— Конечно, расскажете. Куда ж вам деваться!

Допрос не занял много времени, и примерно через полчаса Будищев с Шматовым были готовы покинуть конспиративную квартиру.

— Может еще вернутся? — предположил Федор.

— Вряд ли, — покачал головой подпоручик. — Собирались в спешке, убирать за собой не стали. Явно рвали когти.

— Откуда же они могли узнать, что мы пожалуем?

— Фиг его знает. Может статься, просто петляют как зайцы, а возможно хозяин не слишком надежный. Перекантовались пока суд да дело, а потом рванули на настоящее лежбище.

— Хозяин хлипкий, — согласился приятель, после чего добавил с досадой, — и чего ему не хватало?

— Вопрос, конечно, интересный, — философски заметил Дмитрий. — Всем чего-то не хватает. Конкретно этому индивидууму, скорее всего, приключений на задницу! Жить, самка собаки, скучно стало.

— Вот и получил.

— Самое интересное, Феденька, что когда его друзья победят, такие как он первыми под раздачу попадут.

— Чего это вдруг они победят? — удивился словам однополчанина Шматов. — Не будет такого!

— Может и не будет, — задумчиво покачал головой Будищев, продолжая разглядывать обстановку. — Интересно, а это что такое?

— Где?

— Да вот в ящичке.

— Жестянка какая-то, — удивился заглянувший внутрь Федор.

— Твою мать! — выругался подпоручик. — Это же бомба!

— Етить! — вздрогнул приятель и не хуже любого сайгака отпрыгнул от опасного места.

— Тише скачи, — шикнул на него однополчанин, продолжая рассматривать опасную находку. — По ходу она без взрывателя, хотя и не поручусь. Подрывник из меня, прямо скажем, так себе.

— И что с ней делать?

— Хрен его знает. Так-то вещь в хозяйстве полезная. На рыбалку там, или какого-нибудь утырка к праотцам отправить. Но насколько я успел выяснить, здешние умельцы изготовляют их из всякой гадости вроде гремучего студня. Поэтому ну его на фиг!

— Может, установим? — простодушно поинтересовался вчерашний крестьянин. — Вдруг злодеи вернутся, а тут гостинчик.

— Добрая ты душа, Федя! Но сам посуди, а если случайный человек по какой-то надобности сюда заглянет, хорошо ли будет? Нет, брат. Я стрелок. Можно сказать, снайпер. Привык, чтобы пули точно в цель летели… хотя мысль интересная!

Выйдя из дома, они вернулись к санкам, где их дожидался приставленный Тихоном уголовник, изображавший из себя кучера.

— Дело сделано? — первым делом осведомился тот.

— Нет там никого, — покачал головой Будищев.

— Как это? — недоверчиво сощурился бандит.

— А вот так. Ушли и все. Спугнули их ваши наводчики!

— Не гони беса, фраер!

— Полегче на поворотах, дядя! Хочешь, сам сходи и проверь.

— Не, мне чужой срок без надобности, — осклабился водитель кобылы. — Ладно, обождите тут.

Договорив, он спрыгнул с саней и мелкой рысью направился к маячившему на противоположной стороне улицы мелочному торговцу.

— Гляди-ка, их человек! — удивился Федор.

— Вряд ли, — пожал плечами Дмитрий. — Но если что видел, расскажет нашему провожатому как на духу.

— Зря ты с ними связался, Граф, — высказал давно наболевшее Шматов. — Лихие они люди!

— Ничего, мы тоже не пальцем деланые.

— Оно так, — задумчиво протянул приятель, но видя, что уголовник возвращается с лотошником, замолчал.

— Что скажешь, офеня? — поинтересовался Будищев.

— Барин, какой-то уезжал, — просипел простуженным голосом. — Я только встал тут, как раз извозчик отчаливал. — Я ему бубликов предложил, а он мне, пошел вон, скотина!

— А барышня с ним была? Учительница по виду.

— Не, не видал. Учителку я бы сразу признал. Оне добрые. Носом бывает крутят, а что бы ругаться, не!

— А мастерового? Немного выше меня и в плечах покрепче. Сам чернявый и морда бритая.

— Не. Мужик какой-то с бабой со двора выходили. Он еще узел тащил. Я им бубликов, а они, мол, денег нет.

