- И будем с хлебом?
- Будем с хлебом.
- Придется построить мельницу!
- И мельницу построим.
Поэтому в третий раз под хлебное поле отвели участок куда обширнее, чем прежде, и, самым тщательным образом обработав землю, посеяли пшеницу. Покончив с этим делом, Пенкроф снова принялся за постройку судна.
А Гедеон Спилет и Герберт все это время охотились в окрестностях или углублялись в неведомые дебри лесов Дальнего Запада, держа наготове ружья, заряженные пулями. Не раз они попадали в непроходимые заросли, где деревья стояли ствол к стволу, словно им не хватало места. Исследовать лесные чащи оказалось делом чрезвычайно трудным, и журналист всегда брал с собой компас, потому что солнечные лучи, с трудом пробивались сквозь густые ветви и легко было заблудиться. Дичи, разумеется, здесь попадалось меньше, так как зверям и птицам не было простора. И все же наши охотники во второй половине апреля подстрелили трех крупных травоядных. То были сумчатые медведя (поселенцы уже как-то видели сумчатых медведей на северном берегу озера); животные попытались спрятаться от охотников за густыми ветвями, но были убиты меткими выстрелами. Охотники принесли шкуры в Гранитный дворец, обработали серной кислотой, выдубили, и они стали пригодны для употребления.
Однажды во время охоты была сделана драгоценнейшая находка, правда совсем в ином духе; честь открытия принадлежала Гедеону Спилету.
Дело было 30 апреля. Охотники зашли в юго-западную часть леса Дальнего Запада, причем журналист, опередив Герберта шагов на пятьдесят, очутился на полянке - деревья там словно расступились и дали дорогу солнечным лучам.
Гедеона Спилета поразил чудесный аромат: благоухало какое-то растение с гроздьями цветов, с прямыми, стройными стеблями и коробочками крохотных семян. Журналист сорвал два-три стебля и вернулся к юноше, говоря:
- Посмотри-ка, Герберт, что это такое?
- А где вы сорвали цветы, мистер Спилет?
- Вон там, на поляне, их там полно.
- Как вам будет благодарен Пенкроф за эту находку, мистер Спилет!
- Неужели это табак?
- Да, правда, не первосортный, но все же табак.
- До чего обрадуется Пенкроф! Но не выкурит же он все, черт возьми! Нам оставит!
- Знаете что, мистер Спилет, не будем пока говорить Пенкрофу о находке, - предложил Герберт. - Приготовим табак и в один прекрасный день преподнесем ему набитую трубку.
- Отлично придумано, Герберт, и тогда нашему другу Пенкрофу больше нечего будет желать в этом мире.
Журналист и Герберт набрали изрядную охапку драгоценных листьев и пронесли их в Гранитный дворец «контрабандой» - с такими предосторожностями, как будто Пенкроф был таможенным надсмотрщиком. Они посвятили в тайну Сайреса и Наба, а моряк ничего не подозревал в продолжение всего того долгого времени, пока тонкие листья сушились, пока их рубили и держали на горячих камнях. На это ушло два месяца, все удалось проделать так, что Пенкроф ничего и не приметил: он был поглощен своим ботом и только поздно вечером возвращался домой.
Первого мая ему все же пришлось прервать любимую работу и вместе со своими товарищами поохотиться за одним редкостным животным.
Уже несколько дней в двух-трех милях от берегов острова Линкольна в открытом море плавал кит исполинских размеров. Очевидно, это был капский или южный кит.
- Как бы нам изловчиться и загарпунить кита? - как-то раз сказал моряк. - Было бы у нас подходящее судно да прочный гарпун, я бы первый сказал: «Пошли бить кита, - себя не пожалею, а его одолею».
- Хотелось бы мне посмотреть, как вы орудуете гарпуном, Пенкроф, - заметил Гедеон Спилет. - Зрелище, вероятно, прелюбопытное.
- Прелюбопытное и преопасное. Но мы безоружны, - сказал инженер, - поэтому нечего нам и думать о ките.
- Удивительно, - продолжал журналист, - как это кит заплыл в такие широты?
- Что вы, мистер Спилет, - возразил Герберт, - ведь мы находимся именно в той части Тихого океана, которую английские и американские рыбаки называют «китовым полем», - именно тут, между Новой Зеландией и Южной Америкой, попадается наибольшее количество китов Южного полушария.
