Их заманили в засаду. Хотя они ускользнули от императорских солдат и предусмотрительно пошли извилистым маршрутом, пехотинцы каким-то образом узнали, какую дорогу выбрали мятежники, и поджидали их. Солдаты превосходили их численностью более десяти к одному, а у его отряда еще не было возможности оправиться от ран и разочарований предыдущего сражения.

Кто-то предал их, кто-то, кому они доверяли. И то, что за этим последовало, не было сражением – это была резня.

Дарэн.

– О, дорогой, – тихо произнесла рыжеволосая прямо перед тем, как Кейн потерял сознание и повалился лицом на мостовую.

Без помощи Жульетт и Софи Кейн не мог даже идти. Их целью была его комната на втором этаже таверны. Что им делать, если он снова упадет в обморок до того, как они доберутся наверх и уложат его в кровать? Они не смогут перетащить его самостоятельно, и Софи прекрасно понимала, что никто в Шэндли не станет им помогать.

Пока они с Жульетт и шатающимся между ними Кейном возвращались той же дорогой, женщины на улице быстро отворачивались и уходили. Одна молодая мать прижала к груди своего маленького ребенка, развернулась и убежала с такой скоростью, на которую только была способна. К тому времени, когда они добирались до двери таверны, улица опустела.

У Софи просто не было ни возможности ни терпения объяснять, что поскольку она больше не беременна, ее присутствие не окажет на них такого эффекта, как раньше.

Когда они вошли в таверну, бармен осторожно встал, но увидев, кто открыл дверь, снова поспешно спрятался.

– Где комната мистера Вардена? – спросила Жульетт.

Гадни ответил из-под стройки:

– Верхний этаж, вторая дверь справа.

Жульетт несла Ариану, поэтому поддерживала Кейна одной рукой, Софи же обнимала его обеими руками, помогая подниматься по лестнице.

– Зачем Айседора это сделала? – выпалила она. – Чары не приносили никакого вреда. Это даже не было настоящим заклинанием, просто… просто…

– Сердечным пожеланием, – закончила Жульетт, пока они пробирались вдоль коридора второго яруса.

– Правильно.

Жульетт открыла дверь комнаты Кейна, и Софи проводила своего любовника… нет, бывшего любовника… к кровати.

– Не существует более сильных чар, чем сердечное пожелание, произнесенное настоящей и сильной ведьмой.

– Я не сильная! – возразила Софи, когда Кейн упал на спину.

– Разумеется, сильная, – сказала Жульетт, передавая сестре Ариану. – Особенно, когда беременна. Подозреваю, твое пожелание прозвучало после того, как ты соединилась с ним, что объясняет его мощь. Это, и еще близость дерева линара.

Софи крепко прижала к себе дочь. Что же ей делать? Кейн явно страдал. Она могла бы положить на него руку и пожелать здоровья, как сделала год назад. Но теперь это не окажет такого же действия. Она больше беременна, и здесь нет дерева линара… и даже если она сможет заставить заклинание работать правильно, когда Айседора узнает и уничтожит пожелание, боль Кейна станет еще сильнее?

Она наблюдала как Жульетт быстро осматривает Кейна, фактически даже не дотрагиваясь до него, а водя руками над лицом и грудью. Через мгновение она закрыла глаза, впитывая нужные знания.

– Я дам ему травяную настойку, чтобы помочь с головными болями. Если он примет травы, как я скажу, они снимут часть боли и помогут спать. Боюсь, больше я ничего не могу сделать.

– Я все только ухудшила? – тихо спросила Софи.

– Ты не знала…

– Я все ухудшила, да? – снова спросила она. – Боль, которую он сейчас испытывает, намного сильнее, чем год назад.

Жульетт помолчала прежде, чем открыть глаза и тихо ответить:

– Да.

Вместо того, чтобы выздоравливать, Кейн похоронил свою боль. Нет, это она ее похоронила своим пожеланием. Теперь, когда боль вернулась, ему придется начать исцеляться заново. И ее долг ему помочь.

– Я останусь с Кейном, пока он не поправится.

