Я, конечно, такой фигней как слежки и вычисления не занималась и не стала бы заниматься никогда, но про себя отметила, что Олег Викторович Корецкий, по-первых, отлично получился на фото на паспорт, во-вторых - ему, судя по дате рождения, тридцать пять лет, и мы с ним соседи по дням рождения.

Алёнка продолжает держать руку вытянутой.

Ну, может, она не так уж неправа? В конце концов, я ведь и сама думаю, что… ну… все это как-то странно. Потому что даже толком не могу ответить на вопрос, кто из нас кого держит на расстоянии - я его, или он - меня. Ну и раз он разрешил сбор информации.

Телефон я, конечно, не даю, но скидываю сестре заметку с его ФИО и прикрепленным фото. Алёнка долго его рассматривает. То кривится, но хмурится, но вердикт выносит положительный:

— Симпатичный мужик. - «Красавчиком» она называет только и исключительно своего мужа, так что из ее «уст» симпатичный - это высшая степень похвалы мужской внешности. - Улыбка вполне ничего. Зубы там тоже в порядке?

Я рычу, сестра - громко смеется, но на всякий случай убирает с края стола все, что я в порыве негодования могу случайно смахнуть рукой.

— Тридцать пять, - уже серьезно продолжает она. - Тринадцать лет разницы. Ты не лопнешь, моя хорошая?

— Ну мне же его не варить, - подпираю щеку кулаком и снова тяну к себе стакан с черничным смузи. Громко, прекрасно зная, как это раздражает Алёнку, втягиваю напиток через трубочку. Показываю язык, когда она морщится и делает вид, будто закрывает уши «животу». - И есть я его не собираюсь.

— Слушай, шутки в сторону. Такие мужчины, Вер, такими девочками как ты только перекусывают. Я понимаю, что ты у нас романтик и не от мира сего, но постарайся смотреть на вещи реально.

— Я и смотрю реально, поэтому мы просто общаемся. Даже без свиданий.

— Вот это-то меня и смущает больше всего. - Алёна кривит губы и, наконец, говорит то, обо что ей самой наверняка неприятно пачкать рот. - Тут классический «женатик», солнце. К бабке не ходи.

До тех пор, пока Алёна не сказала об этом вслух, мне такая мысль даже в голову не приходила. То есть, абсолютно. Мне в жизни как-то адски повезло с этим, но никогда не наталкивалась ни на несвободного, ни на, тем более, женатого. Мне такие истории даже в сериальной или книжной обертке всегда казались чем-то глубоко унизительным.

Я почему-то вспоминаю Меркурия.

Те несколько мгновений, когда я открываю глаза и вижу его с какой-то женской, прости господи, жопой на плече. Это было настолько больно, что даже сейчас, спустя уже столько времени, у меня до сих пор сильно жмет в груди.

— Какое сегодня число? - Спрашиваю чисто автоматически, потому что прекрасно помню и день, и дату. Я их теперь очень скрупулезно отслеживаю, потому что после того, как меня утвердили на вторую партию, моя жизнь разделилась на то, что было «до» - и настоящее, в котором я уже очень скоро выйду на сцену уже не как одна из массовки, а как балерина, у которой будет свой собственный круг света от прожектора.

Но сейчас я думаю не об этом.

Нехитрый подсчет - и вдруг оказывается, что с того злополучного дня прошло уже шесть недель. То есть - полтора месяца. Я бы лукавила, если бы сказала, что мне стало легче. Но боль все равно как-то… притупилась. Наверное, потому что мне нечем бередить рану, кроме вот таких картинок из памяти, которые падают на мои еле-еле оживающие полянки душевных страданий тяжелыми бомбами. Но даже воспоминания имеют свойство тускнеть. Они ранят, но уже не так глубоко и не так сильно. А больше у меня ничего и нет. Ни номера телефона, на который можно было бы смотреть и терзаться вопросом: «А что, если…?» Ни переписок, которые можно было бы перечитывать, закусив губу и упиваясь страданиями. Нет даже его фотографии. И мне немного страшно, что, может быть, через год, я могу не узнать его, если случайно столкнемся где-то на улице.

Ужасно, что все может закончится вот так.

— А когда ты забыла Костю? - рискую задать сестре болезненный для нее вопрос.

