Мамзели с полуоткрытыми ртами так остались стоять при унитазах, забыв смыть из себя налитое в них.

— Наглый ты! — сообщила мне из-за спины брюнетка с раскосыми глазами и выпирающей из-под халата пышной запазухой, — Ты, правда, кто такой есть?

Повторяться с прежним пассажем я не стал и честно представился по всей форме. Скрывать, что я милиционер и, что нас трое, тоже не счел целесообразным. Всё равно узнают. Комендантша и кастелянша, выдававшая нам бельё, таиться не будут.

— Ты точно, мент? — недоверчиво переспросила вторая. Чуть менее сисястая, но такая же фигуристая, — Врёшь ведь, наверное?

— Я, милые мои барышни, еще ни одной приличной девушки в своей жизни не обманул! — торжественно заявил я будущим лицедейкам, — Мойте уже руки и давайте знакомиться!

Пока девицы, переглядываясь, мыли руки, я успел подумать, что за свои обе жизни еще ни разу не знакомился с девушками в женском туалете. И, чтобы впредь не создавать такого прецедента, начал подталкивать к выходу разобравшихся с гигиеной дам.

— Надолго вы здесь? — с деланым безразличием поинтересовалась брюнетка ордынской внешности.

— А это теперь всё от вас зависит! — внимательно посмотрел я на ее грудь, — Это, как примете!

Девушки опять переглянулись и начали поправлять прически.

— Приходите к нам чай пить, у нас абрикосовое варенье есть! — напрочь лишая меня шансов отказаться, пригласила вторая подружка в гости. — Мы в двести двадцатой живём!

— Приду! — твердо пообещал я, точно помня, что в этой новой жизни абрикосового варенья я еще не пробовал, — Только нас трое. Двое нормальных, а один — Пичкарёв, — честно предупредил я барышень, — И давайте уже говорите, как вас зовут, а то я с незнакомыми девушками не целуюсь! Я мужчина положительный и с принципами!

Девушки понятливо кивнули и представились. Наташей была та, чья грудь менее вызывающе рвалась наружу, а Людой оказалась роскошная скифская красавица. Оставив на новых знакомых кипящую в кастрюле картошку, я пошел одеваться для выхода в город. Комендантша и вахтерша нашего доступа к их телефонной связи не ограничивали, но восьмерки на общаговском номере не было. Если секретарю Звягинцева я мог звонить, не выходя на улицу, то для связи Юстаса с Центром, надо было переться на переговорку.

Два дня пролетели, как один. Проблема с пропитанием отпала сразу же, после первого чаепития. Девушки оказались зажиточными и хлебосольными. Их запасов, привезенных из родных саратовских окрестностей, хватило бы и на неделю. Мы поставляли на стол коньяк, марочное вино и дорогие шоколадные конфеты, а ответной любезностью были борщи и куриная лапша. Картину извращал только Пичкарёв. Хоть он и пил наравне со всеми, и даже пытался ухаживать за третьей подружкой, специально приглашенной для него. Но делал он это так, что всем сразу было понятно, мимолетному командировочному счастью не быть. Пичкарёв, он и в Саратове Пичкарёв.

Вечером третьего дня, как и положено по обычаю православных милиционеров, мы спроворили отвальную. Во время обеденного созвона Зоя Викторовна передала весточку от шефа, что завтра, сразу же после завтрака, из местного ИВС нам выдадут нашего мерзавца.

Чувственные прощания продлились до середины ночи и поэтому при подъёме личного состава, относительно бодрым выглядел только Пичкарёв. Холодный душ и плотный завтрак со специально для нас сваренным куриным бульоном, несколько поправил ситуацию. В ИВС мы явились почти кондиционными. Самолет у нас был в пятнадцать тридцать, поэтому мы не спешили. Да и ИВС находился неподалеку от нашей общаги. Квартировать на улице Радищева оказалось очень удобно. В шаговой доступности были и гастроном, и почта с переговоркой, и ИВС. Всё то, что надо для полного и непритязательного счастья мента, всё это было под боком.

Из-за немалого временного люфта я и повелся на торг с Судаком. Не особо веря в успех, я предложил ему написать чистосердечное признание и тут же допросить его в качестве обвиняемого. Время и кабинет, который опер ИВС был готов предоставить, наличествовали. Все необходимые бланки у меня с собой были по умолчанию.