– Нельзя, – чопорно запротестовала Жульетт. – На полное выздоровление уйдут дни, возможно недели. Неприлично оставаться с ним наедине даже на час, – она прикусила нижнюю губу. – По правде говоря, он может никогда полностью не поправиться.

Софи не хотела даже думать о такой вероятности. Если Кейн надолго заболеет из-за резко снятого заклинания, то это будет ее вина.

– Что ж, я не могу оставить его здесь одного, и… – она встретилась глазами с Жульетт. В отличие от Софи, сестра всегда слишком сильно пеклась о правилах приличия. – У меня не осталось репутации, поэтому и терять нечего, – тихо добавила она. – Я пробуду здесь столько, сколько понадобится.

Жульетт знала, что другого выбора нет, но ей не нравились ни решение Софи, ни ситуация вообще.

– Айседора не обрадуется, когда я вернусь домой без тебя.

– Я не боюсь Айседоры, – Софи вздрогнула, но совсем немного. Гнев Айседоры мог быть сокрушительным, но она никогда не причинит боли другому живому существу. Ну… она, определенно, не сделает больно ни одной из своих сестер, и это станет сильной мотивацией, которая не даст ей навредить кому-либо еще… наверное.

Увидев сегодня каким взглядом Айседора смотрит на Кейна, Софи, наконец, вынуждена была признать, что у тех, кто боится старшей сестры Файн, похоже, есть на то серьезные основания.

Жульетт засунула руку в глубокий карман и достала тряпочный мешочек, туго перевязанный длинным красным шнурком.

– Давай по половине чайной ложки этой смеси вместе с водой или вином каждые полчаса, пока ему не станет значительно лучше.

Софи взяла подношение, ничуть не удивившись, что в кармане Жульетт нашлась необходимая травяная смесь.

– Как быстро оно подействует?

– Возможно, через несколько часов. Два дня самое большее. После этого ему нужно будет побольше спать и хорошо питаться, чтобы завершить исцеление. – Жульетт собрала вместе все, что могло понадобиться Софи. Оловянную чашку, хранившуюся в седельной сумке Кейна, кувшин воды, стоявший на прикроватном столике. Потом помогла приготовить первую порцию и распрощалась.

От нескольких часов до двух дней. И сколько еще дней после этого, прежде чем он полностью поправится? Софи притянула единственный стул в комнате к кровати Кейна и села, настроившись оставаться с ним столько, сколько потребуется.

Во сне он не походил ни на грустного мужчину, который год назад стал ее любовником, ни на улыбающегося джентльмена, который сделал ей предложение сегодня утром. Он излучал суровость и гнев даже сейчас, когда отрешился от окружающего его мира.

Софи не понимала гнев. Ей самой достался мягкий характер. Она никогда не кричала, не выходила из себя, и хотя в жизни порой случались грустные моменты, особенно, когда умерла мать, а потом Вильям, большинство ее дней были благословенными.

Ее даром была любовь, она очень хорошо это понимала. Хуже всего, в глубине души она жаждала настоящей любви. Это напоминало страстное стремление к тому, чего никогда не суждено иметь, но без чего жизнь кажется не полной.

Кейн выглядел так, будто каждый день своей жизни боролся за выживание. Словно никогда не знал беззаботных минут. Ну… за исключением прошлого года. Если те дни были единственными легкими в его жизни, то она не станет сожалеть о своем пожелании. Разве она может?

Кейн открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Софи. Все еще. Или снова. Он не был уверен. Единственная горевшая свеча, стояла на прикроватной тумбочке и освещала одну сторону ее красивого лица. Снизу доносились звуки веселья, приглушенные и неуместные. Смех казался чуждым этому месту, этой комнате, этой ночи.

Софи как обычно попыталась влить в него какое-то ужасное на вкус зелье. На сей раз он схватил ее за запястье и остановил, прежде чем чашка коснулась рта.

– Что ты со мной сделала? – его голос звучал скрипуче, горло болело.

– Это заставит тебя почувствовать себя лучше, – она улыбнулась, но улыбка была не искренней. Однажды он видел настоящую улыбку Софи, и сейчас почувствовал разницу.