Я успокоился — а то завелся

— Юрий Дмитриевич, сейчас надо во всех профильных министерствах — кто со мной ездил — провести коллегии и создать рабочие группы. Во главе — те, кто ездил. Пусть в течение… скажем месяца — конкретизируют договоренности. Со сроками, с исполнителями, с расчетом ресурсов. Еще раз напомни — пусть пока не ограничиваются ресурсами, пишут что надо — потом уже будем решать, что можем себе позволить, что нет. И искать ресурсы, если надо. Если очень надо — то ресурсы найдем, лишь бы сделать…

Здесь просто не понимают того что такое инвестиции. Мозги не так поставлены. В итоге — мы часто сами ограничиваем себя в том чего можем добиться.

— Ясно, Михаил Сергеевич

— С тебя, Егор, регионы. В заграницу съездили, по магазинам походили — пусть теперь отрабатывают. С тех, кто ездил — тоже самое, план мероприятий по развитию полученных связей. Конкретные проекты. Донеси до всех — активность в развитии своего региона за счет международных связей поверх Москвы будет не только не наказываться, но и поощряться. На Америку мы восемь дней потратили, где только не были. Пусть сами зовут теперь фермеров, представителей торговых палат в гости, пусть показывают возможности, пусть договариваются. К концу года спросим, если все осталось на бумаге — значит, люди в упор возможностей не видят. Таких будем менять.

По Америке мы действительно проехались знатно. Два дня потратили на Калифорнию, один на Техас. Это еще один мой долгоиграющий проект — налаживать связи между советскими областями и республиками и американскими штатами напрямую. В идеале — должно быть что-то вроде побратимства. То, что этого нет — сильно играет на руку русофобам и поджигателям войны. От штатов и только от своих штатов зависят конгрессмены и сенаторы, они проводят в Вашингтоне политику в интересах своих штатов, а не страны в целом. Если экономическое самочувствие скажем Техаса будет связано с его торговлей скажем с Новосибирской областью — никогда конгрессмен их Техаса не проголосует ни за одну антисоветскую резолюцию. И другим будет мешать голосовать.

— То же самое по Франции. Пусть выходят напрямую и договариваются. Если ГБ будет мешать — пусть сообщают наверх. И да… Егор, Запиши. Надо провести на ближайшем Политбюро — облегченный визовый режим для товарищей, приглашаемых центральными и региональными органами в рамках развития деловых контактов. В идеале вообще должно быть просто: приглашение, виза — и полетел…

Из своего кабинета — я направился к Громыко. Его позицию во время попытки дворцового переворота я никогда не забуду. Какие бы ни были мотивы — но он оказался человеком, а не гадом.

Громыко пил чай, увидев меня, оживился

— Михаил, ты чего не позвонил…

— Решил уважение оказать

— Садись. Чайку?

— Давайте.

Два часа я потратил на обстоятельный доклад по итогам поездки. Громыко — видимо самый сильный министр иностранных дел после канцлера Горчакова — кивал, делал у себя пометки.

— … То, что ты определил Великобританию как главного противника — сказал он — спорно, но может ты и прав.

— Тэтчер манипулирует Рейганом, как хочет — сказал я — и с ней не договориться. Она ненавидит нас по идеологическим соображениям

— Идейным — поправил Громыко — идеологии как таковой у нее нет.

…

— Кстати, а насчет того что она говорила про Пакистан… получается, она тоже видела? Да… вот новости. Иногда и не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Получается, Михаил Сергеевич, твое плохое знание английского превратилось в дезинформацию для англичан.

— Получается. Кстати что у нас в Афганистане?

По Афганистану — я, кстати, не говорил — мы создали еще одну рабочую группу, секретную. От Политбюро в нее вошли двое — Алиев и Громыко. Алиев сейчас готовится к встрече в Баку афганских и пакистанских лидеров в рамках мирного процесса. Перед этим — он должен посетить Исламабад и встретиться с Зия уль-Хаком. Алиев в мирном процессе должен сыграть уникальную роль — он мусульманин, генерал КГБ и шеф одной и самых процветающих республик Союза. Для лидеров Афганистана и Пакистана нахождение в космополитичном, но мусульманском Баку должно само по себе вызвать культурный шок и показать, что можно совмещать ислам и социализм и жить очень хорошо.

Громыко курировал проект в Москве.

