- Что же, по-вашему, с ним случилось? - спросил растроганный рассказом доктор.

- Я полагаю, что, когда лейтенант вышел из убежища, его снесло ветром в полынью. Пальто на нем было застегнуто, поэтому плавать и подняться на поверхность воды он не мог. Ах, доктор, это было величайшее горе, какое я только испытал в жизни! Просто не верилось… Этот молодой офицер погиб жертвой своего долга, потому что, повинуясь приказу капитана Пуллена, хотел добраться до берега, прежде чем тронется лед. Достойный был человек, все его любили на корабле, такой приветливый и смелый. Его оплакивала вся Англия. Даже эскимосы», когда узнали от капитана Инглфилда, возвратившегося из залива Паунда, о смерти лейтенанта, плакали, как плачу я сейчас, и все повторяли: «Бедняга Белло, бедняга Белло!»

- Но как же вам и вашему товарищу удалось добраться до берега? - спросил доктор, взволнованный печальным рассказом.

- Нам-то повезло, доктор. Двадцать четыре часа мы провели на льдине без огня и еды. Наконец, приблизились к ледяному полю, которое село на мель. Мы живо перепрыгнули на него и с помощью единственного оставшегося у нас весла притянули к себе льдину, которою можно было управлять как плотом. Вот так-то мы и добрались до берега, но… одни, без нашего славного офицера.

К концу рассказа «Форвард» уже миновал гибельный берег, и Джонсон потерял из виду место катастрофы. На следующий день залив Гриффина остался вправо от брига, а через два дня - мысы Гриннелла и Хельпмана. Наконец, 14 июля «Форвард» обогнул мыс Осборна, а 15-го встал на якорь в бухте Беринга, в конце пролива. Плавание не представляло особых затруднений, и Гаттерас встретил здесь почта такое же свободное море, как и Бельчер, который на кораблях «Пионер» и «Ассистенс» отправился зимовать почти под семьдесят седьмой градус северной широты. Было это во время его первой зимовки в 1853-1854 году в бухте Беринга, где теперь стоял на якоре «Форвард».

После ряда тяжелых испытаний, с трудом избегнув гибели, Бельчер был вынужден бросить «Ассистенс» среди вечных льдов.

Шандон рассказал и об этой катастрофе деморализованному экипажу. Известна ли была Гаттерасу измена его старшего помощника? Трудно было сказать, ибо капитан ничего об этом не говорил.

На высоте бухты Беринга находится узкий проход, соединяющий пролив Веллингтона с проливом Королевы. Льды скопились там в громадном количестве. Тщетно пытался Гаттерас обогнуть с севера остров Гамильтона, - ему помешал бурный ветер. Пришлось войти в пролив между островом Гамильтона и островом Корнуоллиса. Эта бесплодная попытка отняла пять драгоценных дней.

Между тем похолодало; 19 июля было + 26° (- 4° Ц); впрочем, на следующий день снова потеплело. Это были первые признаки приближения зимы. Следовало торопиться. Установившийся западный ветер мешал продвижению брига; тем не менее Гаттерас старался как можно скорее добраться до места, где Стюарт видел свободное море. 19 июля капитан решил во что бы то ни стало пройти свободным проходом; дул встречный ветер, но с помощью паровой машины корабль мог бы еще бороться с налетавшими снежными вихрями, если бы не приходилось беречь остатки топлива. Кроме того, проход был слишком широк, чтобы бриг можно было тянуть канатом. Не обращая внимания на усталость экипажа, Гаттерас решил использовать средство, к какому прибегают китобои в подобных обстоятельствах. Он приказал спустить шлюпки до самой воды, подвесив их на талях по бокам брига. Шлюпки прочно закрепили с носа и с кормы; у одних весла находились с правого, а у других - с левого борта; матросы разместились на банках и стали усиленно работать веслами, двигая корабль против ветра.

«Форвард» медленно шел проходом. Понятно, с какой усталостью была сопряжена подобная работа. Экипаж начал роптать. Четыре дня бриг подвигался таким образом и 23 июля, наконец, добрался до острова Беринга, в проливе Королевы.

