— О Всемогущий, что угодно, что угодно...
Чего мог ожидать султан? Конечно, бог Пламени мог приказать ему совершить массовое убийство, принести жертвы, быть может — возвести новый величественный храм или отправиться в священный поход в новые земли. Но повеление бога оказалось гораздо более скромным — и при этом гораздо более удивительным.
— МЕША КАЛЕД, Я В ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ЯВЛЯЮСЬ ТЕБЕ. ЗНАЙ ЖЕ ЕДИНСТВЕННОЕ: БРАКОСОЧЕТАНИЕ ТВОЕГО СЫНА ДОЛЖНО СОСТОЯТЬСЯ КАК МОЖНО СКОРЕЕ. ТВОЙ ДОЛГ В ТОМ, ЧТОБЫ ПРОНАБЛЮДАТЬ ЗА ОБРЯДОМ БРАКОСОЧЕТАНИЯ ОТ НАЧАЛА И ДО КОНЦА. СДЕЛАЙ ЭТО — И Я ПОЩАЖУ ТВОЮ НИКЧЕМНУЮ ЖИЗНЬ.
— Что угодно, о Всемогущий...
— НЕ ЧТО УГОДНО, ГЛУПЕЦ, А ИМЕННО ЭТО! — Пламя замерцало и снова страшно взревело. — КАК Я ЖАЖДУ, ЧТОБЫ ПЕРЕДО МНОЙ ЯВИЛАСЬ ДЕВУШКА В СВАДЕБНОМ НАРЯДЕ! МЕРЦАЮЩАЯ ПРИНЦЕССА — ДИТЯ, НАДЕЛЕННОЕ ОСОБЫМ ВОЛШЕБСТВОМ, И ЕЕ СВАДЬБА — ЭТО ВСЕ, ВСЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВЕРА ВНОВЬ ПРОСИЯЛА! МЕША КАЛЕД, СКЛОНИСЬ ПЕРЕДО МНОЙ И ПРОСИ МОЕГО ПРОЩЕНИЯ, ИБО ТЫ ПРИСВОИЛ СЕБЕ ИМЯ, КОТОРОЕ ВОЛЕН ДАРОВАТЬ Я, Я И ТОЛЬКО Я! ГЛУПЕЦ! ВЕЛИЧАЙШЕЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ СУЖДЕНО ТОЛЬКО ТОМУ, КТО ЖЕНИТСЯ НА МЕРЦАЮЩЕЙ ПРИНЦЕССЕ! ОН СТАНЕТ ПОСЛЕДНИМ ИЗ БОГОВ-СУЛТАНОВ! ОН СТАНЕТ СУЛТАНОМ ЛУНЫ И ЗВЕЗД!
Султан опрометью бежал по подземному туннелю. В отчаянии он забыл о том, что его ожидают имамы, жаждущие вести от бога, которому они поклонялись. Святоши в ужасе попятились, когда Калед влетел в зал. Как же церемония? Как же священные правила? И где стражники, которые должны были войти вместе с владыкой?
Калед тяжело дышал. Он обвел взглядом лица имамов. Те в волнении ожидали рассказа о том, что случилось. Будь на месте Каледа другой человек, он бы устыдился, упал на колени и смиренно признался во всех своих прегрешениях. Калед никогда не стал бы таким человеком. Сердце его уже наполнилось жаждой мщения. Он уже презирал себя за то, что так пресмыкался перед богом Пламени в присутствии эбенов.
Ах так, он был обречен, да? Ну, что ж, пусть он будет обречен!
Он медленно, глубоко вдохнул.
Он знаком велел имамам приблизиться.
— Бог Пламени, — проговорил он негромко и спокойно, — опасается нового заговора. В ряды рабов проникли уабины... Они среди... эбенов.
Имамы дружно ахнули.
— Это невозможно! Султан, нет!
— Султан, как такое могло случиться?!
Султан ничего не ответил. Он продолжал:
— Он приказал... Всемогущий Терон приказал... казнить эбенов.
Имамы в ужасе закричали.
— Эбенов, о могущественный владыка?
— Но как же обычаи? Правила?! Законы?!
— Всех эбенов, о великий владыка?!
Калед уже направился в сторону своих покоев, но обернулся и визгливо прокричал:
— Глупцы! Уж не сомневаетесь ли вы в слове бога? Эбены должны быть казнены! Все! Сегодня же ночью!
Все было исполнено по слову Каледа, но именно в эту ночь впервые сотряслась земля под Святилищем Пламени. В последующие дни подземные толчки следовали один за другим, и становились все сильнее. Одни обвиняли в этом эбенов и утверждали, что подземный бог не мог сдержать своей ярости. Другие говорили, что сотрясение земли не что иное, как проявление радости бога при мысли о грядущей свадьбе.
Были и другие разговоры, но они происходили шепотом и при обмене испуганными взглядами.
Глава 62
ЛУНА В ТРЕТЬЕЙ ЧЕТВЕРТИ
Жара спала, исчезла, перестала существовать — как будто прошедший день был миражом, маревом посреди барханов, призрачным силуэтом на склоне песчаного холма. Звезды сверкают, словно осколки стекла, озаренные луной в третьей четверти.
Ночью в пустыне темнота превращается в огромный черный свод — немыслимо, невероятно высокий. В купол храма величиной во весь мир. Здесь царит полное безмолвие. Все неподвижно. Ни луна, ни звезды не мерцают. В этом зрелище — жуткое одиночество. Если и заметишь тут людей, они кажутся столь же мелкими, сколь крошечные насекомые, живущие в норках, вырытых в склонах барханов — даже тогда, как теперь, когда этих людей целый караван, разместившийся посреди пустыни на ночлег.