К моему удивлению, Судак на чистуху согласился и пообещал дать весь расклад по содеянному. Он соглашался взять на себя всё. Включая и туфтовую кражу «Паркера» у гражданина С.И.Иванова. Но только при одном условии. За рукописное осознание своей вины и за такое же письменное раскаяние в содеянном, он потребовал две кружки «Жигулевского». Моя и без того тщательно скрываемая радость от его согласия быстро угасла. Сразу угасла. Как только Судаков уточнил нюансы своего условия. Пиво он желал испить в своей любимой пивнухе.

— Зря опасаешься, начальник! Место тихое и оно тут совсем рядом. И пусто там еще! Народ туда только часа через два похмеляться потянется, — лениво бубнил Судак, косясь то направо, то налево. Рисковать я не стал и злодея с обоих сторон пристегнул к Пичкарёву и Гриненко.

Я вопросительно посмотрел на ИВСовского опера. Тот навис над Судаком.

— Что за место и, что за пивнуха? — впился он взглядом в глаза арестанта. — «Чипок»? «Зелёный»?

— Да на хер мне этот «Чипок»! — попытался отмахнуться Судак, но прикованный к нему Пичкарев, сразу же напрягся. — Я у «Бронепоезда» хочу напоследок пару кружек выпить! Здесь, рядом. У Крытого рынка, между Чапаева и Мирным переулком. Две кружки и там же все напишу! И вам так удобнее будет, вы же меня в аэропорт повезете, так оттуда до Соколовой горы десять минут езды!

Местный опер повернулся ко мне от Судака и неопределенно пожал плечами. Подвоха, как я понял, он не видел. Да и какой тут может быть подвох, если нас трое и все мы с оружием. А Судак, он хоть и большой, но один и за обе руки прикован к двум тоже нехилым мужикам. Отбивать его никто не будет, он ни разу не мафиози, а обычный тупой баклан без какого-либо веса в уголовной среде.

— Ты прямо здесь и сейчас пишешь чистуху по краже авторучки и даешь по этому эпизоду признательные показания! — выставил я встречные условия твердым голосом, — А уже после первой кружки пишешь признание по своим подвигам в морге. Годится? — я попытался высмотреть второе дно в оловянных зенках Судака, но так ничего и не разглядел.

— А чё, годится! — не стал кобениться слонообразный утырок, — Только руку мне отстегните!

Приковав его левую клешню к специальной проушине привинченного к полу стола, в правую ему сунули авторучку. Под мою диктовку лишенец нацарапал подробное признание. Как и откуда украл из кабинета начальника Бюро судебно-медицинских экспертиз чернильную авторучку «Паркер». С пером из желтого металла. Потом я его допросил по данному эпизоду в качестве обвиняемого. Везде, где нужно Судак мне расписался. Далее всё было проделано в обратном порядке. Приковав раскаявшегося злодея к своим сослуживцам, я повел хоровод из трех взрослых мужиков во двор ИВС, где они, кряхтя и ругаясь, полезли в задний «собачник» УАЗа. В кабине, кроме сержанта водителя ехали мы с Ярославцевым.

До «Бронепоезда» мы доехали за десять минут. Перед тем, как выводить Судакова, я самолично трижды обошел длинный железный ларёк. С таким же железным столбом метров семи, с его торца тянувшимся к небу из стылой земли. С разбитой лампочкой наверху, под ржавой тарелкой отражателя. Ничего подозрительного не обнаружил. Даже на самый предвзятый взгляд. Спереди пивного «Бронепоезда», как грибы, торчали одноногие столы. Насчет посетителей, вернее, полного их отсутствия, Судак тоже не соврал. Вокруг было пусто.

Чистуха по краже, по факту которой я и возбудил дело, у меня уже была на кармане. То есть, в портфеле. Признание Судака в расчленёнке мне, по большому счету, было до фонаря. Судебной перспективы там ноль. Даже для проведения следствия там нет оснований. По здравому смыслу, сейчас вместо пивной лирики, надо было бы везти злодея в аэропорт и до регистрации на рейс сдавать его, как багаж в обезъянник линейного отделения УВДТ. На ответственное хранение и до погрузки в самолет. Постановление на арест с санкцией прокурора у меня было при себе и линейщики никуда бы не делись, Судака бы приняли. Но даденное слово надо было держать. Даже, если оно было дадено гнусному некрофилу-п#здорезу. Старомодные принципы из прошлой жизни мешали мне спокойно жить и в этой.