— Ань, дай мне посмотреть, что там Печенкина с Котенёвыми написали? — тихонько попросил я, заметив, что Злочевская достав маленькое зеркальце, с любопытством рассматривает в нем свое отражение.

Не отрывая глаз от мордогляда, Нюрка взяла с края стола стопку скрепленных между собой бумажек и протянула их мне.

Ознакомившись с объяснениями всех трех заявительниц, я удовлетворенно положил их на место. Анна Романовна меня не подвела. Интересанток она опросила хорошо. Даже нужные акценты расставила там, где следовало. Как нужно мне, а не Мухортову и не Вязовскиным. И барышни, включая златозубую маман Зинаиды, тоже нужной мне правды не утаили. И про неподобающее поведение семейства Вязовскиных, и про злоупотребившего своим служебным положением замполита Мухортова они выложили всё, что было на самом деле.

— Завтра весь собранный материал по жалобе на тебя я в обком повезу! — важно сообщила мне Нюрка, — Будем там решать, что с тобой делать!

— Нюра, я тебе и без обкома скажу, что со мной делать, за это ты не волнуйся! — я встал и потянулся, широко раскинув руки, — Могу даже прямо сейчас, ты только дверь на ключ закрой.

Помощник прокурора начала набирать воздух в легкие, а я легонько щелкнул ее по носу и не дожидаясь реакции, в три шага покинул кабинет. Надо было торопиться на вечернюю оперативку в родную контору.

Хорошо, что в этом времени нет на дорогах видеокамер. А для решения вопросов с гаишниками в режиме он-лайн, вполне хватало удостоверения. В любом случае, на оперативку я успел.

— Что там у тебя в обкоме? — тревожно поинтересовался Данилин, — Ты имей в виду, если они тебя начнут жрать, наши заступаться за тебя не будут!

— Не начнут, Алексей Константинович, у обкома ко мне претензий нет.

— У обкома нет, зато у Инспекции по личному составу они есть! Звонили по твою душу, интересовались на предмет твоего внезапного богатства. Говорят, ты трехкомнатной квартирой обзавелся?

Сидящие рядом коллеги, не стесняясь руководства, завистливо загомонили в полный голос. Н-да…

Глава 20

Зуева и обет безбрачия

После работы ночевать я поехал к Зуевой. Грустная до депрессивности задумчивость в ее взглядах, за редкими перерывами обращенная на меня, никакого выбора мне не оставляла. Лиду было жалко. И, главное, полное отсутствие в доме продуктов, подъеденных мною вместе с прокуроршей начисто лишало меня каких-либо перспектив на сегодняшний ужин. Пребывание в моем доме в течение последних суток, на удивление прожорливой Эльвиры Юрьевны, начисто освободило холодильник от съестных запасов. Блуждать по магазинным очередям и потом еще готовить себе ужин, мне не хотелось.

Лида меня накормила. И накормила вкусно. А далее, предсказуемо были скомканные простыни и раз от раза нарастающая утомленность моего растущего неокрепшего организма от плотских игрищ.

— А почему ты на мне жениться не хочешь? — откуда-то из-под мышки робко поинтересовалась Лидия Андреевна после моего очередного общения с ней в замысловатой позиции.

Вопрос, как водится, был неожиданным. И не сказать, чтобы для меня он оказался приятным. А вот отвечать мне на него следовало прямо в сию же секунду. Незамедлительно и максимально необидно для вопрошающей. И еще, по возможности, правдиво. Что априори само по себе было взаимоисключающим.

— Да кто ж тебе такое сказал, душа моя?! — правдоподобно возмутился я, развернув Лиду, как избушку, лицом к себе, а к ковру на стене голым задом. — Да будет тебе известно, душа моя, что ничего в этой жизни я так сильно не хочу, как одного — жениться на тебе! Хоть каждый день и по два раза! Другое дело, что я никак не могу этого сделать! — после паузы и насколько смог, искренне выразил я грусть-тоску на своем лице. — Если, конечно, хочу в твоих и в своих глазах остаться порядочным человеком!

— Почему?! — обескураженно воскликнула Лида, резко вскочив, да так и оставшись сидеть надо мной, нацелившись в меня острыми титьками шестиклассницы, — Почему не можешь?! Почему порядочным?!!

— Да потому, что я слишком хорошо к тебе отношусь! Вот потому и не могу на тебе жениться! — с изрядной долей прямодушия ответил я.

