Следствие областной прокуратуры хмыкнуло и полезло на меня занимать позицию «сверху». Меня, уставшего за день это устроило и перечить наезднице я не стал. В данной ситуации, быть подэльвирником мне было гораздо приятнее, чем в обыденной жизни просто быть подкаблучником. Намного приятнее.

Чтобы избежать неизбежного, сразу же после соития, я потащил партнершу сначала в ванную, а потом на кухню. Надо было чем-то занимать бескомпромиссную подругу и отвлекать ее от второго акта марлезонского действа. Меньше всего мне сейчас хотелось извиваться в оправданиях. Относительно своих, но несанкционированных Эльвирой связей с нечуждыми мне барышнями. Я хорошо помнил, что скандалить она начала с них, а не из-за безвременно почившего полкана.

— Сережа, скажи, а кто такая Татьяна? А Лида, это ведь твоя начальница? — тихо и очень вежливо задала мне вопрос моя любимая.

И это произошло, когда я уже расслабился, и с умилением наблюдал, как она с неподдельным аппетитом хлебает мой борщ. Волчица. Беременная волчица. Старшая по ОВД. Н-да…

Времени на то, чтобы собраться с мыслями, у меня не было. Как не было и никакой целесообразности признавать себя виноватым и уж тем более оправдываться. Цейтнот, мать его за ногу. Надо выкручиваться как-то по-другому, но для этого нужно какое-никакое, но вдохновение. И несмотря на ноющий затылок, и потраченные на упыриху Сульдину душевные силы, оно, это вдохновение, у меня еще оставалось.

— Это, душа моя, те самые несчастные женщины, у которых ты меня так коварно отбила. И не побоюсь этого слова, вероломно увела в свою постель! — с грустным и незлобливым порицанием попрекнул я свою, не в меру любопытную подругу.

И при этом посмотрел на нее хоть и осуждающе-печальными глазами, но без ярко выраженного укора. Давая таким образом понять, что отношусь, если и с неодобрением, то с пониманием к совершенному ею в отношении Лиды и Татьяны проступку. Проступку, безусловно, недоброму, но вполне объяснимому. Поскольку я осознаю, что ради меня, можно было бы пойти и на более серьезные прегрешения. Именно этими словами я и изложил прокурорше своё видение произошедшего.

Эльвира Юрьевна на какое-то время зависла, не донеся до уже приоткрытого рта ложку. Видимо, она была не готова к такому восприятию и пониманию действительности. Даже с моей стороны. И уж тем более, в такой интерпретации. Скорее всего, она ожидала от меня несколько иной реакции на свой, заданный исподволь и столь неожиданный для меня вопрос. Видимо, ей хотелось от меня сбивчивых и виноватых объяснений.

— Ты это сейчас серьезно? — наконец-то отмерев, вопросила она, опустив ложку в тарелку.

— Да, любимая, серьезно. А разве уместно шутить такими вещами?! И да, я не хочу, чтобы ты винила в случившемся только себя. Просто пойми, что так распорядилась судьба. И ты не переживай за девушек, я постараюсь постепенно их убедить, что будет лучше, если они меня оставят тебе. Ты ведь, я надеюсь, увела меня у них не для легкомысленных и краткосрочных развлечений? Чтобы просто натешить свою плоть? Не для того, чтобы поиграться мной, да и бросить потом? Ты только честно ответь мне!

Мадам Клюйко, начавшая было выходить из ступора и фокусировать на мне свой осмысленный взгляд, снова впала в легкую бессознательность.

А я, завершив свой печальный монолог, принялся насыпать в турку молотый кофе. Для себя. Так, как понял, что в ближайшие несколько часов мне будет не до сна. А пить растворимый кофе мне не хотелось. Вечер обещал быть, может, и не томным, но уж точно, содержательным. В плане длительных бесед, взаимных упреков и неожиданных откровений.

Следующим днем, уже после обеда, я сначала отвез загостившуюся у меня Эльвиру домой, а сам потом поехал в общагу завода «Прогресс». Для консультаций с Евдокией Котенёвой и Зинаидой Печёнкиной. Эти две барышни проживают в той самой злополучной комнате, на которую была совершена бесчеловечная по по своей жестокости и цинизму газовая атака. И совершена она была проходящим у меня по уголовному делу Вязовскиным Алексеем. Этаким упитанным мажором-перестарком. Но мало того, в данное время в отношении меня ко всему прочему проводятся ещё и проверки. По явно надуманным заявлениям гражданок Печёнкиной, а также Котенёвой и ещё ейной мамы, которая с золотыми зубами. И не абы кем проводятся, а самим обкомом партии и областной прокуратурой на пару. На предмет предполагаемых ими моих попыток развалить данное уголовное дело и выгородить бесчеловечного газовщика-удушителя советских девушек. Хорошо еще, что для разрешения эту жалобу областная прокуратура по своей лености спустила к нам в районную. И особенно хорошо, что проводит данную проверку помощник прокурора Анюта Злочевская. С самых недавних пор, к счастью, не шибко сильно меня ненавидящая. Я очень хочу надеяться, что не шибко...

