— Да так, ничего! — поджал губы столичный прелюбодей, — Не знал я, Эльвира Юрьевна, что у вас с лейтенантом настолько дружеские отношения! — полковник был готов прожечь меня своим взглядом.

— Мне кажется, что вы опять забыли, где находитесь, Аркадий Семенович! — Клюйко строго взглянула на полкана, — Лейтенант Корнеев такой же фигурант по делу, как и вы. А уж кого угощать чаем, а кого нет, так это я с вашего позволения сама решать буду! И, кстати, вы ведь я так понимаю, пришли дать показания, так?

— Именно так, товарищ Клюйко, именно так! — голос Мелентьева начал наполняться прежней рокочущей уверенностью. — Только ведь вы понимаете, что в силу объективных причин, я не смогу вам сказать всего? — намекая Эльвире на секретность своей миссии, продолжал коситься на меня мой недруг. — Мне подождать в коридоре, пока вы тут закончите? — ухмыльнулся он.

— Не стоит, Мелентьев! В коридоре подождет лейтенант, а мы с вами побеседуем безотлагательно! — закусила удила старший следователь. — Лейтенант, будьте добры, подождите в коридоре, пока мы с Аркадием Семеновичем поработаем!

Я послушно встал и вышел за дверь. Стоять в коридоре мне совсем не улыбалось. Но уйти я тоже не мог. Если Эльвира потребовала подождать, то ее следовало уважить. Да и очень мне было любопытно, что там ей поведает этот московский прохиндей. Наверняка он сюда приперся, чтобы узнать, а не рассказать. Про задержанных профурсеток, он без всякого сомнения уже в курсе. Но про то, что у них изъяли мордовское золотишко, может и не знать. И, если сейчас за этой самой дверью следователь сумеет в правильной последовательности задать несколько простейших вопросов, то закрывать полковника, можно не выпуская из кабинета. Но Эльвира не сумеет. Потому что она не знает, что девкам бандитское «рыжьё» самым пошлейшим образом подбросили.

В коридоре я простоял почти час. Мимо меня сновали люди в прокурорском и в гражданке. Пару раз промелькнули менты. И даже Света-Флорена прошла куда-то мимо меня и вскоре вернулась в свой кабинет.

Когда открылась дверь, я стоял к ней лицом, оперевшись о подоконник противоположной стены. Вместо совсем еще недавно холёного молочно-румяного лика столичного барина, я наткнулся взглядом на половинку спелого и насыщенного краснотой арбуза. Лицо Аркадия Семеновича пылало малиновым заревом.

— Ах ты, сучонок! — едва уперевшись в меня мутными глазами, зашипел он и направился в мою сторону.

— Мелентьев! Аркадий Семенович! — раздался за его спиной звенящий окрик Клюйко, — Не нужно вам сейчас дополнительно осложнять себе жизнь!!

Товарищ полковник остановился, будто наткнулся на стену. Губы его беззвучно шевелились, а взгляд буравил мне переносицу. Но ни малейших поползновений в мою сторону он не делал. Да уж, Эльвира Юрьевна порой умеет быть убедительной в своих интонациях!

Так мы втроем и простояли почти минуту. Каждый там, где остановился.

— Думаешь, что самый умный? — наконец тихо заговорил мой оппонент, — Ошибаешься, паскуда! Ты у меня еще землю жрать будешь! — свистящим шепотом пообещал он мне.

Эта его угроза меня почему-то задела и разозлила. Мне очень захотелось ударить говнюка, но понимание всего нехорошего, что за этим последует, меня остановило.

— Друг, Аркадий, не говори красиво! — только и нашелся я, чем ответить вышитым звездам.

Пару раз открыв беззвучно рот, Мелентьев обмяк и отвернувшись от меня, побрел в сторону лестницы.

— Не сознался? — простодушно спросил я Эльвиру.

— Шутишь? — удивилась она, — А ты бы на его месте сознался? — в ответ я отрицательно покачал головой, — Вот! И никто бы не сознался, — убежденно заявила она, — Да, кстати, всю их группу досрочно из командировки отзывают! У них уже и билеты на руках.

Слава тебе, господи! Значит, Севостьянов, после получения информации об изъятом у комсомолок золоте, все же вылез из окопа и запустил процесс отзыва командированных. Теперь я уже не исключал того, что Мелентьева сотоварищи примут под белы рученьки в первопрестольной прямо у трапа. Ровно потому он так расстроился и зарумянился. Услышав от Эльвиры про мордовские побрякушки, он просчитал последствия и опечалился до невозможности. Кабы товарищ полковник в бега не кинулся!

— Эля, будь другом, ты потом позвони линейщикам в аэропорт, пусть проверят, сели москвичи на рейс или нет? — решил я все же промониторить дальнейшее поведение министерских товарищей.