— Я тебя не понимаю! — с плаксивой растерянностью подалась ко мне расстроенная начальница.

— И не удивительно, солнце моё, что не понимаешь! — прижал я потерянную барышню к себе и начал ее поглаживать по взлохмаченному затылку, — Я ведь и сам не понимал, пока меня Пана Борисовна к знающим врачам не сводила. Болен я, Лида! Тяжело болен! И похоже, что болен неизлечимо.

— Чем?! — в панике вскинулась Зуева, — У тебя рак? — по её щекам потекли слёзы и мне стало невообразимо стыдно. Но я взял себя в руки.

— Если бы! — обреченно вздохнул я, — Всё хуже гораздо, Лида!

— Да что же может быть хуже рака?! — Лидия Андреевна опять взметнулась надо мной, начисто позабыв о прежних стеснениях по поводу своей подростковой груди.

— Прогрессирующая полигамия, Лида! — на одном дыхании выпалил я, — Так мне врачи и сказали! Прогрессирующая!! — невольно отводя взгляд на оленей, пасущихся слева на ковре и с отчаяньем разоблаченного спидоносца-сифилитика, признался я.

Ответом мне было молчаливое и тревожное непонимание. Было видно, что Лидии Андреевне с таким словом, как «полигамия» встречаться еще не приходилось. Всё-таки хорошие здесь времена! Голодные, дремучие, но зато многие блудливые слова здесь пока еще не в ходу. Глядишь, за счет непознанной семасиологии мой бредовый диагноз и прокатит. Как ни крути, а мозг в данный момент, я выношу не туповатой пэтэушнице, а заместителю начальника районного следствия.

— Это как? — тихо спросила окончательно оторопевшая Лида, — Это что?!!

— Это, душа моя, болезнь! — назидательно и подняв указательный палец в потолок, пояснил я. — Раньше все эти дуры, вернее, многие из них, — вовремя поправился я, — Раньше эти необразованные кобылы цинично оскорбляли меня, Лида. Они безосновательно называли меня кобелём! Да, что там эти девки, я и сам, душа моя, временами относился к себе с некоторым предубеждением. А оно, видишь, как всё открылось! Оказалось, что и не кобель я вовсе! А просто очень больной человек. Спасибо тётке Пане! Как хорошо, что она вовремя докторам меня показала! — вздохнул я, продолжая сохранять вселенскую скорбь на лице.

Лида с нескрываемым облегчением выдохнула и в радостном порыве снова приникла к моей груди. А я краем сознания отметил, что маленькие сиськи, это тоже неплохо. Очень прикольные ощущения от них при страстных и порывистых объятиях. Волнительные ощущения!

— Дурачок! Это же такая ерунда! А я уже черт-те что подумала. Подумала, что у тебя рак! — исступлённо целуя мою безволосую юношескую грудь, радовалась моя золотая начальница.

Она радовалась, а мне от ее радости было горько и даже немного стыдно. Утешало лишь одно, что выданная мною версия не задевала достоинства Лидии Андреевны в ее собственных глазах. Для меня это было важно. Даже, если исключить мою подчиненность ей по службе.

— Тогда ты и на Татьяне не женишься? — на секунду замерев, с тщательно скрываемой надеждой в голосе спросила Лида.

— Ни на ком не женюсь, душа моя! Слово тебе даю! — торжественно и с непритворным чистосердечием заверил я свою начальницу. — А котлеты у тебя там остались? — не смог я удержаться от волнующего меня уже минут двадцать вопроса, показав взглядом в сторону кухни.

Пока моя несостоявшаяся супружница разогревала мне котлеты, я объяснял ей на пальцах, что ей, как члену партии и руководителю следственного подразделения неуместно иметь в мужьях такого молодого человека, как я. Потому что при моём диагнозе, в любой момент может случиться непоправимое. То есть, инцидент, который неизбежно назовут моральным разложением. И это отразится не только на мне, но и на ее репутации коммуниста и руководителя. Потому, как муж и жена в социалистическом обществе, одна сатана. Оправдываться и апеллировать к врачебному диагнозу, тоже не выход, потому, как меня сразу же попрут из МВД. Последний постулат я выдал, как мудрое изречение Паны Борисовны. С авторитетным мнением Левенштейн Лидия Андреевна, пусть и нехотя, но была вынуждена согласиться.