— Только покуда я связан узами заклятия, не долее! Тупица!

— Джинн!

Но Джафир исчез. Прыщавый лег на спину. Вода хорошо держала его и не щипала кожу, как морская. Ощущение у Прыщавого было такое, словно он лежит на мягкой прохладной траве. Он вяло зашевелил руками, оттолкнулся от бортика. Тоже друг называется! Джинн был его мучителем — только так и думал о нем Прыщавый. Злобный хитрец! Вот если бы Прыщавый получил то, что хотел, он бы тоже доказал, что он — большой хитрец. Но как это сделать? Сердце Прыщавого переполнилось бессильной злостью. Он смотрел в безоблачное небо. Повернул голову — и солнце ослепило его, а в следующее мгновение перед его взором предстал лик — призрачный лик с длинной, развевающейся бородой.

— Господин Альморан, — прошептал Прыщавый. Он не испугался: это видение являлось ему и прежде — каждый день с тех пор, как он оказался здесь. Но по сей день Альморан разговаривал с ним загадочно, да и то — только о прелестях жизни в этом мире, сотканном мечтой. До сих пор Прыщавому все это нравилось, но все же порой он задумывался, какие же прелести ему суждены, если он так и останется самим собой.

— Дитя, — прозвучал голос призрака, — не бойся того, кто живет в лампе. Он в конце концов в твоей власти.

— В моей?

— Подумай хорошенько. Разве не правдивы его слова? Он принес тебя сюда потому, что ты желал оказаться в прекрасной стране. Так зачем же теперь тебе какие-то желания?

— Господин... — прошептал Прыщавый. — Но... как же — мое лицо... моя кожа...

— Дитя, тебя коснулось волшебство. Знаешь ли ты, что это означает? О, это означает, что в твоей власти остаться здесь навсегда, вечно жить в моем прекрасном мире. Истрать свое последнее желание — и где ты тогда окажешься? Тогда волшебство покинет тебя.

— И что же?

До сих пор Прыщавый шевелил руками и ногами, чтобы плыть, а теперь замер, но все равно продолжал скользить по глади пруда. Призрачный лик Альморана придвинулся ближе. Слова старца были добрыми, но за ними явно скрывалась какая-то тревога. И власть. И приказание.

— Говорю тебе: не бойся того, кто живет в лампе. Он обманывает тебя, утверждая, что обретет свободу, как только ты выскажешь свое последнее желание. Тогда, как ты, наверное, думаешь, он обретет безграничную власть. На самом деле все совсем наоборот. Обуреваемый нетерпением, разве не позволил он тебе оставить лампу там, откуда он тебя унес? Это была глупая ошибка, но именно он расплатится за эту глупость. Без лампы, которая является его волшебным жилищем, его власти придет конец, как только ты произнесешь свое последнее желание, и он станет самым обычным человеком.

— Господин мой, но зачем же тогда он так ждет моего последнего желания? Какой в этом смысл для него?

— Дитя, для него в этом очень большой смысл. Тот, кто живет в лампе, убежден в том, что рано или поздно ты будешь вынужден истратить свое последнее желание. Он надеется на то, что ты истратишь его здесь, окруженный красотой и роскошью, и что после того, как колдовство исчезнет, он сам сможет остаться здесь и не очутится там, где его ждут страх и ужас.

Прыщавый смутился.

— Господин мой, так, значит, ты советуешь мне высказать мое желание, чтобы я лишил джинна его колдовской силы?

— Дитя мое, нет! Никогда! Как ты не понимаешь? Первые желания ты истратил беспечно, но покуда он ожидает третьего, ты властен над ним. И для того, чтобы остаться здесь со мной, ты должен держать его в своей власти, ибо как только ты выскажешь свое последнее желание, ты также лишишься волшебства, которое окутывает тебя теперь. Дитя, подумай о той власти, которая принадлежит тебе, и только тебе! Разве не прекрасна такая власть! Пусть тот, кто живет в лампе, беснуется — он не сможет причинить тебе никакого вреда. Не желай ничего. Здесь, в мире мечты, нет нужды желать чего-либо.

— Нет нужды? Но, господин мой...

И тут, к собственному изумлению, Прыщавый понял, что поднимается в воздух. Он вскрикнул и тут же ахнул, увидев под собой воду, пруда, на глади которой остался след — там, где он только что лежал. Сначала его отражение мерцало и колебалось, но вскоре вода успокоилась и перед Прыщавым предстало его лицо. То было совсем не его прежнее лицо: он привык отворачиваться, проходя мимо зеркал и окон, от отполированных боков пивных кружек. С поверхности пруда на него смотрело отражение лица красивого юноши.

— Не говорил ли я тебе, что тебе нет нужды чего-либо желать? Дитя, пусть твое взволнованно бьющееся сердце успокоится. Ты красив, и нынче же ночью в твои покои придет принцесса.

— Пф-ф-ф! Позор!

