Тюленей на лежбище оказалось много, и охотники, вооружившись палицами с железными наконечниками, без особого труда забили с полдюжины тюленей. Наб и Пенкроф освежевали туши, но принесли в Гранитный дворец только жир и шкуры, - из шкур предполагалось сшить прочную обувь.
Охота принесла Сайресу Смиту около трехсот килограммов тюленьего жира, и инженер решил употребить его на выделку свечей.
Способ производства он применил самый простой, и если не получил свечей высшего сорта, то все же они были вполне пригодны для освещения. Будь у Сайреса Смита одна только серная кислота, и то он мог бы, обработав ею какое-либо вещество, вроде тюленьего жира, выделить из этой смеси глицерин, а затем, залив полученное соединение крутым кипятком, он без труда высвободил бы из него олеин, пальметин и стеарин. Но для упрощения дела Сайрес Смит предпочел омылить жир раствором извести. Таким способом он получил известковое мыло, которое под действием серной кислоты легко было разложить на сернистую известь и на жирные кислоты.
Из трех этих кислот - олеиновой, пальметиновой и стеариновой - олеиновая кислота, находившаяся в жидком состоянии, была отжата давлением, а две остальных образовали ту массу, из которой надо было отливать свечи.
Изготовление свечей заняло лишь сутки. Фитили после нескольких проб сделали из растительных волокон и окунули их в расплавленную массу; получились настоящие стеариновые свечи, сформованные вручную, им не хватало лишь отбелки и полировки. Конечно, они уступали качеством свечам фабричной выделки, у которых фитиль пропитывается борной кислотой, а поэтому стекленеет по мере сгорания и сгорает весь целиком; но Сайрес Смит сделал пару превосходных щипчиков, чтобы снимать нагар, и в долгие зимние вечера самодельные свечи сослужили большую службу обитателям Гранитного дворца и получили высокую оценку с их стороны.
Весь июнь кипела работа по отделке нового жилища. Столярам нашлось много дела. Принялись также улучшать изготовленные раньше инструменты, считая их теперь слишком топорными; пополнили набор инструментов новыми. Так, например, в Гранитном дворце появились ножницы. Наконец-то колонисты могли постричься, и если не побриться, то хоть подправить бороду и придать ей любую форму по своему вкусу. Правда, Герберт был еще безусым юнцом, а у Наба борода плохо росла, зато их товарищи так обросли, что появление ножниц оказалось очень кстати.
Бесконечных трудов стоило сделать ручную пилу, так называемую ножовку, но в конце концов ее смастерили, и, направляемая сильной рукой, она прекрасно резала древесину и вдоль и поперек. При помощи пилы наделали столов, табуреток, скамеек, шкафов и обставили этой мебелью главные комнаты; соорудили кровати, но единственной постельной принадлежностью у каждого был тюфяк из морской травы. Прекрасный вид имела теперь кухня с ее многоярусными полками и расставленной на полках разнообразной глиняной утварью, с кирпичной печкой и даже с кусками пемзы для чистки посуды; Наб священнодействовал там, словно химик в своей лаборатории.
Вскоре столяры стали плотниками: после того как был создан при помощи взрыва новый водосток, стало необходимым построить два моста, - один на плато Кругозора, другой на берегу моря. Ведь теперь и плато и берег пересекал быстрый поток, через который приходилось перебираться, чтобы попасть в северную часть острова. Желая избежать переправы, колонисты волей-неволей делали большой крюк и огибали плато с западной стороны, доходя до самых истоков Красного ручья. Проще всего было перебросить два мостика длиною в двадцать - двадцать пять футов; для наведения их потребовалось несколько стволов деревьев, кое-как обтесанных топором. Эти работы заняли несколько дней, а как только мосты были готовы, Наб и Пенкроф воспользовались ими для путешествия к устричной отмели, которую в свое время открыл Герберт. Они захватили с собой грубо сделанную тележку, заменившую прежнюю неудобную плетенку, и привезли с отмели несколько тысяч устриц, которые быстро прижились на новом месте. Среди подводных скал, близ устья реки Благодарения, появилась новая устричная колония. Устрицы были превосходного вкуса, и в Гранитном дворце ежедневно лакомились ими.
