Уже три дня не попадалось их следов. Во всяком случае, незнакомцам едва ли удалось добраться до порта Альтамонта. Повидимому, на этих берегах еще не ступала нога человека.
Эти мысли не выходили у него из головы, и Клоубонни решил в последний раз осмотреть местность, для чего и поднялся на холм высотой около ста футов. Оттуда он мог оглядеть всю южную часть горизонта.
Достигнув вершины холма, доктор поднес к глазам подзорную трубу. Каково же было его удивление, когда он решительно ничего не увидел не только вдали, на равнине, но даже в нескольких шагах. Это его озадачило: он снова взглянул в трубу и затем осмотрел инструмент… В трубе не оказалось объектива.
- Объектив! - воскликнул доктор.
Легко догадаться, какая мысль осенила Клоубонни. Он громко закричал, чтобы его услыхали товарищи, которые не на шутку встревожились при виде ученого, со всех ног сбегавшего с холма.
- Что там еще стряслось? - спросил Джонсон.
Запыхавшийся доктор долго не мог вымолвить ни слова; наконец, он произнес:
- Следы… там… Отряд!…
- Что такое? - взволнованно спросил Гаттерас. - Вы видели путешественников?
- Нет! нет!… - отвечал доктор. - Объектив… объектив… мой объектив.
И он показал свой инструмент.
- Так, значит, вы его потеряли! - воскликнул Альтамонт.
- Да.
- В таком случае, эти следы…
- Наши собственные, друзья мои! - воскликнул Клоубонни. - Мы заблудились в тумане. Мы кружились по сторонам и, наконец, набрели на собственные следы.
- Ну, а следы башмака? - спросил Гаттерас.
- Это следы Бэлла, который сломал свои лыжи и весь день шел по снегу в башмаках.
- Совершенно верно, - откликнулся Бэлл.
Ошибка была до того очевидна, что все разразились громким хохотом, за исключением Гаттераса, который, однако, не меньше других был доволен этим открытием.
- Вот так штука! - сказал доктор, когда смолк взрыв веселья. - Каких только предположений мы не строили! Люди на этом берегу. Еще чего не хватало! Надо думать прежде, чем говорить! Но теперь нам нечего опасаться, остается одно - поскорей отплыть.
- В путь! - сказал Гаттерас.
Через четверть часа каждый занял свое место на шлюпке; поставили фок и кливер, и она быстро вышла из порта Альтамонта.
Морское путешествие началось в среду, десятого июля. Мореплаватели находились очень недалеко от полюса, всего в каких-нибудь ста семидесяти пяти милях. Если бы в этой части земного шара был материк, то плавание продолжалось бы очень недолго.
Дул слабый, но попутный ветер. Термометр показывал + 50° (+ 10° Ц). Настала теплая погода.
Шлюпка ничуть не пострадала от перевозки на санях; она была в полной исправности, и управлять ею было нетрудно. Джонсон сел у руля, а доктор, Бэлл и Альтамонт поудобнее устроились между вещами, часть которых находилась на палубе, а другая под палубой.
Стоявший на носу Гаттерас пристально смотрел в одну точку на север, куда его влекло с непреодолимою силой, точно стрелку к магнитному полюсу. В случае открытия какого-нибудь материка Гаттерас хотел увидеть его первым. Эта честь принадлежала ему по праву.
Он заметил, что на поверхности полярного океана ходят короткие волны, как во внутренних морях. По его мнению, это обстоятельство указывало на близость берегов; доктор разделял мнение Гаттераса.
Нетрудно догадаться, почему Гаттерас так страстно хотел найти сушу у Северного полюса. Какое жестокое разочарование испытал бы капитан, если бы там, где он мечтал увидеть хоть клочок земли, расстилался безбрежный простор океана! И в самом деле, разве можно дать какое-то особое название точке среди вечно меняющейся зыби? Разве можно водрузить национальный флаг среди морских волн? И разве можно именем ее величества королевы вступить во владение частью океана?
Неподвижно устремив взгляд вдаль, с компасом в руке, Гаттерас пожирал глазами север.
Безграничный полярный бассейн простирался до самого горизонта, незаметно сливаясь с безоблачным небом. Ледяные горы, плывшие по морю, казалось, уступали дорогу отважным мореплавателям.