— В Афганистане становится лучше, Михаил Сергеевич. Я говорил с товарищем Соколовым, этим летом число бандпроявлений неожиданно снизилось почти вдвое от прошлого года, а количество перехваченных караванов с оружием, почти втрое.

— Может перехватывать меньше стали?

— Да нет, вряд ли, операции на границе продолжаются. Кроме того — Себгатулла Моджадиди, лидер фракции монархистов в изгнании передал в посольство в Исламабаде письмо, в котором выражает готовность к переговорам об условиях прекращения огня и возвращения беженцев. Он утверждает, что выступает не от себя лично, а от имени всех монархических и племенных лидеров в изгнании.

Интересные дела. Как я и предполагал — как только уль-Хак перестал предпринимать что-либо в обеспечении единства моджахедов — Пешаварская семерка посыпалась. С одной стороны — монархист Моджадиди, пир Ахмад Гайлани и представитель племен Мохаммад Наби Мохамадди. Эти люди при всей их отмороженности все же представляют традиционалистов Афганистана, с ними можно договариваться. К ним можно отнести и Масуда, он представляет племена и группы Пандшера. А есть исламские экстремисты, такие как Хекматияр, Халес и Раббани. Они вряд ли кого-то представляют — это экстремисты, набравшиеся радикальных книжек про ислам. Хекматияр, например, еще при Дауде вступил в контакт с братьями-мусульманами, за что его преследовали уже тогда. С ними договориться нельзя, потому что им плевать на жизнь простых афганцев, они получают от шейхов деньги и на эти деньги убивают. Их надо уничтожить или изолировать. Первое конечно лучше.

— То есть, ситуация в Афганистане пусть не кардинально, но улучшилась.

— Да, есть такое.

— Сейчас важно закрепить. Пока зима — надо инициировать переговоры и процесс национального перемирия. Андрей Андреевич, прошу вас лично переговорить с Кармалем. НДПА должна призвать всех умеренных лидеров не только к перемирию, но и к участию во власти в Афганистане. По крайней мере, на уровне провинций. Афганские товарищи должны понять — их страна и так только-только вступила на путь развития, а война отбрасывает их на этом пути назад. Компромиссы неизбежны. Если какие-то группы готовы гарантировать порядок в том или ином районе, с ними можно и нужно договариваться, кого бы они не представляли и какие бы преступления перед Революцией ранее не совершили. Если где-то пятерки не приживаются или не пользуются авторитетом — не надо насаждать их силой. И не стоит выкорчевывать силой религию. Религиозность афганцев — очевидный фактор, с ним нельзя не считаться. Мулл нужно вовлекать в дискуссию, заставлять высказываться на общественно-политические темы, но ни в коем случае не конфликтовать. Все муллы, которые поддерживают режим прекращения огня, выступают за национальное примирение — объективно работают на революцию.

…

— Не согласны

— Я вот думаю — задумчиво сказал Громыко — у нас так же было? В Гражданскую?

— А что, Андрей Андреевич, наша Гражданская это образец для подражания?

…

— Так, положа руку на сердце. Несколько миллионов погибших. Разруха. Голод. Тиф. Восстанавливали многие отрасли с нуля. Неужели именно так мы должны были начинать наш путь к коммунизму.

Громыко покачал головой

— Ты только это еще где не скажи.

— Не скажу. Но останусь при своем — Гражданская это страшная трагедия и если бы была возможность избежать ее… Ленин тоже был не в восторге от Гражданской. Как и многие старые большевики.

Громыко отпил чая.

— Эх, Михаил Сергеевич. Не знало беды ваше поколение. А наше… ты конечно идеалист в этом вопросе, это хорошо. Но скажи вот — миллионы и миллионы крестьян, в жизни досыта не наедавшиеся, на помещика работавшие, на ненужной им войне убивавшиеся. Да, власть стала в октябре семнадцатого наша, пролетарская. С одной стороны — помещики, капиталисты, монархисты, которые ничего так не хотят, как на колени снова народ поставить. А с другой — тот самый народ, готовый на все чтобы на колени не встать, чтобы власть свою сохранить. И вот как, скажи — как войне между ними не быть? Может, потому и государство наше крепким таким стало, что с самого начала вопрос о власти, о том для кого оно, государство — выяснило до конца, до донышка? А? Как думаешь?