Лагерь раскинулся посреди песчаных дюн. Кибитки, стреноженные верблюды, фигуры улегшихся спать людей. Как будто вытянутый в линию город переселенцев. Никогда за всю историю Унанга не двигалось к Священному Городу такое число паломников. Здесь и морщинистые древние старцы, и пышнотелые матери семейств, и стройные молодые красавицы, и малые детишки, и нищие в лохмотьях, и размалеванные шлюхи, и жрецы, и купцы, и ростовщики. Люди побогаче ночуют в кибитках с золочеными стенками, под охраной стражников, одетых в богатые одежды.
Днем медленное продвижение каравана разделено молитвами. Вдоль всей длинной вереницы кибиток звонят колокола, призывая верных к молитве в час Катакомб, в час Зелени, в час Пыли, в час Волны. После часа Звезд караван останавливается.
Потом у костров слышатся смех и песни. Подростки затевают шуточные состязания, кто-то заключает споры, старики рассказывают о прошедших временах. В эти часы караван и вправду подобен городу, в котором кипит обычная жизнь. Это впечатление обманчиво. Чему бы ни радовались, из-за чего бы ни огорчались паломники, они не забывают о том, что ожидает их в Священном Городе — о предстоящей свадьбе, о той благодати, что скоро снизойдет на них, что прольется, подобно дождю на безводную пустыню.
Однако не все думают об этой благодати в духовном смысле.
— В Каль-Тероне получше будет, — проговорил Фаха Эджо, торопливо шагая мимо стоящих друг за другом крепко запертых кибиток. Рядом с ним шел Рыба, а следом поспевали Аист, Губач и Сыр. За время, пока длилось Поклонение в час Звезд, «поддеры» выпили целый кувшин браги. Спиртное раззадорило их, глаза сверкали азартным огнем.
— Чего там получше-то будет, Фаха? — взволнованно, жадно спросил Рыба.
Аист осклабился:
— Там молитвы сильнее!
Губач хохотнул:
— Ага, и вера крепче!
Сыр хихикнул:
— Там дары богов!
Фаха Эджо обернулся и прижал палец к губам. Мальчишки проскользнули мимо горстки набожных женщин, сгрудившихся у котелка, словно стая здоровенных ворон. «Наверняка такие бабы, — подумал бывший пастух, — таскают собой кошельки, набитые золотом и драгоценными камнями. Привязывают их под юбками». Увы, забраться к женщинам под юбки было невозможно, а жаль. Такие тетки весь день сидели в повозках, а когда спускались, все время держались рядом. Застичь их врасплох было бы сложно, а уж о том, чтобы подмазаться к ним со всякими там приставаниями, и думать было нечего.
Фаха Эджо ухмыльнулся и обнял Рыбу за плечо. Он заговорил потише и сказал о том, что это верно — в Священном Городе, затесавшись в многотысячную толпу народа, можно обрести настоящие дары богов. Фаха с вожделением представлял себе, какую богатую добычу «поддеры» соберут в ночь свадьбы.
Рыба выпучил глаза. Он себя всегда считал набожным, хотя и далеко не всегда соблюдал молитвенное правило. Ему стало жутко при мысли о том, какие богохульства они скоро должны будут совершить — и где, в стенах Священного Города! Однако ужас быстро сменился радостным волнением. О, Фаха был такой отличный малый!
— Погоди-ка! — Рыба пошарил в складках набедренной повязки и вытащил стеклянный шар. — Я кое-что придумал.
Губач осклабился.
— Рыба придумает, как же!
Аист хихикнул.
— Че-его при-идумал, Рыб-ба?
— Тс-с-с! — шикнул на мальчишек Фаха Эджо и поманил их за собой. Сбившись в кучку в простенке между двумя кибитками, мальчишки уставились на Рыбу, а он, прищурившись, взглянул внутрь загадочного шара.
— Он же волшебный, так? — прошептал Рыба. — Если в него долго-долго смотреть, может, что и увидишь?
Сыр ухмыльнулся. Аист хохотнул. Губач хихикнул. Только Фаха Эджо серьезно смотрел на Рыбу и гадал, не поможет ли волшебный шар «поддерам» в их воровских делишках. Он думал и о других трофеях, которые мальчишки прихватили после неудавшегося ритуала обручения, и сжал в пальцах амулет, висевший на цепочке у него на груди. «Амулет Туката» — вот как назвал его жених. Оберег. Талисман. На лбу у Сыра, под грязными спутанными патлами, белела лента Лихано. На поясе у Губача болталась медная лампа, она то и дело звякала, стоило Губачу сдвинуться с места. Золотая монетка с витым рисунком лежала в кармане у Аиста. Эти сокровища «поддеры» намеревались продать, добравшись до Каль-Терона, но у Фахи Эджо появились подозрения, что из этого замысла может ничего не получиться. Многое изменилось с тех пор, как они покинули свое «Царство Под». Амеда пропала — наверное, ее убили Всадники, выехавшие на рыночную площадь. Исчезли Прыщавый и Малявка. Их осталось пятеро. Мальчишки стали держаться поближе друг к другу, они в любой момент были готовы отразить нападение. Пусть хранят свои талисманы, даже если от них никакого толку!