Однако профессор не привел в исполнение своего намерения покинуть плот и хорошо сделал. Эти неплотно пригнанные бревна представляли все-таки прочную поверхность, точку опоры, которую нам ничто не заменило бы.

Около восьми часов утра произошло новое явление. Восходящее движение внезапно прекратилось. Плот застыл на месте.

- Что такое? - опросил я, почувствовав сильный толчок.

- Остановка, - ответил дядюшка.

- Неужели извержение приостановилось?

- Надеюсь, что нет!

Я встал. Попытался оглядеться вокруг. Может быть, плот, задержанный выступом скалы, оказывал временное сопротивление изверженной массе? В таком случае надо было поскорее освободить его.

Но дело было не в этом. Движение массы пепла, шлаков и гальки приостановилось.

- Неужели извержение прекратилось? - воскликнул я.

- А, - оказал дядя, - ты этого опасаешься, мой мальчик? Но не волнуйся, этот покой не может долго длиться; прошло уже пять минут, и вскоре мы опять начнем наше восхождение к отверстию кратера.

Профессор, говоря это, все время следил за хронометром и еще раз оказался правым в своих предсказаниях. Вскоре плот швырнуло вверх: один рывок, другой - так продолжалось приблизительно две минуты.

- Хорошо, - сказал дядюшка и взглянул при этом на часы, - через десять минут мы снова тронемся в путь!

- Через десять минут?

- Да! Мы имеем дело с вулканом, действующим с перерывами. Он дает нам роздых!

Это было совершенно верно. В назначенную минуту нас снова стало подталкивать вверх с чрезвычайной силой; нам пришлось держаться за бревна, чтобы не свалиться с плота. Потом толчки опять прекратились.

Впоследствии, думая об этом странном явлении, я не находил удовлетворительного объяснения. Однако мне кажется очевидным, что мы очутились не в главном жерле вулкана, а, вероятно, в боковом ходе, где ощущались лишь ослабленные толчки.

Я не могу сказать, сколько раз повторялось наше продвижение подобным способом; могу утверждать только, что всякий раз, как вулканическая деятельность возобновлялась, нас швыряло вверх с все нарастающей силой, как какой-нибудь летательный снаряд. Во время остановок мы задыхались; во время броска вверх горячий воздух спирал дыхание.

Порою я мечтал, как о великом наслаждении, очутиться вдруг в северных странах, при тридцатиградусном морозе! Мое воспаленное воображение переносило меня в снежные равнины Арктики, и мне порою чудилось, что подо мною льды Северного полюса! Впрочем, изнуренный частыми толчками, я вскоре лишился чувств. Если бы не рука нашего Ганса, я разбил бы череп о гранитную стену. Вот почему я не сохранил ни одного отчетливого воспоминания о том, что произошло в последующие часы.

Я смутно припоминаю беспрерывный гул, сотрясение гранитных масс, вращательное движение плота. Он несся по полям лавы под дождем пепла. Огненные языки полыхали вокруг нас. Ураган, исходивший как бы из гигантского вентилятора, яростно раздувал подземный огонь. В последний раз передо мной промелькнуло, словно в зареве пожара, лицо Ганса, затем я уже более ничего не чувствовал, кроме нечеловеческого ужаса, который испытывают несчастные, привязанные к жерлу пушки, в тот момент, когда раздается выстрел, чтобы разметать в воздухе их тело…

Придя в себя, я почувствовал, что меня держит за пояс сильная рука нашего проводника. Другой рукой он поддерживал дядюшку. Я не был тяжело ранен, но скорее чувствовал общую разбитость. Я лежал на склоне горы, в двух шагах от пропасти, в которую мог бы свалиться при малейшем движении. Ганс спас меня от верной гибели, когда я чуть не соскользнул в жерло кратера.

- Где мы? - спросил дядюшка, повидимому, крайне рассерженный тем, что снова оказался на поверхности Земли.

Охотник в недоумении пожал плечами.

- В Исландии? - сказал я.

- Nej, - ответил Ганс.

- Как? Нет? - воскликнул профессор.

- Ганс ошибается, - сказал я, поднимаясь.

После бесчисленных неожиданностей этого путешествия нам предстоял новый сюрприз. Я ожидал увидеть горный пик, покрытый вечным снегом, освещенный бледными лучами полярного неба, бесплодные пустыни северных стран за полярным кругом; а мы, напротив, лежали на склоне горы, выжженной знойными лучами палящего солнца.

