— Из чего же, позвольте спросить? — не унимался Петр Викторович. — Из револьверов?

— Зачем же, — усмехнулся Дмитрий, — из пулеметов.

— Вашей с Владимиром Степановичем конструкции! — с непередаваемым сарказмом воскликнул оппонент и, обернувшись к двоюродному брату, добавил, — учись устраивать дела, мой дорогой!

— Нет, — невозмутимо покачал головой Будищев. — Мои будут тяжеловаты. Хотя за основу можно взять и их конструкцию. Почему нет.

— Но вы сказали, не скоро? — вычленил главное в его ответе Можайский.

— Видите ли, господин капитан первого ранга, — сочувственно развел руками подпоручик. — Нужны годы работы, чтобы аэропланы или самолеты просто полетели. Нужны новые двигатели, более мощные, чем существующие. Нужны более легкие материалы для корпуса. Вот вы, к примеру, из чего собираетесь делать?

— Силовой набор из сосны, обшивку из парусины.

— Нет, это не годится, — покачал головой Дмитрий. — Можете достать бальзу?[3]

— Что, простите?

— Бальзу. Дерево такое очень легкое. Кажется, из Южной Америки.

— Что-то слышал, — задумался Можайский.

— И обшивка лучше всего шелковая, пропитанная лаком, — продолжил неожиданно увлекшийся Дмитрий. — Кроме того, одно крыло не самый оптимальный вариант. Лучше два поменьше, одно над другим. Паровой двигатель не годится…

— А какой годится?

— Внутреннего сгорания, работающий на бензине. Примерно вот такой в разрезе.

С этими словами Будищев взял в руку грифель и изобразил на доске примерную схему четырехтактного двигателя, известного ему еще по урокам физики.

— Зажигание от магнето, — продолжал Дмитрий, — горючая смесь готовится в карбюраторе.

— Любопытно, — с интересом посмотрел на рисунок Петр Викторович, — кажется, общий принцип работы получается такой как у двигателя конструкции господина Отто?

— Да. Только работает не на светильном газе, а на бензине. Это самая легкая фракция при перегонке нефти.

— Я знаю, — мягко улыбнулся промышленник. — Довольно сложный механизм у вас получился. Одни клапана чего стоят.

— Можно и без них, — пожал плечами Будищев и рядом с первым рисунком появился второй, уже двухтактного двигателя.

— Как интересно! И что же, при такой конструкции и двигателе летательный аппарат сможет делать все то, о чем вы говорили с господином Можайским?

— Нет, конечно. Но полететь он, пожалуй, сможет.

— И как прикажете его использовать?

— Для начала устраивать показательные полеты для интересующейся прогрессом публики. Затем по мере накопления опыта и денег строить все более мощные и совершенные самолеты. Со временем они смогут летать все выше и быстрее, тогда можно будет подумать и над практическим применением.

— Как вы сказали? — воскликнул, раздувая ноздри от гнева, Можайский. — Перед публикой выступать?!! Мне, морскому офицеру? Вы, милостивый государь, отдаете себе отчет, кому вы это предложили?

— А вы думаете, вам казна денег даст? — пожал плечами ничуть не смутившийся Будищев. — Тем более что ни на что другое ваш «паровоз» пока не годится.

— Полно, господа, — поспешил встать между ними Барановский. — Не стоит так горячиться!

Подобные споры были не редкостью в их квартире. Изобретатели народ своенравный и самолюбивый, а потому вспыльчивый. Но гостеприимные хозяева умели гасить конфликты. К тому же ссориться при дамах последнее дело, а Паулина Антоновна со Стешей и Глафирой уже закончили накрывать на стол. За обедом Можайский немного оттаял, воздав должное кулинарным способностям хозяйской кухарки, и уже не так сердито поглядывал на Дмитрия. Но сотрудничества между ними так и не получилось. Слишком велика была разница в менталитете и положении.

[1]Асклепий — бог врачевания у древних греков.

[2] Резиновых палок в те далекие времена на вооружении полиции не было, но служители правопорядка в случае надобности прекрасно обходились ножнами холодного оружия.

[3] Бальса или Охрома — дерево семейства Мальвовых с очень легкой древесиной. Авиамоделисты часто называют ее «Бальзой».

