За эти два года ни один корабль не прошел в виду острова, ни один парус не появился на горизонте. Очевидно, остров Линкольна находился в стороне от морских путей и о нем никто не знал, о чем свидетельствовали также и карты. Иначе источники пресной воды, бесспорно, привлекали бы сюда корабли, хоть на острове и не было удобной бухты.
Безбрежное море, расстилавшееся вокруг, было всегда пустынно, и колонисты знали, что никто не поможет им вернуться на родину, что надо рассчитывать только на самих себя. И все же у них была единственная возможность спастись, о ней колонисты и говорили как-то в начале апреля, собравшись в зале Гранитного дворца.
Речь зашла об Америке, о родной стране, которую они почти не надеялись увидеть снова.
- Право же, у нас только одна возможность покинуть остров Линкольна, - сказал Гедеон Спилет, - надо построить корабль, чтобы пройти по морю несколько сот миль. Раз нам удалось построить бот, построим и корабль.
- И доберемся до островов Туамоту, раз добрались до острова Табор, - подхватил Герберт.
- Я не против этого, - ответил Пенкроф, обладавший решающим голосом во всех вопросах, касавшихся мореплавания, - не против, хотя одно дело - проплыть большое расстояние, а другое - проплыть маленькое! Когда мы плыли на остров Табор, ветер играл нашим ботом, как щепкой, но мы знали, что берег недалек, а тысяча двести миль - не малый путь: ведь до ближайшей земли не меньше!
- Неужели, Пенкроф, вы не отважитесь? - спросил журналист.
- Я-то на все готов, мистер Спилет, - ответил моряк, - сами знаете, перед опасностью я не отступаю!
- Заметь-ка, Пенкроф, ведь у нас завелся еще один моряк, - вставил Наб.
- Кто же? - удивился Пенкроф.
- Айртон.
- Верно, - подтвердил Герберт.
- Если только он захочет отправиться с нами! - оказал Пенкроф.
- Что вы, Пенкроф! - воскликнул журналист. - Уж не думаете ли вы, что если бы яхта Гленарвана пристала к острову Табор в те дни, когда Айртон жил там, он отказался бы уехать?
- Вы забываете, друзья, - заметил Сайрес Смит, - что разум у Айртона помутился только за последние годы. Но дело не в этом. Надо решить, можно ли рассчитывать, что шотландский корабль вернется за Айртоном? Ведь Гленарван обещал возвратиться на остров Табор, когда сочтет, что Айртон искупил свою вину, и я уверен, он сдержит свое слово.
- Несомненно, - сказал журналист, - и приедет скоро, ибо Айртон в изгнании уже двенадцать лет!
- Да и я согласен с вами, - сказал Пенкроф, - лорд Гленарван вернется, и ждать его недолго. Но где, по-вашему, пристанет его яхта? Конечно, к острову Табор, а не к острову Линкольна.
- Совершенно верно, - вмешался в разговор Герберт, - тем более что остров Линкольна даже не нанесен на карту.
- Поэтому-то, друзья мои, - продолжал инженер, - надо принять меры и известить того, кто приплывет к острову Табор, что Айртон и мы сами находимся на острове Линкольна.
- Что верно, то верно, - сказал журналист, - по-моему, проще всего оставить в хижине, где жил капитан Грант, а затем Айртон, записку с точными координатами нашего острова, да положить так, чтобы она бросилась в глаза Гленарвану или его спутникам.
- До чего же досадно, - воскликнул моряк, - что мы не сообразили сделать это, когда были на острове Табор!
- Нам это и в голову не пришло! - заметил Герберт. - Ведь мы не знали о прошлом Айртона, не знали, что за ним обещали приехать; все стало известно только осенью, но тогда из-за ненастья нельзя было возвратиться на остров Табор.
- Да, - подтвердил Сайрес Смит, - тогда было уже поздно, теперь придется ждать до весны.
- А что, если шотландская яхта явится именно теперь? - спросил Пенкроф.
- Вряд ли, - ответил инженер, - зимой Гленарван не пустится в дальнее плавание. Но, может статься, за те пять месяцев, что Айртон живет здесь, Гленарван побывал на острове Табор, если же нет, то нам еще долго его ждать, и мы не опоздаем; в октябре, когда наступит хорошая погода, отправимся на остров Табор и оставим там записку.
- Не повезло нам, - заметил Наб, - если яхта «Дункан» уже побывала в этих морях.
- Надеюсь, что нет, - отозвался Сайрес Смит, - провидение не лишит нас возможности попасть на родину!
- Во всяком случае, - заметил журналист, - если яхта и подплывала к острову Табор, мы это заметим, когда будем там; на месте и решим, как поступать.
- Совершенно верно, - ответил инженер. - Итак, друзья, запасемся терпением и будем надеяться, что на яхте вернемся к родным берегам; а если надежда нас обманет, тогда подумаем, как быть.
- И уж конечно, - добавил Пенкроф, - мы покинем остров Линкольна не потому, что нам здесь плохо!
- Разумеется, Пенкроф, - отозвался инженер, - покинем потому, что оторваны от всего, что дорого человеку, - от семьи, друзей и отчизны!
Приняв такое решение, колонисты больше не заводили разговор о постройке большого корабля, о дальнем плавании на север, к архипелагам, или на запад к берегам Новой Зеландии, и приступили к повседневным делам, готовясь к третьей зимовке в Гранитном дворце.
Правда, до наступления ненастных дней колонисты решили обойти на боте вокруг острова. Они еще как следует не обследовали побережье, и у них было весьма туманное представление о его северной и западной частях, лежавших между устьем Водопадной речки и мысом Челюсть, а также об узком заливе, похожем на разверстую пасть акулы.
Это был замысел Пенкрофа, и Сайрес Смит, которому хотелось осмотреть свои владения, вполне одобрил его.
Погода стояла неустойчивая, но барометр не делал резких скачков, поэтому колонисты рассчитывали, что атмосферные условия будут благоприятствовать плаванию. В начале апреля стрелка барометра пошла вниз, пять-шесть дней дул сильный западный ветер, а потом она пошла на «ясно» и замерла на уровне 29,9 дюймов (759,45 миллиметра); колонисты сочли, что пришло время пуститься в путь.
Решили отплыть 16 апреля, и «Бонадвентур», стоявший на якоре в порту Воздушного шара, был снаряжен для путешествия, которое могло затянуться.
Сайрес Смит предупредил Айртона о предполагаемой экспедиции и предложил принять в ней участие, но Айртон отказался, и они условились, что до возвращения колонистов он будет жить в Гранитном дворце. Вместе с ним должен был остаться и дядюшка Юп, который отнесся к решению вполне благосклонно.
Утром 16 апреля колонисты в сопровождении Топа пустились в путь. Дул сильный юго-западный ветер, и «Бонадвентур», выйдя из порта Воздушного шара, лавировал, держа курс на Змеиный мыс. Окружность острова равнялась девяноста милям, а южная часть побережья, от гавани до мыса, - двадцати милям. Все эти двадцать миль колонисты плыли против ветра.
Прошел почти весь день, пока бот достиг мыса, ибо через два часа после его отплытия кончился отлив, и «Бонадвентуру» пришлось шесть часов подряд бороться с приливом. Только с наступлением ночи он обогнул мыс.
Тут Пенкроф, взяв два рифа на парусах, предложил инженеру продолжать путь с небольшой скоростью. Но Сайрес Смит предпочел стать на якорь в нескольких кабельтовых от острова, чтобы днем осмотреть берег. Условились плыть только днем, чтобы получше исследовать побережье, а с наступлением сумерек бросить якорь поближе к земле.
Итак, бот простоял на якоре у мыса всю ночь; ветер улегся, клубился туман, и было очень тихо. Мореплаватели, кроме Пенкрофа, уснули, хотя и не таким крепким сном, как у себя дома.
Семнадцатого апреля Пенкроф с восходом солнца снялся с якоря и пошел левым галсом полным бакштагом, держась вблизи западного берега.
Колонистам уже был знаком живописный берег, поросший лесом, по опушке которого они как-то шли пешком, однако они восторгались ландшафтом и на этот раз. Чтобы получше все рассмотреть, плыли, стараясь держаться поближе к суше, осторожно обходя стволы деревьев, носившиеся по волнам. Несколько раз даже бросали якорь, и Гедеон Спилет фотографировал прекрасные пейзажи.
Около полудня «Бонадвентур» подошел к устью Водопадной речки. Вдоль ее правого берега тянулся негустой лес, а подальше, в трех милях отсюда, виднелись лишь редкие рощицы, разбросанные между западными отрогами бесплодного кряжа, спускавшегося к самому морю.