Обе общаговские барышни были дома. И одеты они были тоже по-домашнему. В короткие цветастые халатики, совсем не скрывавших их восхитительных голых коленок. Но после почти суток примиренческих постельных баталий со следственным аппаратом облпрокуратуры, на коленки барышень и на их ядреные подхалатные задницы я теперь смотрел с пресыщенным равнодушием.

Девушки встретили меня радостно и сразу же посадили за стол пить чай. Отказываться от их забот я не стал, поскольку за последние сутки порядком уже устал от исполнения обязанностей официанта и кухарки. За все время пребывания у меня в гостях, Эльвира Юрьевна так и не соизволила ни разу похозяйничать на кухне.

— Сергей Егорыч, ну вот зачем вы нас заставили тогда кляузу на вас написать? — когда мы все трое пили чай, обиженно спросила Зинаида, — Вы ведь ни в чем не виноваты! Когда вас тот большой начальник с полной женщиной заставляли отпустить Лёшу, вы же ни в какую не соглашались! Мы же всё слышали! — Печёнкина повернулась за подтверждением к скромной Евдокии и та согласно закивала. — Вот вы сейчас улыбаетесь, а нас, между прочим, назавтра в прокуратуру вызвали.

Зина грациозно поднялась с табуретки и зазывно покачивая крепкой задницей, прошлась в вешалке. Порывшись в карманах пальто, она вернулась с четвертушкой бумаги. Это действительно была повестка в Октябрьскую прокуратуру. К помощнику прокурора Злочевской А.Р. К десяти утра.

С трудом оторвавшись от трех плошек с разным вареньем в каждой, которые мне поставили рядом с чашкой чая и отмахнувшись от протянутой повестки, я начал вразумлять девушек.

— Экая ты замечательная девушка, Зина! И умница ты, и красавица редкая! Таких, как ты на всю эту общагу всего, может, две девушки и найдется! Ты, да вот Дуся. Но ты же еще помимо всего сразу всё замечаешь! И про то, как тот майор меня склонял Вязовскина отпустить, ты, наверное, тоже заметила и услышала. Услышала же? — ласково посмотрел я на Зинаиду.

— Я тоже все заметила и услышала! — сбоку робко, но вполне отчетливо сообщила мне про свои достоинства недоудушенная газовщиком Лёшей Дуся Котенёва.

Я обернулся в ее сторону и улыбнулся ей тоже. Очень приветливо улыбнулся. В ответ Евдокия мило покраснела.

— Вот видите, девушки, какие вы замечательные умницы и красавицы! — восторженно возрадовался я, переводя влюбленные глаза с одной на другую. Реакция барышень была незамедлительной и абсолютно верной. Одна из них бросилась за чайником подлить мне кипятку, а вторая стала наполнять изрядно опустошенные мной плошки клубничным, малиновым и вишневым вареньем.

Потом мы еще чуть более часа пили чай и репетировали их ответы на все возможные вопросы, которые завтра им будет задавать Злочевская. Расстался я с гостеприимными барышнями с большим трудом. Они уговаривали задержаться на ужин, но я устоял. Зато домой я вернулся с двумя литровыми банками варенья. И с надеждой на то, что пытать их Нюрка будет не люто, а они, в свою очередь, ничего не перепутают из того, о чем мы с ними так долго чаёвничали.

Утром понедельника я поехал в Октябрьский РОВД. На оперативке у начальника меня ждал небольшой сюрприз. И не сказать, чтобы приятный. Очевидно, исчерпав весь возможный лимит нахождения на больничном, на службу вышел мой давний недруг майор Ахмедханов. На окружающих он по-прежнему смотрел надменно. Но сидел уже не за приставным столом, да еще по правую руку от Данилина, а, как и все прочие смертные, вдоль стеночки. Через два стула от меня. Со мной он старался взглядом не встречаться, но и я тоже в глаза ему не лез.