— Хорошо, но до вылета еще три часа, — с пониманием отнеслась к моим сомнениям Клюйко, — Соберусь домой, позвоню! Ты пока иди, у меня работы по горло!

Из прокуратуры я решил отправиться в Октябрьский. Душа была против, но разум сказал, что надо. А то как-то и с руководством я обошелся не совсем корректно, и с Лидией Андреевной тоже надо было выправить ситуацию.

Время было непиковое и я решил, что еще успею пошататься по хозяйственным магазинам. Однако нигде бронзовой пудры так и не нашел. Прекратив поиски, направился в райотдел. Поздоровавшись через стекло с дежурным, я поспешил на свой этаж. Лида была на месте и, к счастью, одна. Смотреть она в мою сторону не хотела.

— А я, Лида, пришел виниться! — притворяться мне не приходилось, я и на самом деле чувствовал себя мерзавцем, — Из-за добрых чувств к тебе я тогда не пришел, Лида! Совесть меня замучила в тот вечер, душа моя! Потому унял я свою похоть и дома остался!

Лидия Андреевна по-прежнему молчала и что-то писала, сидя за своим столом, не поднимая головы. Но начинающие алеть ее уши, предательски выдавали ее острейшее внимание к моим речам. И это добавило мне вдохновения.

— Ты вот на это посмотри, Лида! — положил я перед ней свой листок о своей временной нетрудоспособности, — Не решился я прийти вчера, а ну как заразил бы тебя страшной болезнью!

Пока я каялся и взывал к пониманию, Зуева оторвалась от своей писанины и взялась внимательно изучать мою левую бумажку. Она даже шевелила губами, пытаясь что-то понять в каракулях дерматолога.

— Что это за болезнь? — сдалась всё же Лидия Андреевна, оторвавшись от больничного и подняв на меня глаза.

— Болезнь, Лида, не смертельная, но очень заразная! Хотя и приличная. Чесотка называется! — выдал, таки я свой диагноз и с удовлетворением отметил, как начальница откачнулась от лежащего перед ней бюллетня.

— Сама понимаешь, никак невозможно идти на свидание и подвергать самого близкого человека такому риску! — сел я на стул, а Лидия Андреевна после моих слов зачем-то вскочила.

— Зато теперь я точно знаю, что здоров, повторные анализы пришли, — уверенно похлопал я себя по груди, показывая, что гарантии моего здоровья у меня в кармане. — Завтра закрываю больничный и на службу! Соскучился я Лида, по работе! — поднял я глаза на нависшую надо мной начальницу, — А по тебе, так и вовсе истосковался!

Руки как-то сами обхватили Зуеву и стиснули ее роскошную задницу. А голова сама собой приникла к по-прежнему, почти плоской груди.

А ведь, скорее всего, сиськи у неё больше уже не вырастут, машинально отметилось в голове. И без всякого перехода, вспомнилось, что надо позвонить Клюйко насчет отбытия варягов.

С трудом оторвавшись от теплой Лиды, я пошел в свой кабинет звонить.

— Подполковник с капитаном в самолете, а Мелентьев регистрацию не проходил! — огорошила меня Эльвира.

— Ты отпусти меня Корнеев, — бубнил лежащий в коридоре опалённый полковник, пока я приводил себя в порядок, — Я слово тебе даю, уеду и больше ты меня никогда не увидишь!

Это да, согласен, не увижу. Так же не увижу, как полтора часа назад. Сунешь сзади мне нож в печень и больше никогда не увижу. Ни тебя, ни вообще, кого-либо. Нет уж, друг любезный Аркадий, так уж получается, что на такой большой земле места нам с тобой двоим слишком мало. С недавних пор. И видит бог, не я эту поножовщину затеял. Любимой родине тебя сдавать тоже никак нельзя. Родина, она, мать такая, порой бывает очень любопытная! Она вопросы иногда задавать любит. Отдай тебя ей и через пару недель, максимум через месяц, неизбежно сместятся у тебя при твоей невеселой камерной жизни все твои приоритеты. И запоешь ты соловьем. Потому, что терять тебе уже будет нечего. А самые ничтожные и простейшие блага станут для тебя недоступной роскошью. За кусок колбасы, за пачку чая, за отдельную камеру ты непременно запоёшь. А то и еще раньше, чем через пару недель. Потому как сам ты вертухай и иллюзий по этой части ты давно уже не питаешь. И тогда руководитель следственной бригады Генпрокуратуры Эльвира Юрьевна Клюйко может пересмотреть своё ко мне отношение. И чего доброго, начнёт задавать мне пошлые вопросы. Хорошо еще, если она это будет делать, как частное лицо. А ну, как она затеется с этим нехорошим развлечением на официальной основе? Нет, друг Аркадий, нам такой хоккей не нужен! Да и как далеко ты, уедешь, если даже умом я тронусь и тебя отпущу? С такой-то рожей!