Тот, кривясь от боли, протянул ей правую руку. Эльфийка облегченно вздохнула — рваная рана, но кисть на месте, да и сухожилия чудом не задело.

— Повезло, что не усиком, — кисло улыбнулся полуэльф. — У него в усах ядовитые железы. Эх… знал бы, сказал бы вам дожидаться в проходе…

Почувствовав жгучий стыд на свою трусость, Ксаршей поспешила спрятать глаза, и, увидев это, парень воскликнул:

— Нет, вы хорошо справились! Просто он мог вас серьезно ранить!

“А ранил тебя”, - подумала эльфийка, досадливо прикусив губу, но быстро справившись с накатившим стыдом, занялась тем, что у нее всегда выходило лучше всего.

Осмотрев влажную рану, эльфийка мудро решила воспользоваться магией. Жвала монстра минуту назад терзали истлевший труп, а, значит, занесли грязь. Остаться без правой руки в таком месте равносильно самоубийству. Ксаршей открыла ладонь и тихо зашептала в нее, уговаривая саму природу откликнуться на ее просьбу. В руке появилась горсть сочных ягод, и, судя по тому, как быстро и охотно Уголек смел их, они не нуждались в представлении. Эльфийка слегка улыбнулась, вспомнив, откуда Келафейн мог знать о свойствах чудиники. Сорванец любил лазать по деревьям, словно бельчонок, а вот спускаться у него получилось гораздо хуже, и друидке часто приходилось выручать ушибленного от гневных воплей матери парочкой другой ягод…

Проглотив их, полуэльф зажмурился от удовольствия, а раны заросли прямо на глазах. Древняя как сам мир магия снова сработала как надо.

Через минуту полуэльф размял полностью здоровое запястье и придирчиво оглядел труп поверженного падальщика. Подвигав носком сапога обломки стрел, изувеченных его же скимитаром, он вздохнул:

— И чего он только вылез? Обычно они ходят глубже. Верхний слой не этим опасен.

“А чем тогда он опасен?” — захотелось спросить девушке, но она подавила приступ любопытства. Схватка выжала из нее душевные силы, и на прочее совсем ничего не осталось. Понаблюдав за тем, как Келафейн деловито очистил лезвие скимитара от крови, она вспомнила, что и сама заляпана ею с ног до головы. Жуткое зрелище, наверное…

Келафейн бесшумно двинулся вперед, и эльфийка скользнула следом. Она потеряла счет времени. Сколько они уже шли? Час или два? Над головою не было ни одного известного ей ориентира, а бессонная ночь сбивала с толку навалившимся чувством усталости, но друидка мужественно держалась. Проходы становились все шире, потолки — все выше, но каменный мешок, словно гробовая плита, давил на плечи, голову и дарил неуютный замогильный холодок. Как же ей хотелось сейчас лечь на шелковистую траву и посчитать звезды!

Вдруг ее провожатый замер на месте:

— Слышите? Мы уже близко.

Ксаршей навострила уши и действительно услышала отдаленный плеск воды, отражающийся от каменной толщи. Этот сладкий звук напомнил ей о ручье возле дома, и девушка охотно припустила следом за Угольком к источнику звука. С разбегу они ворвались в огромную пещеру, через которую, журча и пенясь, тек бурный поток. Келафейн запрыгал по камням, перебираясь на другой берег, а Ксаршей пошла прямо вброд, находу смывая с лица и одежды засохшую кровь. Вода была ледяная, но Ксаршей было не привыкать, руки ее уже давно загрубели от талых вод с Облачных Вершин.

Кинув скарб на землю, Келафейн размял спину:

— Остановимся здесь, переночуем. Я проверю грибное местечко…

Взяв с собой бурдюки и мешок, он уверенной походкой двинулся вверх по ручью, и Ксаршей вновь обожгло страхом.

— Не уходи надолго, пожалуйста, — попросила она.

Прозвучало это как-то жалобно и совсем по-детски, но девушка ничего не могла с этим поделать. Полуэльф обернулся, с удивлением посмотрел на нее и вдруг успокаивающе сказал:

— Я быстро, обещаю. Тут совсем рядом.

Его слова подействовали как заклятие, и страх Ксаршей быстро улегся. Разложив спальники и выложив котелок, забывшись в рутине, она и не заметила, как Келафейн уже вернулся. Он положил на землю полные бурдюки и большую охапку какого-то хвороста. Странно, откуда тут деревья?

