- Согласен, Пенкроф, - ответил Гедеон Спилет, - если хозяин и придет, он, право, не рассердится на непрошенных гостей.

- Хозяин не придет! - сказал моряк, качая головой.

- По-вашему, он уехал? - спросил журналист.

- Нет, если бы уехал, захватил бы оружие и инструменты, - ответил Пенкроф. - Ведь вы знаете, как дорожит человек вещами, которые вместе с ним уцелели при кораблекрушении. Да нет же, нет, - повторил моряк с глубоким убеждением, - он не покинул острова. Если он смастерил лодку и пустился на ней в путь, он ни за что не оставил бы самых необходимых вещей! Нет, он на острове!

- И он жив? - спросил Герберт.

- Может быть, жив, а может быть, умер. А если и умер, то ведь не зарыл же он сам себя, - ответил Пенкроф, - стало быть, мы найдем его останки.

Итак, друзья решили провести ночь в покинутой хижине; они жарко натопили ее, благо дров было припасено достаточно. Закрыв дверь, Пенкроф, Герберт и Гедеон Спилет уселись на скамью; они были погружены в свои думы и лишь изредка перебрасывались словами. В таком расположении духа человек строит всяческие догадки и готов ко всяческим неожиданностям; они жадно ловили звуки, доносившиеся из леса. И если бы дверь вдруг распахнулась и кто-нибудь вошел, они ничуть не удивились бы, хотя домик и был заброшен; они от всей души пожали бы руку человека, потерпевшего кораблекрушение, - неизвестного, которого ждали, как друга.

Но они так и не услышали шума шагов, дверь так и не отворилась, а время текло.

Какой же длинной показалась ночь моряку и его спутникам! Герберт, правда, проспал часа два, ибо в его возрасте сон необходим. Всем троим хотелось поскорее снова приняться за поиски и осмотреть все укромные уголки острова. Разумеется, Пенкроф сделал правильные выводы, и можно было с уверенностью сказать, глядя на покинутую хижину и уцелевшие в ней инструменты, утварь и оружие, что человек, живший здесь, погиб. Поэтому было решено разыскать его останки и похоронить их по христианскому обычаю.

Рассвело. Пенкроф и его товарищи тотчас же начали осматривать хижину.

Место для нее было выбрано очень удачно, у подножья холма, под сенью пяти-шести великолепных камедных деревьев. Перед фасадом была прорублена широкая просека, хорошо было видно море. Лужайка, обнесенная почти развалившейся деревянной изгородью, спускалась к берегу, а слева от нее в море впадал ручей.

Хижина была построена из досок, по всей вероятности из обшивки корпуса или палубы какого-то судна. Разбитое судно было, очевидно, выброшено на островок, кто-нибудь спасся и, раздобыв инструменты, построил хижину из обломков корабля.

Никаких сомнений не осталось, когда Гедеон Спилет, обойдя вокруг хижины, заметил на одной из досок - вероятно, бывшего фальшборта - такие, почти стершиеся, буквы:

«Б…тан…я».

- Британия! - закричал моряк, которого подозвал журналист. - Так часто называют корабли, и я, право, не знаю, американское или английское было это судно.

- Это не важно, Пенкроф!

- Не важно, что и говорить, - согласился Пенкроф, - если моряк еще жив, мы спасем его, откуда бы он ни был родом. Но пока мы не возобновили поиски, навестим-ка «Бонадвентур».

Пенкроф стал беспокоиться о своем судне. А что, если на острове живут люди и кто-либо из его обитателей завладел ботом. Но он сам пожал плечами, сделав такое невероятное предположение.

К тому же он охотно бы позавтракал на борту «Бонадвентура». Дорожка, ведущая к берегу, была не длинна - самое большее с милю. Итак, все направились к боту, по дороге заглядывая в лес и заросли кустарника, куда убегали целые стада коз и свиней.

Через двадцать минут они вновь увидели восточный берег острова и свой бот, державшийся на якоре, глубоко засевшем в песке.

Пенкроф облегченно вздохнул. Ведь судно было его детищем, а отцы имеют право поддаваться тревоге, не внимая голосу разума. Путники поднялись на судно и плотно позавтракали, чтобы не проголодаться до обеда, иными словами - до позднего вечера; покончив с едой, они снова отправились на остров и исследовали его самым тщательным образом.

