— Не надо было вам их в квартиру пускать, вот и все! И плакать бы тогда никому не пришлось, — хмуро разглядывая всё еще стоящую на столе рыжую болванку, выдал я свое понимание происходящего. — И про Соньку не обязательно им было знать. Это только моё! Наше, то есть, — быстро поправился я под взглядом Паны.

Спорить она не стала. Несколько минут мы просидели молча. Потом Левенштейн начала собираться. Я прошел в зал и достал из серванта отобранную у Мелентьева связку ключей. Вернувшись к Пане, протянул их ей.

— Откуда? — глаза тетки расширились.

— На то я и милиция, чтобы находить потери, — довольно ухмыльнулся я, — Граждане теряют, а мы находим и возвращаем! — сняв с вешалки пальто, я помог ей одеться.

Проводив хозяйку и заперев за ней дверь, пошел дорабатывать Ленина. Постелив на стол старый китель и завалив на него бюст, я нанес на проплешины лак. Дождавшись, когда он немного схватится, начал втирать бронзовый порошок. Для основания получилось вполне сносно. Теперь Ильич был полностью готов к зарубежному турне.

Из коридора просвиристел звонок. Я вздрогнул. Наверное, кто-то из подруг возвернулся с новой порцией забот. Лишь бы не парой. Подхватив планетарного террориста, я вернул его в крематорий и только потом пошел к двери.

Не полагаясь на шутницу судьбу, посмотрел в глазок. И душа воспарила. Гостей было двое, но женщинами они не были. Наоборот, оба они были мужчинами и мужчинами, хорошо мне знакомыми. Я повернул барашек замка и открыл дверь. Гусаров и Гриненко протиснулись в дверной проем.

Эти гости приперлись не для того, чтобы проведать пораненного сослуживца. Они пришли, чтобы припахать меня к решению собственных служебных проблем. Какое-то время я еще ждал, что кто-то из двоих достанет из кармана яблоко или хотя бы облепленную табачными крошками конфету. Тщетно!

— Помощь твоя нужна, Серёга! — доверительно сообщил мне Стас. — Ты не беспокойся, тебе делать вообще ничего не придется, ты просто поприсутствуй и всё!

Со слов оперов я понял, что они сегодня с раннего утра отрабатывали конкуренток тётки Вирясова-Сивого. Тех самых, которые вместе с ней решают на отдельно взятом железнодорожном перроне продовольственную программу советского государства. Торгуя самостоятельно произведенными пирожками. С мясом, с капустой, картошкой и так далее.

Исходя из полученной ими информации, Таисья специализировалась исключительно на пирожках с мясом. На бюджетный вегетарианский ассортимент она не разменивалась. Да, товарки по бизнесу признавали как щедрое наполнение начинкой, так и в целом достойное качество ее продукции. Но они категорически были несогласны с ее ценовой политикой. С их слов, Сульдина бессовестно демпинговала. Вынуждая соседок по бизнесу уходить в картофельно-капустный сегмент. А сама она тем временем подмяла под себя все объемы выпечки с мясной начинкой.

— Эти торгашки утверждают, что она безобразно тырит мясо с пищеблока роддома, где работает. Потому что, по их словам, если покупать мясо за деньги, то при её ценах, торговля может быть только в убыток. — Стас увлеченно добивал печеночные котлеты, которые я планировал доесть вечером.

— А я-то вам зачем понадобился? — задал я единственный и резонный вопрос.

— Сдали они Сульдину! Она сегодня в шесть вечера с работы возвращаться будет. Эти торговки утверждают, что Таисья со столовой мясо ворованное понесет. Много понесёт. Чтобы завтра весь день торговать, — встрял в разговор Гусаров, — У нее не только пассажиры пирожки покупают, к ней постоянные покупатели из города наведываются.

— Мы её хотим принять, когда она с ворованным мясом с кухни выйдет. На том и колоть будем. Задрало руководство нас уже за бандитские ценности! — вздохнул Стас, — Тютюнник объявил, что, если до среды результата не дадим, то он нас на заслушивание в УВД вместе с собой вытащит!

Теперь мне стал понятен энтузиазм оперов. Готовых пожертвовать и без того редкими выходными ради борьбы с пирожковой мафией. Да еще процветающей не на их территории, а в юрисдикции линейного отдела железной дороги.

