Здесь было светлее – из-за разбитых стекол в окне. На полу песок лежал кучами: побольше под окном, поменьше посередине. Перегнувшись через стойку, Микк потянулся к полке с бутылками, понял, что не достанет, влез на стойку, нечаянно посмотрел вниз…
За стойкой, погребенный песком, лежал труп.
Чего-то подобного он ожидал. На ощупь он выбрал бутылку и, не отводя от трупа глаз, спрыгнул назад. И даже не труп это был… то есть труп, конечно, но мумифицированный, почти скелет – сухой и, должно быть, легкий. Пятясь почему-то, Микк вышел из бара и попытался закрыть за собой дверь – не получилось, мешал высыпавшийся песок. Ладно… Стараясь идти нормально, Микк выбрался под открытое небо. Бутылка, которую он ухватил, оказалась вермутом, но привередничать не приходилось.
С замком машины пришлось повозиться – набился песок, – но все-таки обошлось без взлома. В аптечке был бинт и йод. Хлебнув для храбрости, Микк стал снимать тряпку с руки. Присохнуть еще не успела… но как больно, черт… Рука выглядела страшненько. Шипя от боли, он полил на нее вермутом, потом потыкал туда-сюда смоченным йодом кусочком бинта. Это напоминало прикосновения горящей сигареты. Так вот и обматывать, что ли? Да нет же… Кроме бинта, в аптечке была еще упаковка вискозных салфеток. Неловко орудуя левой, Микк обложил салфетками все израненные места и стал бинтовать. Растревоженная где-то, закапала кровь. Между пальцами, вспомнил он, но уже поздно было смотреть.
Все. Слабой вздрагивающей рукой он поднес бутылку ко рту и, обхватив губами горлышко, стал глотать приторную теплую жидкость. Он никогда не любил вермут. Потом откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Девочка моя – та-та-та – как тебя люблю я! Девочка моя – та-та-та – как нам хорошо! Девочка моя – та-та-та – счастлив я с тобою… Дурацкие слова дурацкого шлягера заменяли все мысли. Девочка моя… Тийна забрала вещи и оставила записку: «Извини, так будет лучше. Не ищи». Он нашел ее в тот же день, на глаза не попался, просто убедился, что жива. С тех пор он стал брать на себя поиски пропавших. Теперь, похоже, он пропал сам.
И у Кипроса – Агнесса…
Впрочем, за Агнессой не заржавело бы сбегать на месячишко в горы, никого не предупредив, и Кипрос давно – всегда – знал, что в один вполне прекрасный день она исчезнет так же внезапно, как и появилась.
Постой – откуда я это знаю? Кипрос ничего не говорил…
Что-то странное вспомнилось на миг и тут же исчезло.
Я понял, подумал Микк. Я просто поймал кодон. Ноэль рассказывал, так иногда бывает. Не та мелочь, которую я ловил несколько раз в прошлом году, а что-то настоящее. Значит, надо просто сидеть и ждать, когда меня освободят. Не дергаться и не проявлять агрессивности. Люди вокруг меня, я их просто не вижу. Мне просто кажется, что здесь никого нет. Просто, просто, просто…
Но тогда люди ничего не поймут и не примут мер.
Надо что-то делать, как-то объявить себя…
Микк открыл глаза. Ничего не изменилось. Все так же мертво блестел песок, все так же неподвижно лежала вода. Он стал выбираться из машины. Ноги слушались плохо – будто не несколько глотков вина выпил, а водки бутылку. Одеревенело лицо. Во рту скопилась клейкая слюна. Притупилась боль. Нервы. Съездил на рыбалку, отдохнул…
Проклятая жизнь… ненавижу…
Задавил вскипающую ярость. Нельзя так. Нельзя.
Ну, что будем делать?
Пройдя несколько шагов, Микк плюхнулся на колени в песок, шутовски поднял руки к небу и позвал:
– Люди!
Тишина.
– Люди, я вас не вижу! Со мной что-то случилось, я перестал вас видеть! Мне нужно в больницу!
Тишина.
Потом что-то шевельнулось далеко слева.
Микк повернул голову – ничего. Неподвижность и тишина.
– Люди, да помогите же мне! Я говорю чистую правду: я перестал вас видеть! – Он сам услышал в своем голосе нотку раздражения. – Помогите, пожалуйста…
Низкий протяжный звук, похожий на вздох, донесся отовсюду сразу. Зашевелился песок: сразу в нескольких местах. Микк встал и сделал шаг назад. Что-то медленно вздымалось, ссыпая с себя потоки сухого песка.
В страшном молчании из песка вставали мертвецы.
Он попятился и упал, страшно ударившись затылком. Кто-то склонился над ним, закрыв полнеба. Багровое пятно расплылось перед глазами, полыхнуло ярко и погасло.
Долго не было ничего.