Как видите, остров Линкольна, хотя он был исследован поселенцами лишь в незначительной части, уже доставлял им все необходимое. И казалось весьма вероятным, что в его лесах, тянувшихся от реки Благодарения до Змеиного мыса, в самых потаенных уголках щедрая природа припасла для них новые сокровища.
Только одного ее дара не хватало поселенцам острова, и это оказалось для них тяжелым лишением. У них было достаточно и мясной пищи и растительной, служившей приправой к мясу; отвар из корней драцены, подвергнутый брожению, давал им кисловатый, похожий на пиво напиток, который они предпочитали воде; хотя на острове не было ни сахарного тростника, ни сахарной свеклы, они даже выделывали сахар, собирая для этого сладкий сок сахарного клена (Acer sacharinum) - одного из представителей семейства кленовых, произрастающих во всех странах умеренного климата, на острове его было довольно много; они приготовляли очень приятный чай из монарды, обильно разросшейся в крольчатнике, и, наконец, у них в избытке имелась соль, единственный минерал, употребляющийся человеком в пищу, - не было у них только хлеба.
Быть может, впоследствии колонистам удалось бы заменить хлеб каким-нибудь похожим на него суррогатом - крупой из сердцевины саговой пальмы или мучнистыми плодами хлебного дерева, - возможно, что это ценнейшее дерево росло в лесах южной части острова, но пока оно еще не встречалось колонистам.
Однако и тут провидение пришло им на помощь. Правда, эта помощь явилась в виде бесконечно малой величины, но, при всей своей изобретательности, при всем своем уме, Сайрес Смит не мог бы создать того, что Герберт совершенно случайно нашел однажды за подкладкой своей куртки, когда занялся ее починкой.
В этот день с неба потоками низвергался ливень, обитатели Гранитного дворца коротали время за разными поделками, собравшись вместе в своем «зале», и вдруг юноша воскликнул:
- Вот так штука! Смотрите, мистер Сайрес, - зернышко пшеницы!
И он показал товарищам зерно, одно-единственное зернышко, попавшее из дырявого кармана куртки за подкладку.
Находка объяснялась очень просто. В Ричмонде Герберт всегда сам кормил диких голубей, которых подарил ему Пенкроф, и имел обыкновение держать для них в кармане корм.
- Зерно пшеницы? - с живостью спросил инженер.
- Да, мистер Сайрес. Но только одно, одно-единственное!
- Ну, голубчик, одолжил! - смеясь, воскликнул Пенкроф. - Право, одолжил!… Да что ж мы можем сделать из одного зернышка?
- Хлеб будем печь, - ответил Сайрес Смит.
- Хлеб, булки, пирожные, торты! - насмешливо подхватил моряк. - Много воды утечет, пока это зернышко накормит нас до отвала хлебом.
Не придавая никакого значения своей находке, юноша хотел было бросить ее на пол, но Сайрес взял зерно из рук Герберта и, внимательно его рассмотрев, определил, что оно нисколько не повреждено.
- Пенкроф, - спокойно спросил он, глядя на моряка в упор, - сколько колосьев вырастает из одного хлебного зерна? Вы знаете?
- Один колос, я полагаю, - ответил моряк, удивленно посмотрев на него.
- Нет, Пенкроф, - десять! А вы знаете, сколько зерен в одном колосе?
- Ей-богу, не знаю.
- В среднем - восемьдесят, - сказал Сайрес Смит. - И вот, если мы посадим это зерно, то при первом урожае соберем восемьсот зерен, а они дадут нам при втором урожае шестьсот сорок тысяч зерен, а при третьем - пятьсот двенадцать миллионов, а при четвертом - более четырехсот миллиардов зерен. Вот какова пропорция!
Товарищи молча его слушали. Такие цифры их ошеломили. Однако подсчеты Сайреса Смита были правильны.
- Да, друзья мои, - продолжал инженер. - Волею природы потомство хлебного зернышка возрастает в геометрической прогрессии. Впрочем, размножение пшеницы, зерно которой дает при первом урожае восемьсот зерен, - ничто по сравнению с маком, у которого в одной коробочке тридцать две тысячи зерен, и с табаком, у которого один корень дает триста шестьдесят тысяч семечек. Если б не многочисленные причины, мешающие их размножению, два этих растения заполонили бы в несколько лет весь шар земной.