Я не хотел верить своим глазам; но мое тело, обласканное солнцем, исключало всякое сомнение. Мы вышли из кратера полунагие, и лучезарное светило, не баловавшее нас последние два месяца, щедро изливало на нас потоки света и тепла.

Когда глаза мои привыкли к этому сиянию, я попытался исправить ошибку своего воображения.

Профессор заговорил первый:

- В самом деле, это не похоже на Исландию.

- А на остров Майен? - заметил я.

- Тоже нет, мой мальчик. Это не северный вулкан с гранитными скалами и снежной вершиной.

- Однако…

- Смотри, Аксель, смотри!

Над нашими головами, не более как в пятистах футах, зиял кратер вулкана, из которого через каждую четверть часа показывался, сопровождаемый страшным гулом, высокий столб пламени с примесью пемзы, пепла и лавы. Я чувствовал, как содрогалась гора: точно огромный кит, пыхтя и отдуваясь, выбрасывала она из своей широкой пасти струю огня и воздуха. Ниже, по довольно крутому скату, расстилались на расстоянии футов семисот-восьмисот изверженные массы, из чего следовало, что общая высота вулкана составляла около трехсот туазов. Подножие вулкана тонуло в зелени: я различал оливковые и фиговые деревья и виноградную лозу, отягощенную румяными гроздьями.

Приходилось согласиться, что пейзаж отнюдь не напоминал северные страны.

Когда взгляд падал на эту зеленую изгородь, он тут же терялся в водах восхитительного моря или озера, обращавшего эту волшебную страну в островок, пространством в несколько лье. На востоке виднелась за крышами домов небольшая гавань, где на лазурных волнах покачивались неведомые суда. Дальше, на водной глади, выступали островки, столь многочисленные, что напоминали собою муравейник. На западе глаз различал полукружие далеких берегов; на иных вырисовывались стройные очертания голубых гор, на других, более дальних, виден был необычайно высокий конус, из вершины которого поднимался столб дыма. На севере сверкала в солнечных лучах необъятная водная ширь, на которой мелькали кое-где мачты или надувшиеся паруса. Неожиданность этого зрелища в сто раз усиливала его дивную красоту.

- Где мы? где мы? - чуть слышно вопрошал я.

Ганс был равнодушен ко всему, а дядюшка смотрел вокруг не чувствуя красоты пейзажа.

- Как бы ни называлась эта гора, - сказал он, наконец, - но на ней немного жарко; взрывы не прекращаются и, положительно, не стоило спастись от извержения, чтоб тебе на голову свалился обломок скалы. Спустимся и посмотрим, что нам делать. Впрочем, я умираю от голода и жажды!

Несомненно, профессор не был мечтателем. Что касается меня, то, забывая голод и утомление, я остался бы тут еще несколько часов, но пришлось следовать за моими спутниками.

Склон вулкана был очень крутой; мы скользили по оврагам, полным пепла, обходя потоки лавы, которые стекали, подобные огненным змеям. Спускаясь, я болтал без умолку, так как фантазии моей не было границ

- Мы в Азии! - восклицал я. - На берегах Индии, на Малайских островах, в Океании! Мы прошли под целым полушарием, чтобы выйти к антиподам Европы.

- А магнитная стрелка? - возразил дядюшка.

- Да, магнитная стрелка, - сказал я в недоумении. - Если верить ей, мы шли все время на север.

- Значит, она нас обманула?

- О, конечно, обманула!

- Если только это не Северный полюс!

- Полюс? Нет, но…

Тут было нечто необъяснимое. Я не знал, что и думать!

Между тем мы приближались к зеленеющей равнине, ласкавшей взор. Голод и жажда мучили меня. К счастью, после двух часов ходьбы мы оказались в чудесной долине с оливковыми и гранатовыми рощами и виноградниками, казалось, не знавшими хозяина. Впрочем, в нашем бедственном положении мы много не раздумывали! Как подкрепили нас сочные фрукты и румяные гроздья, которыми мы насладились досыта! Невдалеке, в траве, под прохладной тенью деревьев, я обнаружил родник с холодной, пенящейся водой, которой мы освежили лицо и руки.