— Опять не понял, я-то тут каким боком? — почти возмутился я, понимая, что меня хотят обеспечить почетным, но бесплатным трудом.

— Серега! Друг! — Гриненко отложил в сторону надкусанную котлету и даже вытер губы татьяниным полотенцем, — Вот жопой чувствую, если ты поприсутствуешь, то все у нас получится! И эта сука Сульдина все нам расскажет про нычки Сивого!

Сидящий рядом с ним Боря Гусаров молча приложил руку к груди, показывая, как он солидарен с просьбой своего боевого товарища.

— Ребята, а вы не охерели?! — тихо, но совершенно справедливо возмутился я, — Я не по вашему департаменту числюсь. Я следователь! Это раз! Но и хрен бы с ним, помочь я вам всегда готов. Да только вы же знаете, что я права не имею теперь в это дело соваться! По закону не имею! На мне и без того грехов перед прокуратурой, как блох на собаке!

Я уставился на оперов, ожидая, что, осознав абсурдность своей просьбы, они смутятся и отвалят с извинениями. Но не тут-то было. Опера были операми и ради раскрытия преступления они были готовы на любую бестактность и беззаконие.

— Да ладно, Серег! — заговорщицки подмигнул мне Стас, — Дело же в производстве у Эльвиры Юрьевны! — и зачем-то снова подмигнул.

Какое-то время я матерился, стараясь не не сильно трясти головой. Потом завод кончился, а Гриненко и Гусаров по-прежнему сидели на кухне. Сидели молча, но всем своим видом отказываясь уходить и изображая сирот. Я встал и пошел собираться.

Халявное мясо Таисьи Сульдиной

Опера уже минут сорок морозили сопли у служебного выхода пищеблока роддома № 2. А я, в отличие от них, сидел в теплом салоне машины и контролировал выход из родильного отделения. На всякий случай. Я сам придумал себе это бессмысленное, но зато теплое занятие. Просто, чтобы не мерзнуть вместе с двумя оглоедами. Пока Сульдина не затарится на кухне стыренным мясом, она нам без интереса. И мы ей, справедливости ради стоит отметить, тоже до фонаря.

В очередной раз дверь родильного цеха отворилась и вместо незнакомого медперсонала показалась очень даже знакомая Таисья Тихоновна. Планы оперов рушились напрочь. Сульдина должна была выйти из пищеблока, но никак не отсюда. Значит, сегодня не её воровской день. Смущало лишь одно — в её руках помимо нормальной женской сумки, была еще и объемная дермантиновая. И она не была пустой, судя объему и по тому, как скособочившись, ее держала ненавистная нам санитарка. Может быть она сходила на кухню, затарилась там мясом и внутренними коридорами вернулась назад? Зачем? Любит риск?

Просигналив дважды, как и договаривались, я вышел из машины, и двинулся наперерез Сульдиной. Та, увидев меня, моментально сориентировалась и бросив поклажу, кинулась бечь вдоль здания прочь от меня. Прямо через заросли не по-летнему жестких, как колючая проволока, кустов. Мимо пронесся Борис. Уйти от такого спринтера у Таисьи шансов не было, поэтому я развернулся и пошел к добыче. Сумку уже потрошил азартный Гриненко.

— Что это? — тыкал он пальцем в лилово-темнокрасные лепешки, — Ливер что ли?

— Плацента это, товарищ старший лейтенант! Послед, — Это то самое, что вслед за ребенком выходит, — уже догадываясь, на чем демпингует в своем бизнесе тетка Сивого, пояснил я.

В прошлой жизни мне пришлось однажды принимать роды прямо на месте происшествия. И поэтому я понял, что пищеблок роддома Сульдина не обкрадывала. Не было ей в том никакой нужды. У нее был другой источник бесплатного и вполне качественного мяса.

— Вот же бл#дь! — оперуполномоченный Станислав в панике выдернул руку из сумки и начал суетливо вытирать об штанину свой любопытный палец, — Застрелю паскуду!

Мне стало обидно за многострадальную женскую плоть и за родовые муки всего бабьего сословия.

— Стас, а ты, когда девок в койке по кунке гладишь, потом тоже каждый раз бегаешь к своим штанам, чтобы руку вытереть? — поинтересовался я.