— Давно ты здесь? — через несколько минут, из-за спины прервал мои раздумья знакомый голос.

— Не так, чтобы очень, душа моя! — обернулся я к подкравшейся хищнице.

— Как съездила? — поинтересовался я, когда мы зашли в кабинет и расселись по своим местам, — Удачно?

Вместо ответа, задорная и свежая, как утренняя фиалка на альпийском лугу Эльвира уставилась на меня не злым, но пытливым взглядом.

— Колись, Корнеев, откуда тебе было известно про этих девок? — попыталась казаться суровой мадам Клюйко, — И про то, что при них будут ювелирные изделия с мордовскими этикетками?

Заданные вопросы даже на второй взгляд риторическими не выглядели. Мало того, они были для меня, мягко говоря, неудобными. И что самое противное, требовали конкретики в немедленных ответах. Надо было снова как-то выкручиваться.

— Да что там кольца, Эля! Разве в них дело? — задушевно произнеся пустые словеса, я накрыл ее запястье своей ладонью, — Помнишь, ты давеча расстраивалась, что дело у тебя московские ухари из Генеральной заберут? Так вот, я готов предположить, душа моя, что таки не заберут его у тебя! — глядя в глаза Эльвиры Юрьевны, нахально пророчествовал я, — Скажу больше, есть у меня такое предчувствие, что та самая Генеральная прокуратура затребует тебя саму к себе и ты будешь руководить расследованием этой делюги! — для убедительности я даже кивнул головой, а потом и подмигнул ей, — Я даже не удивлюсь, если тебе вдруг посулят старшего советника! Ну это, если ты всех жуликов до суда доведешь, конечно.

Теперь на растерянную мадам Клюйко было жалко смотреть. Глаза она не пучила, но ресницами хлопала интенсивно.

— Брешешь! — в общении со мной она и прежде не трудилась выбирать слова, а теперь и вовсе скатилась на люмпен-пролетарский слог, — Откуда знаешь?

— Брешет бобик у твоей соседки с первого этажа, Эля! — тактично поправил я свою квартирную хозяйку, — А я вещие слова тебе сейчас изрекаю! Эти слова, душа моя, если не в граните, так хотя бы в бронзе отливать следует!

— Не отливают слова в граните! — фыркнула моя подруга, — Мудацкое какое-то выражение! — добавила она ехидно.

— Ну так мудак его и выразил, — не стал спорить я, — И не смотри на меня так радостно, Эля, этот мудак не я, я всего лишь за ним повторил!

Спасительно забулькал электрочайник и хоть какое-то внимание старшего следователя он отвлек на себя.

— Ты что будешь? Чай, кофе? — обернулась ко мне от столика с бакалейными припасами хозяйка кабинета.

— Тебя буду! — не отрывая от нее недвусмысленного похотливого взгляда, я начал подниматься из-за стола.

Не то, чтобы мне сейчас и вдруг захотелось отыметь прокуратуру за все её прошлые и будущие наезды на меня. Просто уж больно соблазнительно выглядела обтянутая казенным сукном задница наклонившейся Эльвиры Юрьевны. Опять, как в тот раз. Вчера как-то так получилось, что наше интимное общение ограничилось одним заходом. Все остальное время съели производственные разговоры. И вот теперь организм предъявил свои требования. В ультимативной форме.

— Ты совсем, что ли охерел, Корнеев? — испуганно вопросила Клюйко и попыталась нацепить на лицо строгость. Но потом как-то неуверенно отступила на шаг и уперлась в стену, — Да ну на фиг! Мне еще здесь работать! — уже просительно глядя, произнесла она.

Разум взрослого мужика победил тестостерон юнца и моё седалище вернулось на стул.

— Ну ты и дурак, Корнеев! — в очередной раз сообщила мне, далеко уже не свежую новость, Эльвира, — Дурак и наглый кобель! — последнее она выдала уже успокоившись и обретя уверенность, что прямо сейчас загибать ее раком не будут.

— Я, Эля, восторженный поклонник твоей красоты неземной! Но коли ты считаешь меня кобелём и при этом еще со мной сожительствуешь, то кто же тогда ты, душа моя? Сука ты, Эля. Причем, редкостная! Извини, но по-другому никак не выходит!

Судя по тому, как начали раздуваться ноздри старшего следователя по ОВД, таким критическим суждениям в этом кабинете она еще не подвергалась.