Старый особняк графов Блудовых знал лучшие дни. Когда был жив граф Дмитрий Николаевич, в нем устраивались регулярные приемы и даже балы. В нем гостеприимно принимали множество людей от министров и генералов, до светских львиц и модных литераторов. Здесь бывали братья Тургеневы, Дашков, Вигель, Карамзин и даже Пушкин, впрочем, в те далекие времена его еще никто не называл «нашим всем». Увы, это все в прошлом и нынешний владелец дома давно сдает большую его часть под квартиры, а сам ютился в нескольких комнатах, в которые собрали мебель со всего дома, лишь напоминающую редким теперь посетителям о прежнем блеске.

Однако нынешнему гостю, вольготно расположившемуся в кресле, не было дела до минувших дней. Он из тех кто живет настоящим, а мысли его стремятся еще дальше, а потому не будет большим преувеличением назвать его «будущим России».

— Я позвал вас Дмитрий, чтобы обсудить известное нам обоим дело, — глухо проронил хозяин дома, без малейшей приязни, разглядывая молодого наглеца.

— Слушаю вас, ваше сиятельство, — почтительно отвечал Будищев, устраиваясь поудобнее.

— Как известно, ваше происхождение, а более всего людская молва связали наши имена вместе. Не могу сказать, что меня это радует, но есть люди, которые отчего-то прониклись интересом к вашей судьбе и принимают в ней самое живое участие.

Лицо подпоручика не выразило в ответ ничего, кроме вежливого внимания, что еще больше разозлило старого графа. «Вот ведь нахальный байстрюк!» — с досадой подумал он, — «решается его судьба, а он сидит так, будто и без того весь мир у него в кармане».

— В первую очередь, это, конечно, моя сестра, но не только, — продолжил так и не дождавшийся реакции граф Вадим Дмитриевич. — Каким-то непостижимым для меня образом, с ходатайством за вас выступают и княгиня Юрьевская и цесаревич Александр. Право, за всю жизнь мне не приходилось видеть столь своеобразного альянса. Не постигаю, как вам удалось понравиться и тем, и другим?

— Я обаятельный, — скромно улыбнулся Будищев.

— Вы просто пшют [1], - почти простонал граф. — Вам предстоит войти в нашу семью, унаследовать мой титул, имя и положение, а вы изволите насмехаться над старым человеком, жизнь которого перед тем совершенно отравили!

— Вадим Дмитриевич, — с трудом скрыл зевок подпоручик. — Может быть, вы все-таки перейдете к делу?

— Что же, в одном вас нельзя упрекнуть, — вздохнул Блудов, — вы человек дела! Вероятно, так и должно быть. Наступают новые времена а вместе с ними приходят новые люди с иными идеями. Но прежде чем признать вас, я хочу быть уверен, что вы не опозорите меня и моих предков. И буду откровенен, меня иногда просто ужасает то, что я слышу о вас…

— Папаша, — с легким презрением в голосе прервал его Дмитрий, — не учите меня жить!

— Что? — едва не задохнулся старый граф.

— Что слышали! — издевательски отозвался кандидат в наследники. — Вы все время всячески открещивались от существования сына, а теперь лечите меня всякой фигней о вхождении в семью, титуле и тому подобной чушью. Да плевать я хотел на вас и ваш титул!

— Но…

— И на наследство тоже! Кстати, я тут узнал, что никакого движимого и недвижимого имущества у вас, можно сказать, и нет. Вы свою долю имущества успели промотать, дядюшка перевел все за границу, а уважаемая Антонина Дмитриевна вовремя вложилась в благотворительность, не то бы вы пустили по ветру и ее состояние. Даже дом, в котором вы сейчас меня принимаете, заложен дважды. Интересно, ваши кредиторы в курсе такого пикантного обстоятельства? Было бы забавно посмотреть вас в долговой тюрьме.

— Откуда вам это известно? — спросил побледневший Блудов.

— Тоже мне, бином Ньютона, — ухмыльнулся Будищев. — Там слушок, тут шепоток, десяточку канцеляристу, сотенку столоначальнику, глядишь, информация и собралась.