Алёна сразу даже как будто не подает виду, что понимает, о ком я и что имею ввиду. Но не только она знает меня с ног до головы - я тоже научилась «слышать» невидимые сигналы ее тела. Как она немного, еле заметно на одну секунду закрывает глаза. Как потом сглатывает - медленно, словно через боль. Поворачивается к столу, кладет локти на столешницу и наваливается вперед, как будто хочет хоть немного сбросить с плеч невидимую тяжелую ношу.

— Просто забыла и все, - говорит с еле заметным раздражением. - Я, в отличие от романтичных девочек, умею думать головой.

Наверное, зря я спросила.

У них с Костей было то, что я называю «красивая история любви» - в одиннадцатом классе Костю, хулигана и двоечника, перевели в Алёнкин класс и посадили рядом с ней, чтобы вытягивала его по всем предметам, потому что Костя был восходящей футбольной звездой. Она помогала, давала списывать, даже самоотверженно писала за него все рефераты и сочинения, лабораторные работы по физике и исследования по химии. Ну и где-то там у них начался роман - отличница и хулиган, прямо как по книжке.

Они вместе поступили в один университет, Алёна - на учителя младших классов, Костя - на факультет физического воспитания. На втором курсе Костя сделал Алёне предложение, на третьем - стал лучшим бомбардиром молодежной сборной. А на четвертом Алёна застала его в постели с двумя фанатками - чем-то конкретно обдолбленного.

Вот так все и закончилось.

Я никогда не видела, чтобы она плакала. Ни единой слезы по нему моя сестра так и не проронила, но сравнивая ее тогда и себя - сейчас, я вдруг понимаю, что нам было одинаково сильно больно. Хотя моя «однодневная любовь» может казаться карикатурной на фоне ее четырехлетней.

— Человеку не дается ничего сверх того, что он может выдержать, - уже расслабленно и даже с нотками пофигизма, говорит Алёна. Если ей и больно до сих пор - ее боль невозможно рассмотреть даже через все линзы «Хабл». - Ты же не просто так ходишь на цыпочках.

Это сестра так намекает, что и от ее пристального взгляда не укрылась моя хромота. Хотя в последние дни Ольховская буквально силой выпихивает меня из студии, запрещая приходить туда после основных репетиций постановки. Говорит, что если из-за фанатичного больного желания выпендриться и затмить Приму, я разобью ноги и совершу феерическое падение - путь в ее студию для меня будет закрыт на всю жизнь. Пока что я не слышала угрозы страшнее.

— Если он действительно окажется чистеньким, - говорит сестра, когда я усаживаю ее в такси, - считай, что должна тебе коробку вишни в ликере, за моральный ущерб.

— Мне будет достаточно твоего кислого тона по этому поводу, - немного злорадству я, захлопываю дверцу и машу ей рукой, пока машина не исчезает за поворотом.

Я уверена, что с Олегом все в порядке. Просто… ну, возможно, он не из тех мужчин, которые на первом же свидании тащат девушку в койку или делают непристойные намеки на разные «способы, как она может заслужить прощение».

«Он не такой как Меркурий - это ты имела ввиду?» - подсказывает внутренний голос, и я делаю громче звук в наушниках.

Но Макс уже все равно торчит в моей голове. Сегодня у меня выходной от всего, так что я не устала, не забила голову страхами, что у меня снова не идеально получился танцевальный элемент и, как следствие - моему мозгу слишком вольготно живется.

Но я собираюсь исправить эту проблему, тем более, что как раз на сегодня у меня был план на целую грандиозную генеральную уборку по случаю солнечного и теплого дня. Конец мая, неужели ты все-таки решил побаловать нас теплом?

Я захожу сразу в несколько магазинов - в одном докупаю нужную мне бытовую химию, в другом - витамины и протеиновые батончики. Можно сказать, что за последнее время, именно витамины - моя основная статья расходов. Я с детства была болезненной, ни с кем мама так часто не попадала в больницу, как со мной. А еще со мной всегда что-то случалось - то упаду откуда-то, то меня клещ укусит, то еще какая-то ерунда, которая случается раз из тысячи, но если уж случается - то только со мной. Меня и в балетную школу не хотели брать, потому что в медицинской карточке было слишком много разных справок и отметок, но я так хотела танцевать, что пообещала тренеру за неделю сесть на шпагат. Сказала - и сделала. И постоянные физические нагрузки каким-то непостижимым образом, вместо того, чтобы ослабить мой и без того несчастный организм изматывающими репетициями, сделали меня крепче, сильнее и выносливее. Хотя основная проблема - катастрофически низкий гемоглобин и дохлый иммунитет, остались со мной до сих пор.