— Ну наконец-то, — вышел ей навстречу из ближайшей подворотни рослый мастеровой. — Я уж думал, околею тут.

— Максим, это вы? — узнала знакомый голос учительница. — Напрасно вы тут мерзли. Я же говорила, что все будет хорошо.

— Да кто его знает, что Митьке в голову взбредет, — пробурчал парень. — Одно слово, бешеный. Вон как поскакал!

— Это да, — согласилась Искра. — Его бы энергию, да на правое дело.

— Не, он ломоть отрезанный, — покачал головой парень. — Почуял запах денег, теперь со своей дорожки не сойдет.

— Как знать? — пожала плечами барышня. — Впрочем, теперь это не важно, да и холодно очень. Пойдемте быстрее.

— Ага, пойдемте. Надо нашим рассказать, на всякий случай.

— Максим, — остановилась учительница и испытующе посмотрела на своего спутника, — я же просила вас никому об этом не говорить?

— Ну, хорошо, — скрепя сердце согласился молодой человек. — Но только при одном условии.

— Это, при каком же?

— Перестаньте мне выкать, а то я чувствую себя неловко.

— Нет ничего проще, обращайтесь ко мне на ты как к своему товарищу, только и всего.

— Это совсем другое дело, — не согласился парень, — вы барышня образованная, с воспитанием. Это никак не возможно.

— О господи, ну тогда хотя бы зовите меня по имени. Ириной.

— Это можно. А как по батюшке?

— Максим!

«Чижик пыжик, где ты был, на Фонтанке водку пил», — крутился в голове Будищева глупый стишок, пока он ожидал в приемной Министерства внутренних дел. Прошедшую ночь он почти не спал, пытаясь узнать хоть что-нибудь о судьбе Стеши. Увы, ни поднятый им с постели квартальный надзиратель, ни дежуривший у себя в участке Ефим ничего не знали. Адвокат тоже ничем помочь не смог, хотя и вызвался навести справки и вот теперь ноги привели его на набережную Фонтанки, куда сходились все нити управления великой империи.

Мимо туда-сюда сновали чиновники с важными и не очень лицами, мелькали мундиры всех полков гвардии и армии, но более всего, конечно, жандармские. Некоторые из них с ленивым любопытством смотрели на непонятно как забредшего моряка, но большинство равнодушно проходили мимо.

Наконец к нему вышел хлыщеватого вида жандарм и с глупой улыбкой поведал:

— Я все разузнал, господин подпоручик. За прошедшие сутки было шесть происшествий с экипажами, но среди пострадавших девиц с описанными вами приметами нет.

— Какого черта, — едва не взбеленился голодный и злой как собака моряк. — Я ведь русским языком сказал вам, что она арестована!

— Так что же вы мне голову морочите? — с совершенно тупым видом отвечал ему дежурный. — Это надобно обратиться в другой отдел…

— Да я тебя!

— Простите, что здесь происходит? — подчеркнуто вежливо, но вместе с тем властно прервал едва не начавшую ссору господин лет сорока с «Анной» на шее форменного сюртука.

— Да вот, ваше сиятельство, — почтительно отвечал ему жандарм, — господин подпоручик изволили потерять некую девицу и теперь желает, чтобы мы ее разыскали.

— Вот как? — удивился чиновник и, обернувшись к Дмитрию, неожиданно улыбнулся.

— Я что на вашу бабушку похож, что вы так обрадовались? — раздувая ноздри от гнева, спросил тот.

— О, простите мою невежливость, позвольте представиться. Меня зовут Владимир Петрович Мещерский, а вы ведь Будищев, не так ли?

— Да.

— Мои очаровательные кузины рассказывали мне о вас столько интересного, что я непременно захотел свести с вами знакомство, но никак не ожидал, что оно состоится при подобных обстоятельствах! Но что привело вас в эту скорбную обитель?

— Я же говорю, ваше сиятельство, — снова начал волынку жандарм, но Мещерский бесцеремонно прервал его.

— А, вы, любезный, можете быть свободны. Я сам займусь делом господина Будищева.

— Спасибо, — искренне поблагодарил его Дмитрий, — еще пару минут и я бы этому пентюху башку проломил.