Эта часть океана носила весьма своеобразный характер. Но, может быть, такое впечатление она производила на путешественников, до крайности взволнованных и возбужденных? Трудно что-нибудь утверждать. Однако в своих ежедневных записях доктор отметил необычный вид океана, подтверждая то же, что в свое время говорил Пенни, по словам которого эти воды «представляют поразительную картину моря, населенного миллионами живых существ».
Водяная пелена нежных лазоревых оттенков была чрезвычайно прозрачна, позволяя взгляду проникать до самого дна. Создавалось впечатление, что полярный бассейн освещался снизу, подобно колоссальному аквариуму; по всей вероятности, здесь играли роль какие-то электрические процессы, происходившие в глубине моря. Шлюпка, казалось, повисла над бездонной пучиной.
Над поверхностью этих изумительных вод носились бесчисленные стаи птиц, похожие на темные грозовые тучи. Здесь были перелетные береговые и водоплавающие птицы, представители великого семейства водяных птиц, начиная с альбатросов, обитателей южных стран, и кончая пингвинами арктических морей, - но все они были гигантских размеров. Над морем стоял несмолкаемый оглушительный гомон. Глядя на них, доктор должен был признать себя невеждой в орнитологии; он не знал названий многих диковинных птиц, и ему то и дело приходилось наклонять голову, когда они стремительно проносились над ним, со свистом рассекая крыльями воздух.
У некоторых из этих воздушных чудовищ размах крыльев достигал двадцати футов; проносись над шлюпкой, птицы совершенно закрывали ее. Здесь были целые легионы пернатых, названия которых еще не были занесены на страницы лондонского орнитологического указателя.
Ошеломленный, растерявшийся доктор при всей своей учености окончательно стал в тупик.
Когда взгляд его, отрываясь от созерцания чудес воздушного простора, скользил по спокойной поверхности океана, он встречал чудеса морского мира, между прочим медуз чуть не тридцати футов шириной. Они служили основной пищей обитателям воздуха и плавали, как настоящие островки среди гигантских водорослей. Как это было поразительно! Какая разница между этими медузами и теми, микроскопическими, которые наблюдал Скорсби в гренландских морях! По подсчетам этого мореплавателя, на двух квадратных милях морской поверхности число таких медуз достигает двадцати трех триллионов восьмисот восьмидесяти восьми биллионов миллиардов.
Но когда взгляд проникал за пределы водной пелены, перед ним открывалась не менее чудесная картина: вокруг лодки кишели мириады рыб всевозможных пород. Они то быстро погружались в глубину, постепенно уменьшаясь в размерах, и, наконец, совсем исчезали, как волшебные тени, то покидали пучины океана и, мало-помалу увеличиваясь, поднимались на поверхность. Морские чудовища, повидимому, ничуть не пугались шлюпки и не раз мимоходом задевали ее своими огромными плавниками. Профессиональные китобои не без оснований пришли бы в ужас, но наши путешественники даже не подозревали грозившей им опасности, хотя иные из этих обитателей моря достигали грандиозных размеров.
Молодые морские коровы безмятежно резвились, играя в волнах; похожий на сказочного единорога, нарвал, вооруженный длинным, заостренным клыком, которым он разламывает лед, преследовал мелких китообразных; бесчисленное множество китов с характерным свистом выбрасывали фонтаны воды и слизи; гренландский кит, с сильно развитым хвостом и широкими хвостовыми плавниками, на ходу пожирал не менее проворных, чем он, треску и макрель, между тем как ленивая белуха спокойно поглощала таких же медлительных и беспечных моллюсков.
Еще глубже остроносые киты-полосатики, длинные черные гренландские анарнаки, гигантские кашалоты, распространенные во всех морях, плавали среди скопищ серой амбры. В глубине иногда происходили чудовищные бои, от которых океан обагрялся кровью на несколько миль. Цилиндрические «галеры», огромный лабрадорский тегузик, дельфины со спинным плавником в виде сабельного клинка, все семейство моржей и тюленей, морские собаки, морские коньки, морские медведи, львы и слоны, казалось, паслись на влажных пастбищах океана, и изумленный доктор так же легко наблюдал эти несметные стада морских тварей, как если бы смотрел на ракообразных и рыб сквозь зеркальные стекла бассейна в зоологическом саду.