В ответ послышался стон.

— Ойли! Закрой ставни!

— Кем он себя считает? Думает, что он — сам шейх Рашид?

— Ойли, слишком светло!

Ругаясь и шаря рукой по полу в поисках упавшей подушки, Полти задел что-то стеклянное. Предмет покатился по полу, издавая негромкий звук. Полти снова выругался и закрыл лицо подушкой. Нет, Ойли был просто невыносим! Сначала толстяк-сводник притворно сокрушался по поводу дурного расположения духа своего уважаемого клиента, заламывал руки, затем стал ужасаться из-за того, что майор-господин томится в темноте, словно узник. Разве на дворе полночь? Нет, ясный день! Великий день в истории Куатани! Улицы внизу заполнены толпами народа!

Доводы Эли Оли Али были, конечно, убедительными, но Полти предпочитал не открывать ставней, а Эли Оли Али закрыл ставни ненадолго. Затем он напрочь забыл о своем драгоценном клиенте, снова приоткрыл ставни и стал пялиться в окно.

— Ойли, что там такое? — наконец раздраженно осведомился Полти.

Голос Эли Оли Али был полон жгучей зависти.

— Каска Далла разводит девиц из племени ба-ба по кабинкам! Пф-ф-ф! Они уже все протухли! Разве это девственницы? Старье, позорное старье! А сам-то Каска! Расфуфырился, как индюк. Твердит небось: «Эли конец! Эли все потерял!» Полюбуйтесь-ка на него! Он-то сам чего стоит с такими ба-ба? Пусть себе думает, что пожелает, а я бы ему так и сказал: «Они протухли, Каска!». П-ф-ф! Пф-ф-ф! Пусть этот грязный сводник думает, что он меня обошел! Сегодня после церемонии обручения все богатые мужчины захотят развлечься, и кого же они потребуют? Шлюх Каске Даллы или свеженьких девочек Эли Оли Али? Пф-ф-ф! Пф-ф-ф! Пф-ф-ф!

Эли в отвращении захлопнул ставни, подумал и немножко приотворил, чтобы в комнату проникало хоть немного света с улицы. Отвернувшись от окна, сводник решил, что разумно хоть немного ублажить майора-господина. Не так-то просто было возвратиться во дворец. Ох уж эти стражники! Грабеж средь бела дня! Нужно было хотя бы оправдать эти затраты.

Эли стал старательно изображать искреннюю заботу:

— Но, майор-господин, где же ваши друзья? О боги, неужто даже ваш долговязый приятель вас покинул, когда вам так плохо? Что же вы за люди такие — эджландцы? Уж мы-то, унанги, ни за что не опустились бы до такого варварства!

Полти с трудом приподнялся, поморгал, протер глаза и обвел взглядом комнату. С площади доносились стук молотков, скрип досок — там шли поспешные приготовления к великому событию. Они продолжались уже третий день подряд. С ума можно было сойти... Полти поискал глазами стеклянный шар. Остановился ли он? Похоже, да. Полти громко высморкался и объявил со всей надменностью, на какую только был способен, что лейтенант Трош выполняет важное поручение, как и агент Бергроув.

— По моему личному приказанию, Ойли. По моему приказанию, понял? — Разве Полти — эджландец, майор и Вильдроп к тому же — мог допустить, чтобы его жалел какой-то грязный метис? Не без труда Полти раздвинул губы в улыбке. — Твоя забота мне очень приятна, Ойли, но уверяю тебя, я чувствую себя хорошо, очень хорошо... Со мной ничего такого, от чего нельзя было бы избавиться с помощью бочоночка бражки. Ну... сигары-то у тебя вряд ли найдутся?

Сводник незамедлительно похлопал по множеству карманов и с готовностью протянул эджландцу смятый коричневый цилиндрик — ту самую сигару, которую ему когда-то дал Полти. Затем Эли поискал и нашел огниво. Освещенное язычком пламени лицо майора-господина оказалось лилово-синим. По лбу Полти стекали струйки пота — ну, как будто бы он долго пролежал на солнце! Эли Оли Али нахмурился и вдруг встревожился сильнее, чем прежде. Он обвел подозрительным взглядом полутемную комнату, осторожно принюхался. В покоях майора пахло, по обыкновению, неприятно, затхло, но к обычному запаху, казалось, примешался еще какой-то, непривычный. У сводника немного закружилась голова. Он остановил взгляд на здоровенном пятне на мраморном полу, похожем на высохшую кровь, занимавшем целиком угол комнаты. Потом Эли Оли Али вдруг услышал приглушенные громыхание и вздрогнул: стеклянный шар, тускло мерцающий в полумраке, вдруг медленно завертелся на полу — как бы сам по себе. Испуганно вскрикнув, Эли Оли Али поспешил к двери и заверил майора-господина в том, что принесет ему не бражки, а бочонок настоящего тиралосского вина прямо из харчевни «Полумесяц».