— Ты чего, душа моя? Мы же шутим с тобой! — спохватился я, — А то, что я к тебе неравнодушен и страстью пылаю, так разве ж это плохо?! При твоей-то красоте, да при моих-то чувствах?

Эльвира задумалась. Похоже, что моя версия её устроила и она еще раз сверкнув глазами, продолжила колдовать над приготовлением горячего питья. Но уже не наклоняясь так опрометчиво.

— Так чай или кофе? — не оборачиваясь, спросила она.

— Чай, любимая! Хотя из твоих рук я готов выпить что угодно. Хоть керосин! Или коньяка.

— Болтун! — осудила мою витиеватость Клюйко, хотя все равно чувствовалось, что моё словоблудие ей приятно. — Но коньяку из своей тумбочки не предложила.

— Как там работницы коммерческого блуда? Признались, откуда у них золотишко?

— Не признались, — поставила передо мной чашку с чаем Эльвира, — Как ты и предупреждал! — подозрительно зыркнула она, — Только вот по сути своей, они ведь не кремень, эти девки! И, почему тогда молчат, как партизанки? Я ничего не понимаю. На, читай! — Клюйко протянула мне четыре исписанных бланка допроса свидетеля.

Бегло пробежав по ним глазами, я, как и ожидал, никаких откровений там не нашел. Девицы про греховные похождения в бассейне ничего не скрыли. Пофамильно они никого не назвали, да это и понятно. Кто ж из важных начальников им стал бы полностью представляться, чай не на балу они встретились в дворянском собрании! Но имена мужиков были. И имена настоящие. По крайней мере, двоих, так уж точно. Девицы пояснили, что да, приехали, попили, поели, а потом порезвились. Денег им никто не платил. Потому что дружба с главным уголовным начальником области подороже денег будет. Так им их «мамка» при напутствии и сказала. И про золотишко они тоже ничего не знают. Хотя и нашлось это золото у них в сумках, а у одной в кармане.

— Где они сейчас? — задал я интересующий меня вопрос, поскольку кое-что мне хотелось понять, — Отпустила?

— А нет у меня таких прав, Сережа, чтобы суточников своей властью отпускать! — снова с интересом посмотрела на меня Эльвира. — Их вчера по мелкому оформили и в райотдел отвезли. А через час в этот райотдел дежурный судья приехал! Ночью! И всем им по трое суток дал!

— Протоколы по мелкому дежурная смена составляла? Или те, кто доставил?

Я попытался зацепиться этим вопросом. Уж очень мне хотелось понять про местные возможности деда.

— Да, протоколы помощник дежурного в РОВД составил, — разворачивая конфету подтвердила мое предположение Клюйко, — А доставили их солдатики из милицейского батальона, Сережа!

Вона как! Значит, концов мне не найти. Да, собственно, и на хрена, спрашивается, мне эти концы. Главное, что дело приданные мне силы сделали и сделали они его качественно!

— Запрос в мордву отправила? — поинтересовался я у подруги, — Я бы на твоём месте не только их УУР запросил, но и торгашей напряг! Дело-то всё еще у тебя!

— Пока еще ничего никуда не отправила. Да и когда бы я успела?! А, если по-хорошему, то туда съездить бы надо, — задумалась Эльвира.

— Ты, душа моя, не торопись! — охладил я стахановский порыв прокурорской барышни, — Пусть старшие товарищи по твоему статусу сначала определятся, а уж потом будешь активничать! Если сложится, то на бланках Генпрокуратуры запросы и поручения слать будешь! На них и отвечать быстрее будут.

— Твои слова, Сергей, да богу в уши! — с неуверенной надеждой посмотрела на меня мадам Клюйко.

В дверь постучали и почти сразу же она открылась. На пороге стоял посетитель. И этот полковник Мелентьев смотрел на наше с Эльвирой чаепитие без всякого одобрения. Не ко времени, надо признать, явился полковник...

— Вот оно даже как! — скорчил скорбную физиономию Аркадий Семенович.

— Во-первых, здравствуйте, Мелентьев! — ледяным голосом поздоровалась моя сотрапезница. Оказывается, Эля умела дрессировать не только лейтенантов, но и полковников.

— А во-вторых, позвольте узнать, что вас так изумило? — она очень искренне удивилась хамской реакции москвича.