Бирюков посмотрел на перемазанный мешочный сверток, лежащий возле стола. Наклонившись, развернул его и достал глиняный горшок, похожий на античную амфору. Горшок до самого верха был заполнен тяжелыми, переливающимися при электрическом свете разноцветными камешками в золотой и серебряной оправе в виде подвесок, браслетов, перстней и других неизвестных Антону украшений. Зрелище было красивым и в то же время жутковатым — яркие, почти алые рубины казались свежей кровью, густо окропившей всю эту коллекцию драгоценностей.

Отведя взгляд от украшений, Антон спросил Глухова:

— Как драгоценности оказались в могиле Гайдамакова?

— Елизавета Казимировна тайно от всех спрятала их под ноги покойника в гроб. Так и зарыли.

— Она что, хотела сама ими воспользоваться?

— Нет. Намеревалась таким образом уберечь Гайдамакова от позора. Дескать, не найдут бриллианты — преступление пустым слухом останется. Так оно все и кончилось бы. Стоило умереть Елизавете — тайна с ней в могилу б ушла. Только, видать, господь бог не терпит укрытия преступников… — Глухов, сцепив в пальцах перемазанные землей руки, помолчал. — Какой уж год подряд повадился к Гайдамачихе человек из райцентра. Пугать стал старуху, что имеются у него серьезные бумаги уголовного следствия и, дескать, если она их не выкупит, то сидеть ей остаток своей жизни в тюрьме. А тут как раз и Виктор под видом заготовителя по наущению Цыгана в Березовке объявился, разжалобил престарелую мамашу свою…

— Почему драгоценности отрывали вы? Тоже, как Цыган, получить долю рассчитывали?

Глухов испуганно перекрестился.

— Бог мне не даст соврать, Антон Игнатьич… По несчастью оказался я за тем занятием. Рука протезная у Виктора почти напрочь отломилась, самому ему рыть стало невозможно. Вот и заставил он меня пойти на кладбище, закончить начатое им дело. Сказал: «Отроешь бриллианты, оставлю с миром. Доживай жизнь, как хочешь. Цыгана теперь в живых нет, а мне в Березовке делать будет нечего».

— Почему в прошлую ночь не копали?

— Говорю, протез у Виктора отломился. Всю ночь он меня уговаривал, страхов столько наговорил…

— Каких?

— Рассказывал, как ночью с воскресенья на понедельник на квартире того человека, какой запугивал Гайдамачиху, искал следственные документы и наткнулся на повешенную хозяйку.

— Калаганов был знаком с тем человеком?

— Познакомился ради корысти. Много хороших вещей ему продал, чтобы в доверие войти. Я у Виктора как-то ковер для племянника просил — не продал мне. Сказал, что пообещал человеку в райцентре.

— Раньше Калагановы в Березовке появлялись?

— Нет. Остерегались здесь появляться, признать Цыгана местные жители могли. Из «скита» они в Молдавию сбежали. Если судить по рассказу Виктора, там с бандеровцами снюхались, хотели за границу перебраться, но не получилось. Виктор руки лишился, а сам Цыган в тюрьму попал. Появились здесь только теперь, рассчитывали, что по давности времени за старое ограбление купца к суду уже не привлекут…

— А вы разве не знали, что существует срок давности? Почему пошли на поводу у преступников? — строго спросил Антон.

— Знать-то знал, да боялся. Думал, пока следствие будет выяснять мои прошлые дела, скончаюсь в позоре… — Глухов умоляюще поднял глаза. — Не суди, Антон Игнатьич, меня строго. Основательно я заблудился в жизни…

Бирюков посмотрел на часы — время приближалось к рассвету, но за окнами цепко держалась осенняя темень. Через стенку по-прежнему слышался приглушенный голос Славы Голубева. Вот-вот должна была подъехать из райцентра вызванная по телефону оперативная группа. Антон начал было прикидывать, почему задерживаются оперативники, но в это время послышался приближающийся шум автомобильного мотора. По окнам резанул яркий свет фар. Следом за первой сразу подъехали еще две машины и остановились у колхозной конторы.

На крыльце затопали сапогами, послышались голоса. В председательский кабинет, где Бирюков допрашивал Глухова, вошли подполковник Гладышев, начальник следственного отделения, эксперты, прокурор района со следователем Лимакиным и несколько милиционеров.

— Где второй кладоискатель? — увидев одного старика Глухова, быстро спросил подполковник.

— В соседней комнате с Голубевым, — ответил Антон. — Привести?..

Гладышев посмотрел на прокурора, словно спрашивал у него совета. Прокурор утвердительно кивнул.