— Давно?

— Так у меня, господин хороший, часов нет! Но уже порядком.

— И куда подались?

— Видать на конку.

— Ладно, болезный, вот тебе за труды, — сунул монету обрадованному лотошнику Будищев.

— Что делать-то будем? — вздохнул Федор. — Ничего толком не узнали, а полтины как не бывало. Никаких денег не напасешься…

— Вот что, любезный, — обратился к кучеру Дмитрий. — А отвези-ка нас в Рыбачью слободу к староверческой церкви. Сдается мне, господин Крашенинников именно туда и направился.

— А те двое?

— Искра с Максимом в лучшем случае исполнители. Да и не денутся они никуда с подводной лодки. А вот Ипполит, он организатор. Не самый главный, конечно, но… поехали, короче!

Давным-давно, еще в середине семнадцатого столетия, русский царь Алексей Михайлович и его «собиный»[2] друг патриарх Никон затеяли церковные реформы, главным результатом которых стал раскол Русской церкви. Приверженцы прежних порядков, которых стали называть старообрядцами, попали в опалу и были подвергнуты жестоким гонениям. Но как скоро скажет один еще не слишком известный немецкий философ — «Все, что не убивает, делает нас сильнее». [3]

Старообрядцы сумели не только выжить, но и организоваться. Многие из них занялись торговлей и благодаря безусловной честности и трезвому образу жизни, скоро преуспели на этом поприще. Поэтому нет ничего удивительного, что во второй половине девятнадцатого столетия, значительная часть российского купечества в Москве, Поволжье и Сибири было приверженцами древней веры. Но только не в Петербурге.

Так уж сложилось, что преследуемые властями раскольники старались держаться подальше от стольного града Петра, коего они почитали за Антихриста. И даже когда гонения прекратились, количество старообрядцев среди питерских жителей оставалось минимальным. Тем не менее, они были, и именно к ним направился Крашенинников.

Церковь иконы Пресвятой Богородицы «Знамение» [4] издавна была прибежищем для беспоповцев «Белокриницкого согласия». Там они собирались на моления, обсуждали возникшие проблемы и принимали решения. Нуждающемуся могли помочь, оступившегося направить на путь истинный, а слишком уж проштрафившегося даже изгнать из своих рядов. Такое хоть и нечасто, но тоже случалось.

— Жди здесь! — объявил после долгого ожидания Ипполиту наставник. — Скоро придут старцы, они и решат, что с тобой делать.

— Укрыться бы мне, — тихо попросил утомившийся от молений народоволец. — А то стою на виду, яко Иов в пустыни.

— А ты будь как все, никто тебя и не заметит! — без тени усмешки на губах, посоветовал раскольник, показав глазами на прочих прихожан, одетых в отличие от выглядевшего настоящим барином Крашенинникова весьма скромно.

Дышать внутри церкви от множества собравшихся вокруг людей было нелегко, и через некоторое время подпольщику стало дурно. И хотя инстинкт подсказывал ему не высовываться, он все же вышел на улицу. «Кто станет искать меня в этой глуши?» — отмахнулся от опасений Ипполит, и жадно вдохнул в себя холодный воздух. Сразу стало легче, хотя в первый момент у него закружилась голова. Но когда он пришел в себя перед прояснившимся взором бывшего адвоката, появились подъезжающие сани с тремя седоками, один из которых показался ему знакомым.

— Не может быть! — не поверил он своим глазам, и бросился тереть их, будто надеясь, что наваждение исчезнет.

— Ну, вот и свиделись, — констатировал подпоручик, спрыгивая с послужившего ему сегодня транспортного средства.

Господина Крашенинникова можно было упрекнуть во многих слабостях, но трусости среди них не числилось. Сообразив, что расплата близка, он не стал бежать или падать на колени, моля о милосердии, а одним движением скинул с плеч богатую шубу, а вторым потянулся за оружием.

Револьвер Веблей-Бритиш-Бульдог обладал массой достоинств. Достаточно компактный, чтобы его можно было спрятать в одежде, с мощным патроном, а потому высоким поражающим действием, он казался идеальным оружием для террора. [5] Единственным его недостатком была не слишком высокая точность, обусловленная коротким стволом, и сегодня это обстоятельство оказалось роковым.