Ветер держался все время противный. Экипаж выбился из сил. Доктор нашел, что здоровье матросов стало сдавать, и у некоторых обнаружил признаки цынги. Он начал всеми средствами бороться с этим страшным недугом, пользуясь тем, что в его распоряжении был большой запас лимонного сока и известковых препаратов.

Гаттерас понял, что ему уже нельзя полагаться на экипаж. Тут ничего не добьешься уговорами. Поэтому он решил действовать круто и в случае надобности прибегнуть к самым суровым мерам. В особенности он опасался Ричарда Шандона и Джемса Уолла, который, однако, не осмеливался явно выражать свое неудовольствие. На стороне Гаттераса были доктор, Бэлл и Симпсон. Эти люди были преданы ему телом и душой. К числу колеблющихся он относил Фокера, Болтона, оружейника Уолстена и Брентона, старшего механика, чувствуя, что в любой момент они могут повернуть против него. Что касается Пэна, Гриппера, Клифтона и Уорена, то они громко высказывали свои мятежные замыслы и хотели заставить капитана «Форварда» вернуться в Англию.

Гаттерас прекрасно знал, что от измученных, упавших духом матросов уже нельзя требовать прежней работы. Двадцать четыре часа он продержался в виду острова Беринга, не продвинувшись ни на шаг. Между тем температура понижалась, и в июле под этими высокими широтами уже сказывалось приближение зимы. 24-го термометр опустился до + 22° (- 6° Ц). По ночам нарастал молодой лед, от шести до восьми линий толщиной; если бы его покрыло снегом, он вскоре мог бы выдержать тяжесть человека. Море стало мутным, приняло грязноватый оттенок; это значило, что в воде уже начали образовываться ледяные кристаллы. Эти грозные признаки сильно тревожили Гаттераса. Если бы проходы закрылись, ему пришлось бы зазимовать в этих местах, далеко от цели путешествия, даже мельком не взглянув на свободное море, которое, по словам его предшественников, находилось где-то совсем близко. Поэтому он решил во что бы то ни стало продвинуться на несколько градусов к северу. Видя, что вконец измученная команда уже не в силах грести, а паруса бесполезны ввиду противного ветра, Гаттерас приказал развести пары.

Это неожиданное приказание весьма удивило экипаж «Форварда».

- Развести пары! - воскликнули одни.

- А чем? - спрашивали другие.

- У нас в трюме топлива всего-навсего на два месяца! - крикнул Пэн.

- А чем мы будем топить зимой? - спросил Клифтон.

- Придется, видно, сжечь бриг до самой ватерлинии, - ответил Гриппер.

- И топить печи мачтами, начиная с брам-стеньги и кончая бугшпритом, - угрюмо добавил Уорен.

Шандон пристально смотрел на Уолла. Оторопевшие механики не решались спуститься в машинное отделение.

- Вы слыхали, что я сказал? - с раздражением в голосе крикнул Гаттерас.

Брентон направился к люку, но, дойдя до него, остановился.

- Не ходи, Брентон! - раздался чей-то голос.

- Кто это сказал? - крикнул Гаттерас.

- Я! - бросил Пэн, подходя к капитану.

- Что скажете? - спросил капитан.

- Я говорю… я говорю, - буркнул Пэн, добавив крепкое словечко, - что с нас хватит, что дальше мы не пойдем, что мы не хотим околеть зимой от каторжного труда и от холода и что котел не затопят!

- Мистер Шандон, - холодно сказал Гаттерас, - прикажите арестовать этого человека.

- Но, капитан, - возразил Шандон, - человек этот сказал…

- Если вы повторите то, что он сказал, я арестую и вас в вашей каюте, - сказал Гаттерас. - Взять его! Слышите!

Джонсон, Бэлл и Симпсон пошли было к обезумевшему от ярости матросу.

- Попробуйте только меня тронуть!… - вскричал Пэн. Он схватил ганшпуг и угрожающе размахивал им над головой.

Гаттерас подошел к нему.

- Пэн, - твердо сказал капитан, - еще одно движение - и я пущу тебе пулю в лоб!

С этими словами он взвел курок револьвера и прицелился в матроса.

Послышался ропот.

- Эй вы там, ни слова! - крикнул Гаттерас. - Или этот человек погиб!

Джонсон и Бэлл обезоружили Пэна, который уже не пытался сопротивляться, и увели его в трюм.