- Что верно, то верно, - вставил Пенкроф, - просто даже не пойму, отчего их здесь так мало. А впрочем, какой от них толк, раз невозможно к ним подойти.
И Пенкроф, вздыхая, принялся за работу, ибо каждый матрос в душе рыбак, а если удовольствие от рыбной ловли прямо пропорционально улову, то посудите сами, какие чувства волнуют гарпунщика, когда он видит кита.
Да если бы все сводилось к одному лишь удовольствию! Ведь колонисты понимали, какую ценную добычу они упускают, как пригодились бы им и ворвань и китовый ус.
А кит словно и не думал покидать воды острова. Наблюдение за животным велось то с плато Кругозора, то из окон Гранитного дворца; когда Герберт и Гедеон Спилет не охотились, они поминутно смотрели в подзорную трубу, как и Наб, иногда отходивший от плиты.
Кит попал в обширную бухту Соединения и стремительно бороздил ее воды от мыса Челюсть до мыса Коготь; он плыл при помощи своего удивительно мощного хвостового плавника, на который он налегал, продвигаясь вперед какими-то скачками и развивая скорость, порою достигавшую двенадцати миль в час. Иногда он так близко подходил к острову, что его можно было хорошо рассмотреть. Оказалось, что это настоящий южный кит; он был черного цвета, голова у него была приплюснута больше, чем у китов Северного полушария.
Было видно, как у него из водометных отверстий высоко взлетает облако пара… или фонтан воды, ибо, как это и не странно, естествоиспытатели и китобои до сих пор ведут споры по этому поводу. Что же он выбрасывает - пар или воду? Есть предположение, что эго пар, который превращается в воду, соприкасаясь с холодным воздухом, и оседает, рассыпаясь брызгами.
Одним словом, огромное млекопитающее занимало все помыслы колонистов. Особенно прельщал кит Пенкрофа, даже отвлекал его от работы. Кончилось тем, что наш моряк стал думать только об одном: как бы поймать кита, - так запретный плод манит ребенка. Моряк даже во сне видел кита, и если бы у него было снаряжение гарпунщика да был бы готов бот, он, конечно, не раздумывая, пустился бы в море вслед за китом.
Но то, что не могли сделать колонисты, сделал случай. 3 мая раздались крики; Наб, стоявший на наблюдательном посту у кухонного окна, сообщил, что кит попал на мель.
Герберт и Гедеон Спилет, собравшиеся было на охоту, побросали ружья, Пенкроф отшвырнул топор, Сайрес Смит и Наб присоединились к друзьям, и все побежали к отмели, на которой лежал кит.
Вода спала, а он остался на песчаной отмели у мыса Находки, в трех милях от Гранитного дворца. Очевидно, киту нелегко было оттуда выбраться. Так или иначе, друзья решили, не теряя времени, отрезать ему все пути к отступлению.
Прихватив пики, колья с железными наконечниками, колонисты побежали к мысу. Вот они миновали мост через реку Благодарения, перебрались на правый берег реки, вот идут по песку, а спустя двадцать минут - они уже возле огромного животного, над которым тучей кружат птицы.
- Ну и чудовище! - воскликнул Наб.
Замечание было правильное: кит, принадлежавший к породе южных китов, оказался настоящим исполином восьмидесяти футов длиной, весил, должно быть, не меньше ста пятидесяти тысяч фунтов.
Чудовище лежало на отмели, не било хвостом, не пыталось всплыть, пока прилив был еще высок.
Когда начался отлив, колонисты обошли вокруг кита и поняли, отчего он лежит неподвижно.
Он был мертв: в его левом боку колонисты увидели гарпун.
- Следовательно, в наши края заплывают китобойные суда! - живо сказал Гедеон Спилет.
- Откуда вы взяли? - спросил моряк.
- Но ведь гарпун…
- Полно, мистер Спилет, это ничего не значит, - ответил Пенкроф. - Иной кит тысячу миль проплывет с гарпуном в боку; может статься, нашего кита хватили на самом севере Атлантического океана, а он приплыл умирать на юг Тихого океана.
- И все же… - произнес Гедеон Спилет, которого не убедили слова Пенкрофа.