Вероятнее всего, единственный обитатель острова погиб. Поэтому Пенкроф и его товарищи искали, пожалуй, не человека, а его останки. Но все поиски были тщетны: полдня друзья без толку бродили по лесам, покрывающим островок. Они пришли к выводу, что потерпевший кораблекрушение умер и от него не осталось ни следа: очевидно, хищные звери пожрали труп.

- Отправимся в обратный путь с рассветом, - сказал Пенкроф спутникам, когда около двух часов дня все расположились на отдых в тени под соснами.

- Думаю, - заметил Герберт, - что мы без угрызения совести можем увезти утварь, оружие и инструменты, принадлежавшие хозяину хижины. Не правда ли?

- Согласен, - ответил Гедеон Спилет, - все это нам пригодится. Если не ошибаюсь, в хижине немалые запасы пороха и дроби.

- Да, - проговорил Пенкроф, - не забыть бы прихватить парочку свиней, ведь их у нас на острове Линкольна нет…

- И собрать семена, - добавил Герберт, - будут у нас тогда все овощи и Старого и Нового Света.

- А не пожить ли нам еще денек на острове Табор: перетащили бы на судно все, что может нам понадобиться, - заметил журналист.

- Ну нет, мистер Спилет, - воспротивился Пенкроф, - прошу вас - уедем завтра же с самого утра. По-моему, ветер меняет направление и начинает дуть с запада; нас сюда подгонял попутный ветер, с попутным будем и возвращаться.

- Значит, не стоит терять времени! - воскликнул Герберт, вскакивая.

- Да, не стоит, - повторил Пенкроф. - Займись сбором семян, в них ты разбираешься получше нашего, а мы с мистером Спилетом поохотимся на свиней; надеюсь, нам удастся поймать несколько штук даже без Топа.

Герберт пошел по дорожке, ведущей к полям и огородам, а моряк с журналистом углубились в лес.

Тут водились свиньи самых различных пород; но на редкость проворные животные и не думали подпускать к себе людей и разбегались в разные стороны. Через полчаса охотникам все же удалось поймать среди густых зарослей самца и самку, как вдруг в нескольких сотнях шагов к северу раздались крики. Крикам вторило какое-то страшное, звериное рычанье.

Пенкроф и Гедеон Спилет выпрямились и стали прислушиваться; свиньи, которых моряк не успел связать, разбежались.

- Да это голос Герберта! - воскликнул журналист.

- Бежим! - закричал Пенкроф.

И оба со всех ног побежали к тому месту, откуда доносились крики.

Спешили они не напрасно: когда дорожка, повернув, вывела их на поляну, они увидели, что какой-то дикий зверь, очевидно огромная обезьяна, душит юношу, повалив его на землю.

Пенкроф и Гедеон Спилет с быстротой молнии бросились на чудовище, сбили с ног и, освободив из его лап Герберта, прижали к земле. Моряк был могуч, как Геркулес, журналист тоже отличался немалой силой, и хоть пленник сопротивлялся, его связали так крепко, что он не мог пошевельнуться.

- Ты цел и невредим, Герберт? - спросил Гедеон Спилет.

- Да, да.

- Попробовала бы эта обезьяна растерзать тебя!… - с угрозой воскликнул Пенкроф.

- Да это не обезьяна! - возразил Герберт.

При этих словах Пенкроф и Гедеон Спилет взглянули на странное существо, лежавшее на земле.

Действительно, то не была обезьяна. Это было человеческое существо, - то был человек! Но какой человек! Дикарь в самом ужасном смысле этого слова, тем более страшный оттого, что дошел он до последней степени одичания.

Взъерошенные волосы, грязная борода, свисавшая на грудь, вместо одежды - набедренная повязка, какой-то рваный лоскут, блуждающие глаза, огромные руки с непомерно длинными ногтями, кожа на лице темная, под стать черному дереву, ступни заскорузлые, будто роговые. Вот какой был облик у жалкого создания, именуемого, однако, человеком. И невольно возникал вопрос: сохранилась ли душа у этого существа, или же уцелели одни только животные инстинкты?

- А вы уверены, что это человек или что он был когда-то человеком? - спросил Пенкроф журналиста.