— Сию секунду! Может мадерки добавить и сладенького чего?

— Непременно! — пьяно кивнула проститутка, причем так сильно, что ее голова оказалась на столешнице, да так там и осталась.

— Ишь ты, заснула, — скривился буфетчик. — Вот задрыга!

— Но-но-но! — вскинула голову женщина и обожгла стоящего напротив мужика яростным взглядом. — Я все слышу!

Тот в ответ сделал каменное лицо, дескать, я вообще молчал, а вам послышалось. Лаура некоторое время сверлила его глазами, потом сникла и, махнув рукой, горько сказала:

— Уехать бы куда отсюда, далеко-далеко, чтобы и дорогу забыть!

— Куда прикажете, барышня? — подал голос, молчавший до сих пор Федор.

— Куда угодно, — равнодушно махнула рукой проститутка.

— Сейчас спроворим, — с поклоном отвечал Шматов и подхватил шатающуюся Лауру под плечи.

— Осторожнее, паря, — счел своим долгом предупредить залетного буфетчик. — Если удумал покуражиться, так отступи. А то ее хахаль тебя на лоскуты порежет!

— Не, мы люди смирные, — отмахнулся Федя. — У нас таких мыслей отродясь не бывало. Покатаю барышню и назад. Глядишь, к тому времени и чай поспеет!

— Мое дело остеречь, — пожал плечами здоровяк и равнодушно отвернулся.

Оказавшись на улице, Лаура жадно втянула в себя морозный воздух и, как будто немного протрезвела.

— Где-то я тебя видела? — обернулась она к Шматову.

— Сейчас вспомнишь, — посулил тот в ответ, и неожиданно сбив ее с ног, зажал одной рукой рот, чтобы не кричала, а второй принялся натирать лицо снегом.

Не ожидавшая такой подлости проститутка попробовала вырваться, но не тут-то было. Незнакомый извозчик крепко держал ее, продолжая оздоровительные процедуры. К тому же, вокруг не оказалось никого, чтобы позвать на помощь, а когда ее, наконец, отпустили, сил сопротивляться уже не было.

— Ополоумел? — зло взвизгнула она, попытавшись подняться, но тут же вновь растянулась поскользнувшись. — Вот скажу Щербатому…

— Цыц! — прервал ее Федор. — Скажи лучше, Будищев приходил?

— Федя? — изумилась проститутка. — Ты как здесь оказался?

— С крестным ходом шел да заблудился, — огрызнулся парень. — Я спрашиваю, Дмитрий Николаевич был тут?

— Фе-Феденька, — шмыгнула носом женщина. — А его Тихон с дружками схватили и в подвале теперь держат.

— Зачем это? — нехорошо прищурился бывший ефрейтор.

— Староверы такой приказ дали. Вы какого-то их человека обидели. Я Тише говорила, что не надо. Правда-правда. Только он все одно слушать не стал…

— Он жив?

— Ага, — часто закивала Лаура. — Живой. Ждут пока человек от Прохоровых придет и удостоверится, что все как надо.

— Показывай дорогу!

[1] Марвихер — карманник.

[2] Косушка — русская мера объема примерно в 0.3 литра и одновременно бутылка такой же емкостью. Шкалик — 0.06л.

Тусклый лучик света, с трудом пробившийся через зарешеченное оконце светил Будищеву прямо в глаза, мешая разглядеть окружающую обстановку. Впрочем, главное было понятно и так. Он в плену у бандитов, скорее всего в каком-то подвале, висит привязанный к балке, едва касаясь ногами земляного пола. Из одежды на подпоручике остались лишь изодранные панталоны, а тут, черт возьми, довольно холодно.

Впрочем, судя по всему, это ненадолго. Тихон с подручными сейчас немного подкрепятся и снова примутся за дело. Тогда сразу же станет жарко. Особенно ему. Где-то справа стоял стол из грубо отесанных досок, на котором лежали отобранные у него револьверы и прочие вещи вперемежку с выпивкой и разнообразной снедью. Бандиты, как по нотам разыгравшие перед ним спектакль, теперь толпились вокруг стола, поглощая как не в себя стакан за стаканом хлебное вино, тут же закусывали, разбрасывая целые куски пищи.

— Что, ваше благородие, молчите? — вспомнил о пленнике один из них, изображавший из себя прежде кучера. — Прежде куда как разговорчивы были!

