— Бела Доне? — переспросил Раджал. Визирь впервые произнес имя принцессы, и спутник лорда Эмпстера, как и все остальные, вполголоса повторил его. Не в этом ли разгадка? Казалось, в самом имени заключена какая-то тайна, какое-то явление таинственного духа.

Как ни страшила Раджала завтрашняя казнь, он вдруг поймал себя на том, что предвкушает ее — потому что предвкушает явление загадочной Бела Доны.

Изумление у Джема не проходило. Он шел следом за женоподобным юношей, как ему казалось, целую вечность, хотя на самом деле не так уж долго, и все время глазел по сторонам, проходя через анфиладу комнат, которые теперь были ярко освещены и сверкали и переливались всеми сокровищами, что находились внутри них. Позади Джема слышалось цоканье когтей Радуги, а оттуда, куда вел его загадочный проводник, в его сознание, подобно кольцам дыма, вплывали звуки музыки, веселые голоса, взрывы смеха.

И все же, когда Джем вошел в пиршественный зал, он испытал нешуточное потрясение. Подумать только! А он решил, что этот дворец необитаем! В зале находилось не менее тысячи гостей, и все они весело, беззаботно пировали.

— О, мой юный друг! — воскликнул кто-то. Женоподобный юноша в мгновение ока испарился, а к Джему устремился высокий мужчина в экзотических одеждах и поспешно, крепко обнял его. — Позволь же поглядеть на тебя... О, ты еще не вполне поправился, как я посмотрю.

— П-поправился? — обескураженно промямлил Джем. Хозяином дворца оказался старик со сверкающими глазами и длинной волнистой бородой. Его голову венчал черный тюрбан, расшитый драгоценными каменьями, на плечах лежал блестящий плащ. Длинные пальцы старика украшало множество перстней, морщинистую шею обвивали золотые и серебряные цепочки. С ласковой улыбкой он погладил руку Джема.

— Нужно время... должно пройти время. Время все лечит. Ты бледен, и я вижу тревогу в глазах твоих. Но пойдем же, ты должен сесть рядом со мною. Посмотри — твоя спутница уже здесь, среди нас.

Старик резко взмахнул рукой. На возвышении стоял отдельный стол, и при виде той, что сидела за ним, у Джема занялся дух. Он бросился к ней.

— Ката!

Но нет. То была девушка-красавица из кибитки.

Джем пошатнулся, схватился за голову. Волна слабости накатила на него. Он, плохо владея собой, обводил затуманенным взглядом ярко освещенный зал. Изобилие изысканных яств... Блеск драгоценностей... Роскошные ткани дивных нарядов... Джем зажмурился. Нет, ни одно из тех пиршеств, что ему доводилось повидать в Агондоне, не могло сравниться с этим восхитительным зрелищем. Повсюду вокруг Джем видел дружелюбно улыбающиеся лица, задорно сверкающие глаза.

— Ну, что я тебе говорил? Ты еще и вправду не вполне поправился, — проговорил старик и взял Джема под руку. Сверкнули его многочисленные перстни. — Уабины злобны и коварны. В этих краях в течение последних неспокойных лун произошло немало похищений. Как несказанно благодарен я могущественному Терону за то, что нам удалось спасти тебя... но, увы, это случилось уже после того, как твоих уст коснулась тряпка, пропитанная проклятым уабинским зельем, которое вводит человека в забытье. Это зелье извратило твое восприятие мира, и ты еще какое-то время будешь жертвой всевозможных иллюзий. Это продлится еще несколько дней... да, боюсь, еще несколько дней.

Старик вздохнул, но тут же снова просиял.

— Однако как же я неучтив! Позволь, я представлюсь. Я ношу имя Альморан и рад оказать тебе гостеприимство в своем скромном жилище... самое горячее гостеприимство, принц Джемэни.

— Вы... вы знаете, кто я такой?

Хозяин дворца рассмеялся.

— Принц, я очень стар, это верно, и мой дар провидения угасает с каждым днем, но неужели ты думаешь, что я не узнал бы наследника престола самой могущественной империи?

Джем изумленно смотрел в сверкающие глаза Альморана.

— Светлая... Какая светлая...

— В моей стране говорят — темная.

— Правда? Темная?

— Да.

— Так про твои волосы говорят?

— Про кожу.

— Нет!

— Да!

— Нет! Кожа у тебя, как молоко. Как сливки!

Нежная рука ласкала кожу Каты, и уже не в первый раз девушке захотелось отбросить эту руку.

— Сефита! — послышался грубоватый окрик.

Рука проворно убралась.

Ката обернулась к хозяйке и улыбнулась, вот только улыбка получилась напряженной, натянутой. Как она мечтала о том, чтобы эта занудная трапеза поскорее закончилась и чтобы она снова оказалась рядом с друзьями!

— Ах, Сатима, — улыбнулась в ответ хозяйка.

— Меня зовут Ката, — поправила ее Ката.

Сколько же раз можно было повторять?

— Для меня ты — Сатима. Как все мои девочки, все-все: Сатима. Или Сефита.

Ката скрипнула стиснутыми зубами.

— А как вы это решаете? Кто из них кто, я хотела спросить?

— Ах, Сефита, другие бы на твоем месте спросили: а зачем мне их различать?

Ката тут же решила, что она интересоваться не будет. Она устала от этих странных игр и чувствовала себя неприятно и неловко. У нее немилосердно затекли ноги. Ткань сари, которое ее заставили надеть, неприятно царапала и щекотала кожу. Девушка поерзала на подушке, попыталась незаметно почесаться. Затем более или менее учтивым жестом отказалась от очередного куска щербета.

— Ну же, Сатима, мы должны постараться, чтобы ты стала пухленькой!

— Я вам не цыпленок, чтобы меня откармливать, — негромко возразила Ката.

— Ах, Сефита, какая же ты умненькая! Но только впредь постарайся держать язык за зубами, когда будешь принимать мужчин.

— Каких еще мужчин?

Глазки хозяйки весело засверкали. Ката с трудом сдерживала злость.

Мать-Мадана — только так, похоже, все и называли хозяйку — восседала во главе длинного низкого стола, вокруг которого были разложены мягкие подушки и ковры и расставлены резные, узорчатые ширмы. Пятнадцать — да нет, пожалуй, даже двадцать девушек сидели по обе стороны стола, и за всеми пристально наблюдала противная старуха. Все девушки, как и старуха, были облачены в сари шафранового оттенка. Цвет их одеяний особенно резал глаз при том, что в комнате горело множество свечей. Высокие, плечистые мужчины, отличавшиеся странной женоподобностью, прислуживали за столом во время этого, казавшегося Кате бесконечным, пиршества.

С тех пор как Ката покинула дом тетки Умбекки, никто ни разу не оказывал ей такого, особого внимания. Она подозревала, что должна считать себя польщенной. Но как же, интересно, она могла чувствовать себя польщенной, когда на все свои просьбы отпустить ее к друзьям в ответ слышала только смех? Мать-Мадана и все эти Сефиты и Сатимы словно бы испытывали ее терпение. Но было кое-что и похуже. Перешептывания, всхлипывания, приглушенные рыдания доносились порой из-за диванов и ширм. Время от времени слышалось даже позвякивание цепей — но казалось, эти звуки привлекают только внимание Каты. Уж не привидения ли обитали в этих покоях?

А ближе, рядом слышались смешки и постанывания.

— Подвинься!

— Не подвинусь!

— Так нечестно!

— Ты меня ущипнула!

— Подвинься!

— У-у-у!

Девушки старались пересесть поближе к Кате. Она постаралась сдержаться, хотя это стоило ей немалых усилий. Девушки снова принялись гладить ее, щипать, толкать. Нет, это было просто невыносимо! Почему все они смотрели на нее как на какую-то диковинку? Почему все они так непроходимо глупы?

Вдруг Ката заметила, как в дальнем углу, в промежутке между ширмами, блеснули цепи.

— Ах, Сатима! Какое прекрасное будущее тебя ожидает!

Ката сердито зыркнула на мать-Мадану.

— Мои девочки — как они тебя полюбили! А мужчины-то, мужчины как...

Ката нахмурилась.

— Как — что?

— Как они тебя будут любить! Такой беленький лакомый кусочек, Сатима, еще бы!

— Что?!

— Глупышка, как же ты не понимаешь? Ты теперь в Куатани. Посмотри... вернее, почувствуй, как тут ценятся эджландки!