Гораздо важнее всякой просветительной литературы в России завтрашнего дня создание литературы для избранных, для немногих. Книг, совершено свободных от заботы — не о читателе, конечно, но о грамотности читателя. Вы не

СОЗДАНИЕ  ЭЛИТЫ                                 

==221                                                                                                 

понимаете? —  значит, это не для вас. Ищите более подходящей  литературы, только и всего. Для кого же тогда писать? Опыт эмигрантской литературы показывает, что 300 читателей уже обеспечивают сбыт книги. Триста читателей из необъятной России найдутся на всякую книгу. Печатать мы  будем, но это потребует от всех нас жертв. Интеллигенции придется изменить свое отношение к книге как к почти бесплатному общественному продукту, за которым идут в библиотеку. Некоторые книги надо будет вырезать из скромного бюджета, покупать их ценою поста.

                За всеми внешними  формами организации элиты и ее работы стоит ее духовная организация. Говорят нередко, что старая русская интеллигенция была орденской. Она имела не внешнюю  организацию ордена, но его внутреннее самосознание. Была исполнена сознанием своей миссии и своей выделенности из толпы. Выделенности не для привилегий, а для страданий и борьбы. При всех изменившихся условиях, при иной, противоположной даже направленности,  новая элита  не менее старой нуждается в орденском  самосознании. Только ее образцом будет не столько масонство, сколько средневековый клир, организовавший свою  латинскую культуру вокруг общезначимой и всенародной Церкви. Жертв и страданий новое подвижничество во имя культуры потребует немало — может быть, не менее политического подвижничества старой интеллигенции. Однако  новая антикенотическая направленность требует и новой этики: этики не столько самоуничижения, сколько достоинства. Ныне поставленная на колени перед властью и народом, новая элита во имя достоинства куль туры должна  потребовать и уважения к себе. Должна научиться бороться за свое собственное достоинство и право, умея отличать достоинство от интересов и право от привилегий. Она должна занять в обществе подобающее ей место: не привилегированной касты, но всеми признанной духовной аристократии. Место первого среди равных.

                4

Достоинство  интеллигенции —  не в противопоставлении ее народу. Перо и кисть не должны противополагаться

==222                                                   Г. П.

 серпу и молоту. Если будущая Россия, как, впрочем, и вся  пережившая социальную революцию Европа, будет организована корпоративно или профессионально, интеллигенция  должна занять свое место среди трудовых корпораций или  союзов. Идея труда не противна высокому строю культуры —  более того, она созвучна нашему современному пониманию творчества. Мы все ставим ремесло подножием искусству. Современный университет в своей организации хранит следы своего корпоративного происхождения;  это  последняя из сохранившихся средневековых гильдий. Художники Ренессанса все сознавали себя людьми ремесла и  цеха. Таковы и средневековые миннезингеры. Лишь романтизм противопоставил вдохновение труду, и в этом было его трагическое заблуждение. Мы все — и люди науки, и  люди искусства — возвращаемся теперь к древним и вечным основам искусства-ремесла — techne'ars — и не гнушаемся высоким  званием работника. Признаюсь, «работ  ник науки» звучит для меня честнее, чем «ученый», в  котором много самомнения. Кто, по совести, может назвать себя ученым? Мы все учимся и учим, и в этом видим наше право на уважение. А творческим должен быть  всякий труд, труд столяра не менее труда живописца.

                Поэтому интеллигенция  не должна возражать против  включения ее в систему общенациональных трудовых корпораций. Но в то же время она должна бороться за первое  место, среди них. Ненормально, чтобы это место было занято металлистами, как в коммунистической России, или  земледельцами в возможной России крестьянской. Первое  место интеллигенции предполагается иерархией ценностей  в системе национального производства. Мысль, слово,  форма и звук важнее, выше практических материальных  вещей, ибо имеют более близкое отношение к цели культуры, к самому смыслу существования наций. Telos, конечная цель, определяет место каждого звена в системе иерархии. Место мыслителя и художника непосредственно вслед за святым и рядом со священником в нормальной иерархии. Но святость не принадлежит к иерархии социальной.

                Корпоративная организация интеллигенции, конечно, не должна означать непременно корпоративной организации ее труда и творчества. Труд ее может быть или совершенно личным  (поэт), или корпоративным (академиче-

СОЗДАНИЕ  ЭЛИТЫ                             

==223

ский ученый), или лично-общественным   (музыкант), но корпорация сейчас более чем когда-либо, необходима для защиты  социального достоинства интеллигенции. Мы сознательно говорим о достоинстве, а не об интересе, ибо не считаем задачей дня борьбу за материальные интересы интеллигенции. Более того, мы боимся, что борьба за материальные  интересы, за более высокое вознаграждение может повредить ее достоинству. Внутри каждой профессии, как интеллигентной (!), так и механической (!), неизбежна далеко расходящаяся шкала вознаграждений — от ученика до мастера, и до мастера единственного в своем цехе. Но между  цехами не должно быть принципиального неравенства. Нам не следует притязать на уровень жизни, высший уровня рабочей или крестьянской семьи — при  условии, если народное хозяйство даст возможность для всех жить безбедно. Более того, нам духовно легче переносить и бедность, ибо наш труд дает высшее удовлетворение. Художник готов голодать ради своего искусства, но ни один ремесленник не будет голодать ради своего ремесла, ибо он не служит ремеслу, а живет им.

                Неравенство материальное, вырастающее на почве куль туры, может  компрометировать ее достоинство в глазах масс, как богатство Церкви или даже слишком большая ее обеспеченность содействует росту сект и антицерковных движений. С  другой стороны, соблазн комфортабельной жизни  может вызвать прилив в ряды интеллигенции людей, ей чуждых по духу, карьеристов, которых и сейчас более чем достаточно в ее рядах. Ей лучше очиститься от лишних  элементов, облегчиться от буржуазного наследства, чтобы с орденской суровостью отдаться своему строгому служению.

                Но, отказываясь от лишних рублей, интеллигенция тем более должна настаивать на уважении к ней — в стране, где попирание интеллигенции так долго было возведено в систему.

                Эта защита достоинства прежде всего, требует ограждения независимости своего труда от всякого вторжения самоуверенного невежества. Мы не можем принять никаких приказов и указаний в области нашей компетенции. Ныне в России сапожники  (фигуральные)  учат художников, а вахмистры —  писателей. Русская интеллигенция глубоко унижена или сама себя унизила. Это ее великий грех перед

==224                                                       Г. П.

 культурой и Россией. Нелегко ей будет изгладить из памяти народной эти позорные страницы вольного и невольного рабства. Но она должна искупить их. Искупить самоотверженной борьбой за свободу своего святого ремесла.

                В прошлом, в первые годы революции ее свобода нередко попиралась рабочим или человеком из народа, впервые  ворвавшимся в храм культуры и учинившим в нем порядочный погром. В будущем опасность угрожает, кажется,  не от рабочего, а от солдата. Политически Россию завтрашнего дня, в ее трудной международной и междунациональной обстановке, трудно представить себе иначе, чем в форме военной  или полувоенной  диктатуры.  Опыт  всех  современных диктатур показывает, как трудно дается им  самоограничение. Наш век соблазняет тоталитарностью, и  генерал, привыкший решать политические и социальные  вопросы своего времени, кончает декретами в области поэзии и музыки. Такая перспектива обязывает быть на страже. Интеллигенция должна оградить свою духовную свободу от всех покушений, откуда бы они ни исходили, снизу  или сверху, от рабочего, крестьянина или солдата, от партийного, государственного и даже — случай, конечно, для  России фантастический, — клерикального вмешательства.