждает его к другому отношению… Но в общем и целом это и не зависит от доброй или злой воли отдельного капиталиста. При свободной конкуренции имманентные законы капиталистического производства действуют в отношении отдельного капиталиста как внешний принудительный закон» [278–280].
Установление нормального рабочего дня есть результат многовековой борьбы между предпринимателем и рабочим. Интересно наблюдать два противоположных течения в этой борьбе. Вначале законы имеют целью принудить рабочих работать дольше; со времени первых рабочих статутов (статут, принятый на 23 году царствования Эдуарда III, 1349 г.) до XVIII столетия господствующим классам никогда не удавалось вынудить у рабочего полное количество возможного труда. Но с введением пара и новейших машин дела приняли другой оборот. Введение женского и детского труда с такой быстротой опрокидывало все традиционные пределы рабочего времени, что XIX столетие началось системой чрезмерного труда, равной которой нет в истории человечества и которая уже в 1803 г. вынудила законодательство установить ограничения рабочего дня. Г-н Маркс дает полный отчет об истории английского фабричного законодательства вплоть до фабричного закона 1867 г. и приходит к следующим заключениям:
1) Машины и пар вызывают чрезмерный труд прежде всего в тех отраслях промышленности, в которых они применяются, и потому законодательные ограничения применяются прежде всего в этих отраслях; но в дальнейшем мы находим, что эта система чрезмерного труда распространяется также почти на все производства, даже на такие, в которых машины вовсе не применяются или в которых продолжают существовать самые примитивные способы производства (см. Отчеты комиссии по обследованию условий детского труда).
2) С введением на фабриках женского и детского труда индивидуальный «свободный» рабочий теряет способность сопротивления натиску капитала и вынужден безоговорочно подчиниться. Это заставляет его прибегнуть к коллективному сопротивлению: начинается борьба класса против класса, борьба совокупного рабочего против совокупного капиталиста.
Если мы теперь вернемся к тому моменту, когда мы предполагали, что наш «свободный» и «равноправный» рабочий заключает договор с капиталистом, то мы увидим, что в этом процессе производства весьма многое значительно изменилось. Этот договор со стороны рабочего не является добровольным договором. Время, на которое он волен ежедневно продавать свою рабочую силу, есть то время, на которое он вынужден продавать ее; и только сопротивление рабочих, как массы, вынуждает к введению законов, которые являются общественным препятствием, мешающим рабочим на основании «свободного» договора продавать на смерть и рабство самих себя и своих детей. «На место пышного каталога «неотчуждаемых прав человека» выступает скромная Magna Charta [Великая Хартия. Ред.] ограниченного законом рабочего дня» [311].
Теперь нам предстоит анализировать норму прибавочной стоимости и ее отношение к массе производимой прибавочной стоимости. В этом исследовании мы предполагаем, как мы это делали и до сих пор, что стоимость рабочей силы есть определенная, постоянная величина.
При этом предположении норма прибавочной стоимости определяет в то же самое время и ту массу ее, которую отдельный рабочий доставляет капиталисту за данное время. Если стоимость нашей рабочей силы равна 3 шилл. в день, представляющим 6 часов труда, а норма прибавочной стоимости составляет 100 %, тогда переменный капитал в 3 шилл. производит каждый день прибавочную стоимость в 3 шилл., или рабочий доставляет каждый день 6 часов прибавочного труда.
Так как переменный капитал есть денежное выражение всей рабочей силы, которая одновременно применяется капиталистом, то общая сумма прибавочной стоимости, производимой рабочей силой, получается путем умножения этого переменного капитала на норму прибавочной стоимости; другими словами, она определяется отношением между числом одновременно применяемых рабочих сил и степенью эксплуатации. Каждый из этих факторов может изменяться, так что уменьшение одного может компенсироваться увеличением другого. Переменный капитал, необходимый для применения 100 рабочих при норме прибавочной стоимости в 50 % (скажем, при 3 часах прибавочного труда ежедневно), произведет не больше прибавочной стоимости, чем половина этого переменного капитала, применяющего 50 рабочих при норме прибавочной стоимости в 100 % (скажем, при 6 часах прибавочного труда ежедневно). Таким образом, при известных обстоятельствах и в известных пределах, количество труда, находящегося в распоряжении капитала, может стать независимым от количества рабочих в данный момент.
Есть, однако, абсолютная граница этого увеличения прибавочной стоимости путем повышения ее нормы. Какова бы ни была стоимость рабочей силы, составляет ли необходимое рабочее время 2 или 10 часов, общая стоимость, которую рабочий может производить изо дня в день, никогда не может достигнуть стоимости, в которой представлены 24 часа труда. Для получения одного и того же количества прибавочной стоимости переменный капитал может быть замещен удлинением рабочего дня только в этих пределах. Это обстоятельство впоследствии будет иметь важное значение для объяснения ряда явлений, вытекающих из двух противоречивых тенденций капитала: 1) уменьшать число применяемых рабочих, то есть величину переменного капитала, и 2) все же производить возможно большее количество прибавочного труда.
Далее: «Производимые различными капиталами массы стоимости и прибавочной стоимости, при данной стоимости и одинаковой степени эксплуатации рабочей силы, прямо пропорциональны величинам переменных составных частей этих капиталов… Этот закон явно противоречит всему опыту, основанному на внешней видимости явлений. Каждый знает, что владелец хлопчатобумажной прядильной фабрики, который… применяет относительно много постоянного и мало переменного капитала, не получает от этого меньше прибыли, или прибавочной стоимости, чем хозяин пекарни, который приводит в движение относительно много переменного и мало постоянного капитала. Для разрешения этого кажущегося противоречия требуется еще много промежуточных звеньев, как в элементарной алгебре требуется много промежуточных звеньев для того, чтобы понять, что % может представлять действительную величину» [316].