— Ну что вы, голубчик, не стоит так нервничать. Хотя, конечно, случаются среди жандармов эдакие экземпляры. Впрочем, бог с ним. Скажите лучше, что у вас приключилось, а я постараюсь помочь.

— Пропала моя воспитанница, Степанида Акимовна Филиппова. Случайный свидетель этого происшествия сказал мне, что ее арестовали, но я вот уже черт знает сколько времени, не могу добиться причины этого.

— Арестовали? Однако! А сколько лет вашей протеже?

— Семнадцать.

— Час от часу не легче! Простите мне, мою бестактность, но я просто обязан спросить, а не состояла ли эта девица в каких любо кружках или организациях, выступающих против правительства и существующего порядка?

— Нет!

— Вы уверены?

— Более чем.

— Что же, отрадно слышать. Молодежь нынче настроена сплошь радикально, да так что иногда просто страшно становится. Давайте поступим следующим образом, вы посидите у меня в кабинете, а я тем временем разузнаю, в чем дело.

— Да уже всю жопу отсидел… простите великодушно, что-то я разошелся. Но, правда, невмоготу ждать у моря погоды.

— Понимаю, но обещаю, что долго не задержу вас. Кстати, хотите чаю?

— Хочу, — неожиданно признался успевший ужасно проголодаться Дмитрий.

— Ну вот и чудесно! Я сейчас распоряжусь служителям, а сам займусь вашим делом.

Кабинет у Мещерского оказался невелик, но вместе с тем как-то по-домашнему уютен. Князь предложил своему гостю располагаться на диване и тут же исчез, а через пару минут, в дверях возник пожилой слуга с подносом на руках, на котором стоял стакан крепко заваренного чая и тарелка с бутербродами.

— Извольте, господин подпоручик, — сказал он, устраивая принесенное на столе.

— Спасибо, — отозвался Будищев и, неожиданно вынул из портмоне рубль, — прими, любезный.

— Покорнейше благодарю.

— Вот что, дружище, — помялся моряк. — Стыдно признаться, но я совсем не знаю хозяина этого кабинета. Скажи, что он за человек?

— Так ведь это немудрено, ваше благородие, — понимающе усмехнулся служитель. — Их сиятельство мало кто в лицо знает, не любит он на виду быть. Разве что читающая публика, ну так они тут редко бывают.

— Он что же, пишет?

— Берите выше, газету издает. «Гражданин», может слыхали?

— Погоди, так это тот самый Мещерский?! — вспомнил, наконец, Дмитрий, досадуя на свое тугодумие.

— Так точно-с. Действительный статский советник и камергер его величества.

— Твою ж ма…

— Оно уж как водится, — усмехнулся служитель и исчез за дверью.

Отсутствовал князь недолго. Едва Будищев успел расправиться с чаем и парой бутербродов, как Владимир Петрович с озабоченным видом вошел в кабинет.

— Ну что? — подскочил Дмитрий.

— Вы оказались правы, — хмыкнул Мещерский, — в делах антиправительственных, ваша протеже не замечена. Ее задержали по уголовному делу.

— В смысле?

— Да в том-то и дело, что какая-то бессмыслица. Вроде бы она угрожала оружием некоему приказчику, а когда тот ее обезоружил, появился офицер и, пардон, набил пострадавшему морду. Потом отправился в полицию, и заявил уже на приказчика, обвинив во всем его, а поскольку у несчастного оказалась разбита челюсть, тот не смог оправдаться. И все бы было шито-крыто, но нашелся свидетель, точнее, свидетельница видевшая, что револьвер поначалу был у девицы Филипповой. Вот такой, понимаете ли, пердимонокль!

— Твою дивизию! — сморщился как от зубной боли моряк.

— Еще раз прошу прощения за бестактность, — осторожно поинтересовался князь, — но не вы ли были тем офицером?

— Я!

— Какой пассаж! Но зачем?

— Так получилось. Этот придурок приставал к ней и едва не покалечил заступившегося за нее мальчишку. Вот она и схватилась за револьвер.

— Невероятно! Я просто ушам своим не верю. Но как там оказались вы?

— На самом деле случайно. Ну а там все покатилось…

— Понимаю… точнее совсем не понимаю! Неужели нельзя все было сделать по закону, обратиться в полицию?

— И ославить девчонку на весь свет?

— Тоже верно. Но неужели теперь лучше?