— До него пока далеко, повторяю, Радж. Тебе это приснилось.

Раджал шумно вдохнул. Странное разочарование отразилось на его лице. Он в отчаянии рванул на себе волосы. Джем болезненно скривился. В ночной тиши мирный плеск моря казался издевательским смехом. Туман сгущался. «Так скоро?» — подумал Джем.

И тут он почувствовал, как что-то коснулось его ноги. Он ойкнул, но, обернувшись, увидел, что это всего-навсего обезьянка Буби. Попрыгав вокруг Джема и Раджала, она вдруг села смирно, с самым невинным видом. Джем поежился. Капитан Порло казался славным малым, но в его обезьяне было что-то такое, что пугало Джема. Как-то раз Буби схватила гармошку капитана и, нажимая на клапаны без разбора, извлекла из инструмента какую-то дикую мелодию. Капитану эта музыка пришлась по сердцу, он рассмеялся, а Джему тогда стало здорово не по себе от непонятного страха.

Раджал взял Джема за руку, и он снова вздрогнул.

— Мне ничего не приснилось, — прошептал Раджал. — Джем, тебе не кажется, что с ним что-то не...

— С лордом Эмпстером?

— Да! Что-то с ним не так...

Джем вздохнул.

— У меня всегда было такое подозрение, Радж, — с самого первого дня, как только я переступил порог его дома, как велел мне Арлекин. А знаешь, я ведь какое-то время думал, что он и есть Арлекин...

— Эмпстер?

— Ну да! Арлекин, только в ином обличье...

— Нет, он кто-то другой. Но кто? Джем, что он тебе сказал про новое испытание?

— На этот раз? Сказал только, что мы высадимся на побережье Куатани. Мы знаем, что у него есть бумаги, дипломатические бумаги...

— Поддельные?

— Но почему? Он ведь очень важная персона.

— Да ладно тебе! Важная персона! Разве его теперь не разыскивают агондонские ищейки?

Джем хмыкнул:

— На побережье Куатани?

— Почему бы и нет? Что тебе известно наверняка?

— То же, что и тебе! Только то, что мы направляемся в Куатани и что где-то там, при дворе калифа, есть... ну, наверное, там есть какая-то разгадка.

— При дворе, говоришь? — задумался Раджал. — А этот калиф — он не тот ли самый, у которого яма с кобрами?

Джем не смог удержаться от улыбки и рукой изобразил движения змеи.

— Ш-ш-ш!

Раджал проворно схватил Джема за запястье.

— Джем! Смотри! Там опять! То же самое!

Джем перегнулся через ограждение. Корпус корабля был окутан густым туманом, но из окна каюты лорда Эмпстера лился яркий свет. Там горел ослепительный вращающийся столбик пламени — в точности так, как рассказывал Раджал.

— Но что же это может быть такое?

— Что-то темное и злобное, не сомневаюсь!

— Радж, подержи меня за ноги.

— Что?

Они переговаривались взволнованным шепотом.

— Это не лампа, не огонь... не обычный огонь.

— А я тебе что говорил?

— Да-да, и теперь я хочу рассмотреть получше, что это такое. Если я свешусь за борт пониже, я смогу заглянуть в окно.

Раджал испугался.

— Он тебя заметит!

— И что с того? Он — мой опекун!

— Хорош опекун! Заперся в каюте и носа оттуда не высовывает! Почему бы тебе тогда просто не пойти и не постучаться к нему?

— Тогда он спрячет эту штуку... то, от чего исходит это свечение. — Почему Джем решил, что все будет именно так, он и сам не знал, но почему-то не сомневался, что в этом свечении скрыта какая-то тайна, страшная и опасная тайна. — Ну, давай хватай меня за ноги.

Раджал скорчил недовольную гримасу. От его опьянения уже почти следа не осталось. Они с Джемом словно бы неожиданно поменялись местами, и Радж стал самим собой — рассудительным, разумным, пытающимся удержать друга от необдуманного, рискованного поступка.

Как только Джем встал у ограждения и приготовился свеситься вниз, Буби начала визжать. Она свирепо размахивала хвостом и принялась хватать лапами поочередно то Джема, то Раджала.

— Ой, сбрось ты эту мерзавку за борт! — в сердцах крикнул Джем.

Они оба бросились к плешивой проказнице, но та успела отпрыгнуть в сторону и поспешила к вантам. Только потом, гораздо позже, Раджал догадался, что обезьянка пыталась, как могла, предотвратить несчастье. Теперь же он встал покрепче, ухватил Джема за лодыжки. Джем дернулся, но Раджал не отпускал его.

— Будь осторожен, Джем!

— Это ты будь осторожен!

Джем висел за бортом вниз головой. Он почти сразу пожалел о своем дерзком замысле. Одно то, что у него кровь прилила к голове, было ужасно, а тут еще рот наполнился желчью. Он с трудом сглотнул горькую слюну, ухватился за выступ оконной рамы, еще немного продвинулся вперед, к светящейся спирали. Как ярок был свет!

— Еще чуть-чуть.

— В эту сторону?

— Наоборот. А теперь немного вниз, совсем капельку.

Наконец голова Джема опустилась ниже верхнего края окна. Таинственный свет ударил ему в глаза. Он зажмурился.

Вот тут-то и начались неприятности. Кожаный мешочек с кристаллом потянуло вниз, он оказался на уровне подбородка Джема. Только пуговица на вороте помешала цепочке сорваться с шеи Джема. Он инстинктивно сжал пальцами ткань рубахи.

И тут он все увидел.

Джем дико закричал.

В это же самое время, далеко, посреди песчаных барханов пустыни, вот-вот должна произойти еще одна странная сцена. Под ясным, усыпанным множеством звезд, небом, вокруг походных костров расположились странники в длинных белых одеяниях. Людей было много, и их лагерь широко раскинулся посреди песков. На заре они должны были оседлать верблюдов и снова тронуться в путь, и потому теперь многие крепко спали, но некоторые все еще сидели у костров, курили, перебрасывались шутками, предавались играм. Все караванщики были мужчинами — крепкими, выносливыми, свирепого вида, с глазами, взгляд которых остротой был подобен клинку.

Окажись рядом с ними случайный наблюдатель — он бы сразу догадался, что это не простые караванщики. То были не купцы, не паломники, они не были одеты в форму унангского войска. Но вот если бы наблюдатель сам оказался унангом, он бы, без сомнения, сразу понял, кто это такие. В некотором роде это все же было именно войско. Сердце этого наблюдателя наполнилось бы страхом, и ему бы оставалось только надеяться на то, что эти люди, уэбины, направляются не туда, откуда он пришел, и уж тем более не туда, куда он теперь держал путь.

Засидевшиеся у костров караванщики заводят песню. Странно слышать ее здесь, посреди суровых песков, — странно, ибо если не мелодия, то слова этой песни излишне невинны. Эта песня показывает, как важны те события, что должны вскоре произойти.

Но теперь мы отведем взгляд от отдыхающих караванщиков и переведем его на того, кто сейчас не с ними. Этот человек не спит, он обходит лагерь стороной и, крадучись, уходит за страшные, мрачные, безлюдные барханы. Вскоре он скрывается с глаз, и до него доносятся только еле слышные отголоски песни: