Теперь все стали смирны и тихи.
Всех больше было, помнится, баранов,
И кроликов, и прочей чепухи.
И вдруг увидел я, подальше глянув,
Что меж непривлекательных тетерь,
Окраской изумительно каштанов,
И вдруг увидел я, подальше глянув,
Что меж непривлекательных тетерь,
Окраской изумительно каштанов,
Красив и соразмерен, как ни мерь,
С приятностью, прошу прощенья, морды,
Сидит невиданный, изящный зверь.
Глаза его, презрительны и горды,
Блистали, но без злобы и угроз,
Оглядывая сборища и орды.
У зверя ......................................
.......................................
......................................
Я увидал .........................
.....................................
.....................................
Себя услужливостью наказав,
Всю залу обходил, как раб триклиний,
И перед каждым шею гнул жираф.
Но чванился узорчатостью линий
И словно говорил: «На всех плюю!» —
Павлин, распахивая хвост павлиний.
И чудо-юдо, помнится, свою
Диковинную спину изогнуло,
Дав место ворону и воробью.
Зверь или не зверь стоял в углу сутуло.
Он показался мне, безрог, кургуз,
Ублюдком каракатицы и мула.
А вон — ишак. Он не терпел обуз.
Не подходи, мол, я тебе не кляча!
Он от безделья пухнул, как арбуз.
А тут, и там, назойливо маяча,
Вынюхивала вдоль и поперек
Ищейка, за пронырливость незряча.
И под ногами был так мал хорек,
Что бегая от края и до края,
От тумаков себя не уберег.
Во все углы влетая и влезая,
То лаяла, то делала апорт
Хозяина искавшая борзая…
Многообразие голов и морд
С годами подзабыв,поди попробуй
Теперь в подробностях писать рапорт!
Все ж вспоминаю: буйвол крутолобый
Набычивался, душу леденя,
И на меня таращился со злобой.
А вот сама боялась, как огня,
Очами увлажненными блистая
Олениха, отпрянув от меня.
И вперемешку копошилась стая,
Но в одиночестве сидел беляк,
Напоминавший спесью горностая.
Мартышка же, кривляка из кривляк,
Сидела, точно вовсе без извилин.
Всех передразнивая так и сяк.
Веселая синица, мрачный филин,
И зверь вон тот, и пташечка вон та…
Но нет, я перечислить всех бессилен.
Вдали он слон, вблизи же — мелкота.
И часто по ошибке за Катона
Я принимал облезлого кота!
И в наше время, как во время оно,
Такие недоразуменья сплошь:
Летит, как сокол, сядет, как ворона
Но как же я средь этих морд и рож
Без толмача по-волчьи, по-бараньи
Поговорю про истину и ложь?
Я снова был отчаянья на грани,
Но прошептали милые уста:
«Я обо всем подумала заране.
Мы в этом помещенье неспроста.
Ты погулял тут, подивился всяко.
Гляди-ка в направлении перста.
Вон, у корыта, экий раскоряка!»
И я узрел в посудине бурды
Огромного недвижимого хряка.
В сравненье с ним и жирные худы!
Не знаю, королем ли мясобоен
Назвать его, но весил он пуды.
И спутница рекла: «Будь смел, как воин,
Тогда вниманья этого «гуся»
Ты, несомненно, будешь удостоен.
Его послушай, впрочем, не прося,
Чтоб воротился он к привычкам старым.
И в этом суть, я полагаю, вся:
Его ведь не заманишь и нектаром
Стать человеком и уйти домой.
Но только время потеряешь даром».