— Это зархвуд, — объяснил полуэльф, проследив ее взгляд. — Он здесь вместо дерева. Такой же лёгкий и горит хорошо, но ощущения, когда вырезаешь из него, всё-таки другие.

Он принялся складывать костер, а Ксаршей невольно вспомнила отца, сидящего у очага и вырезающего для нее лесных зверьков… Все они уже рассохлись от времени, дерево так недолговечно. От этих воспоминаний предательски защипало в глазах. К счастью, Уголек сидел к ней спиной и сосредоточенно чистил грибы, складывая в котелок. Не хватало еще в конце первого же дня развыться прямо у него на глазах. И так страшно представить, что парень о ней думает. Зато с этого ракурса было удобно наблюдать за ним.

При свете костра он, наконец, перестал быть тенью, глаза приобрели темно-красный цвет, а металлические клепки на порядком пообтрепавшейся кожаной куртке сверкали, словно чешуя черного дракона. На шее ярко выделялась серебристая ниточка. Полуэльф ниже наклонился над котелком, и из-под куртки выглянул гладкий камушек на веревочке и тонкий брусочек дерева с тщательно вырезанным изображением. Приглядевшись, Ксаршей различила женщину с нижней половиной паука, и ей вдруг стало неприятно. Когда-то Нари рассказывала ей про Лолт, Паучью Королеву, богиню дроу. Ее изображали похожим образом. Что бы это могло значить? Неужели Келафейн имеет какие-то дела с темными эльфами? От этих мыслей Ксаршей стало зябко. Неверно истолковав ее пристальный взгляд, Уголек показал ей пузатый грибок, зажатый в руке:

— Это бочконожка. В таких ещё можно найти воду, но здесь ее и так достаточно… Я, когда к вам шел, только ими и питался. Удобно …

Его деловитые ловкие движения, дружелюбный тон и болтовня о пустяках немного расслабили Ксаршей. Что бы там ни было, этот парень просто не может служить темным эльфам, это совсем не вяжется с его образом. Она уселась ближе к нему.

— Келафейн, скажи, что тут может быть полезно? Какая магия, какие умения? Ты лучше знаешь этот мир. Сколько нам примерно идти?

Полуэльф стряхнул грибы в подвешенный над огнем котелок, помешал.

— Идти ещё два дня, и выйдем у южной дороги к поместью… А магия… Здесь многие боятся огня, света и молний… Хотя не все! Никогда не бейте слизь молнией! Бррр! — и он передернул плечами от омерзения.

Ксаршей тихо хихикнула над этим жестом, а парень продолжил:

— Все, что может обострить чувства и обезопасить во время сна, тоже будет полезным… Многие нападают из засад, поджидая, когда жертва подойдёт близко, но тут, на верхнем слое, стоит больше опасаться пещерных медведей и бандитов.

— К сожалению, такой магией я не владею, — вздохнула эльфийка.

Они немного помолчали. Полуэльф помешал грибы в котелке, затем попробовал и довольно улыбнулся:

— Ещё одно преимущество грибов — их не надо долго готовить. Хотя я все равно уже соскучился по обычным пресным лепешкам.

Ксаршей сама непроизвольно облизнулась, вспомнив вкус хлеба, и грустно улыбнулась.

Разлив горячую похлебку по тарелкам, они приступили к трапезе, обжигаясь и смеясь над собственной жадностью. Варево было той еще безвкусной бурдой, но Ксаршей осталась довольна. За горячей едой паренек стал бойче, разговорился, и вскоре Ксаршей сморило от его рассказов о грибах, ящерицах, плесени и прочих радостях жизни в Подземье. Вскоре она перестала понимать смысл его слов, только оживленный тон. Надо же, тело у него уже взрослое, а сердце и душа того маленького вороненка, готового болтать о червях и улитках до следующего пришествия Тиамат.

— Утомил вас, да?

Девушка встрепенулась и посмотрела на улыбающуюся физиономию напротив. Честно говоря, она и правда немного задремала, но виной тому была не столько болтовня парня, сколько усталость и горячая еда.

— Ложитесь спать, — не дожидаясь ответа, сказал он. — У вас теплый спальник?

Ксаршей бросила взгляд на свое залатанное одеяло на гусином пухе:

— Да, вполне.

Келафейн протянул эльфийке свой плащ. Плотная вощеная шерсть приятно грела руки, а мех на оторочке защекотал лицо.