В сопровождении Голубева и милиционеров Калаганов вошел в кабинет сгорбленным, усталым стариком, выглядевшим значительно старше своих пятидесяти трех лет. Ему предложили сесть подальше от Глухова, напротив. Уложив на коленях поврежденный кистевой протез левой руки, он уставился тусклым взглядом в темное окно, как будто не видя никого из присутствующих. Бледное, осунувшееся лицо с густыми черными, без единой сединки, бровями словно окаменело.

— Что, кладоискатели, доискались? — строго спросил подполковник.

Глухов угодливо повернулся к нему:

— Сколько вор ни ворует, тюрьмы не минует.

— Заткнись… — хрипло обронил Калаганов.

Глухов поднялся со стула во весь свой могучий рост, нервно дернул рыжей бородой и заговорил отрывисто, со злостью:

— Нет, Романыч!.. Теперь мне рот не заткнешь, не запугаешь! Теперь мне терять нечего, все уже рассказал…

Подполковник усадил Глухова на место, тихо посоветовался с прокурором и приказал увести Калаганова. Конвойные шагнули к задержанному. Он нехотя поднялся и, сутулясь, пошел между ними, придерживая перед грудью поврежденный протез, как больную руку.

Почти весь день провела оперативная группа в Березовке. Надо было обстоятельно допросить свидетелей, которых в общей сложности набралось больше десятка человек. В числе их оказался и Торчков, возивший старуху Гайдамакову 5 августа в райцентр. Он явился в колхозную контору, где работали оперативники, все в тех же больших кирзовых сапогах и в неизменном своем пиджачке, к помятому лацкану которого на этот раз была приколота старенькая медаль «За отвагу на пожаре». Какими путями видавшая виды медаль попала к Торчкову, никто из березовцев не знал, так как даже самые памятливые не могли припомнить того факта, когда их земляк блеснул отвагой при ликвидации огненной стихии. Тем не менее в особо серьезных случаях Торчков прикалывал медаль к пиджаку, показывая несведущим, что и он, мол, не обойден наградами.

Встретясь в коридоре с Антоном Бирюковым, Торчков отозвал его в сторону и торопливо, сбиваясь на шепот, заговорил:

— Игнатьич, научи, ради бога, как правильно говорить следователям, а то я сгоряча могу чего попало намолоть.

— Говорите правду, Иван Васильевич, — посоветовал Антон.

— Так она, правда, правде — рознь… — Торчков поморщился и царапнул за ухом. — Про лотерейный билет будут спрашивать?

— Могут спросить.

— Тогда погорел я, как швед под Полтавой.

— Почему?

— Как тебе, Игнатьич, разъяснить… — Торчков вроде бы засовестился. — Не в сберкассе ведь я деньги за билет получал. Купил у меня лотерейку врач, который вставил мне новые зубы. Такое дело, понимаешь, вышло… Привез я Гайдамачиху в собес, потом старуха попросила заехать в… как ее это культурно называют, вроде больницы… В полуклинику!..

— В поликлинике не числится, что Гайдамакова была там.

— Она по документам не записывалась, а сразу прошла к зубному врачу. Тот с ней в коридор вышел. Пошушукались чего-то между собой, врач куда-то сходил и вроде как лекарство старухе передал, в газетке завернутое. Мне б, дураку, когда Гайдамачиха со своими делами управилась, подстегнуть бичком кобыленку и айда — пошел до Березовки иноходью. Ласточка, скажу тебе, такая прыткая на бег лошадка, ну что настоящий жеребец-иноходец! Только бич покажешь, так и застригет ногами: то враз выносит обе правые, то обе левые. В этих делах, Игнатьич, я разбираюсь, как ты в своих милицейских… — Торчков вдруг растерянно замолчал. — Так на чем это я сбился?..

— Из поликлиники домой надо было вам ехать, — подсказал Антон.

— Правильно!.. Только не совсем сразу домой, а в сберкассу попутно завернуть — деньги по лотерейке получить. Билет у меня в кармане был. Так нет же, другая мысль в башку стукнула! Думаю: почему мне не заменить зубы? Старые, какие этот же врач вставлял, совсем износились. Захожу в зубной кабинет — врач по старому знакомству сразу меня узнал. Говорит: «Плати, Иван Василич, деньги, такие зубы сделаю — износу не будет». Тут, конечно, я не сдержался. Говорю, за деньгами, мол, дело не станет, их теперь у меня что конопли в урожайный год. И лотерейку показываю, дескать, «Урал» с люлькой на выигрыш выпал. Врач мигом заинтересовался, предлагает: «Чем тебе в сберкассе в очереди толкаться да комиссионные там платить, лучше отдай билет за тысячу. Деньги через час тебе вручу, а зубы в ускоренном порядке изготовлю». Думаю, куда как ловко получается! Прошлый-то раз, когда законным путем вставлял зубы, чуть не полгода пришлось ждать, а по знакомству, выходит, мигом можно сделать. На том и сошлись с врачом.