Последние слова были встречены одобрительным гоготом его приятелей и презрительным молчанием офицера. Очевидно, такая реакция не пришлась по нраву липовому извозчику, и тот нарочито ленивой походкой двинулся к узнику.

— Ах ты, паскуда, — злобно ощерился он и потянулся к горлу Дмитрия грязными пальцами, — да я тебя…

— Годи! — остановил его Тихон. — Успеешь еще. Сперва надо его заказчику показать. Может тот чего поспрошать пожелает?

— Какому еще заказчику? — впервые проявил любопытство пленник.

— Скоро узнаешь, — ухмыльнулся Щербатый, но видимо, будучи е в силах удержаться, продолжил, — ты, ваше благородие, одного уважаемого человека обидел и теперь перед его друзьями за это ответить придется.

В голове Будищева начало кое-что проясняться. Прежде он был уверен, что у бандитов нет никакого резона расправляться с исправно платящим клиентом, но он не принял в расчет, что может найтись кто-то более могущественный, способный в два счета нагнуть мелкого главаря и заставить его делать все что угодно. Вот только кто это?

— Так что, господин флотский, — продолжал разглагольствовать Тихон, — каюк тебе. А потому последний раз прошу по-хорошему, облегчи душу, скажи, где денежки прячешь?

— В банке Штиглица, — ухмыльнулся разбитыми в кровь губами Будищев. — Хочешь, доверенность напишу?

— Может и так, — не стал спорить уголовник. — Только ведь я тебя за иные денежки спрашиваю. Не может же быть, чтобы у человека такими делами промышляющего, под рукой ничего не было! Так что, не гневи душу рассказывай, а мы потом за помин твоей души выпьем, да свечку в церкви поставим. Глядишь, как невинно убиенный в рай попадешь!

Услышав последние слова главаря, подручные едва не покатились от хохота по полу, и только висящему на балке подпоручику было не до смеха.

— Ты знаешь, за что я убил Крашенинникова? — едва слышно спросил он Щербатого.

— А мне без разницы!

— За то, что он был замешан в покушении на царя, — пояснил ему Дмитрий.

— Врешь!

— Нет, не вру. И остальных за то же самое. Я помощник начальника охраны императора. Меня искать будут и, что характерно, найдут. Путь даже не живого. И вас найдут. Потому как те, кому положено, знают, куда я пошел.

— Нет, вы только посмотрите, как нам их благородие горбатого лепит! — покрутил головой улыбающийся Тихон, в голосе которого уже появились нотки сомнения. — Ну, давай, базлай дальше, а мы тебя послушаем.

— А что мне с вами разговаривать? — хмыкнул Будищев. — Вот на том свете встретимся и поговорим, а случится это очень скоро.

— Я покуда помирать не собираюсь!

— А тут уж не твоя воля. Сидел бы на жопе ровно и не отсвечивал, глядишь, никто бы тобой и не заинтересовался. А теперь тебя точно удавят, ни те, так другие!

— Что ты гонишь, фраер. Не может такого быть!

— Ты что газет не читаешь?

— На что мне оно?

— Да просто возьми любую, в которой про покушение на государя написано, да прочитай кто его спас!

— Было такое, — вмешался один из уголовников. — Какой-то флотский подпоручик злодеев пострелял.

— Ты что читать научился? — удивленно спросил Щербатый, глядя в тупые глаза подручного.

— Нет, конечно, — пожал тот плечами, — просто слышал, как один грамотей вслух читал, да ненароком запомнил. Он еще над фамилием офицерика смеялся. Уж больно говорил срамная. Не то Мудищев, не то Блядищев…

— Твою ж мать! — только и смог выдавить из себя мгновенно протрезвевший Тихон.

В этот момент в ведущую наружу дверь кто-то забарабанил, да так часто, будто снаружи начался пожар или еще какое бедствие.

— Кого там нелегкая принесла? — скривился главарь.

— Может от господ Прохор… — предположил один из бандитов, но тут же получил кулаком в бок.

— Попридержи помело! — грозно рыкнул на него Щербатый.

Сквозь зимнюю одежду удар вышел не слишком чувствительным, но, по всей видимости, обидным, потому что уголовник вздумал возражать, показывая на пленника: