Его плечо было таким большим, твердым и теплым, что у меня внутри что-то расслабилось и размякло. Мне захотелось прижаться к его груди и разреветься, и реветь долго и обстоятельно, с толком и со вкусом, как в детстве, пока не кончатся все обиды и рот не начнет сам собой улыбаться… Но я не стала делать ничего такого, а, наоборот, начала собираться домой.

— Мне пора, — произнесла я довольно-таки решительно.

— Ты уверена? — голос Вани звучал как-то странно.

— В чем?

— В том, что ты… — Ваня неуверенно замолчал

— Никаким шутникам меня не запугать, — громко произнесла я. — Какова бы ни была их природа, — мой голос в конце этой фразы дрогнул, и Ваня это заметил.

— Ты могла бы остаться у меня, — сказал Ваня безразличным тоном.

— Что?! — Такого я от него не ожидала.

— А я бы пошел к тебе, — продолжал Ваня, как ни в чем не бывало. — У меня в доме совершенно спокойно, никаких странных явлений не наблюдается. А я бы как раз посмотрел, что там у тебя творится.

На какое-то мгновение это предложение показалось мне необыкновенно привлекательным. Было бы так приятно расслабиться и уснуть спокойно, не прислушиваясь к шорохам и не вздрагивая при виде каждой тени.

— Ни за что, — выпалила я, не давая себе возможности додумать эту успокаивающую мысль. — Если я сейчас сбегу, то что потом? Как я потом буду ночевать в своем доме? Или мне вечно скитаться по друзьям и соседям?

— Потом я разберусь, в чем там дело, — пробормотал Ваня.

— В чем ты разберешься? В моих страхах? Спасибо, но вряд ли это возможно. Я должна сама.

— Нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь… друга.

— Это будет означать, что они меня победили, — твердо произнесла я, поднимаясь с дивана. — Я иду домой.

— Никогда не видел таких смелых девчонок, — восхищенно произнес Ваня. Мне даже показалось, что в его словах не было ни капли насмешки…

По дороге Ваня свернул разговор на таинственного Степана Пантелеевича. Он настаивал на том, что мне нужно к нему обратиться.

— И что я ему скажу, этому Степану Пантелеевичу? — Воскликнула я. — Что меня донимают призраки? Да ни за что на свете. Он вызовет санитаров, и я в этом буду вполне с ним солидарна.

— Не вызовет. Дело в том, что он… интересуется как раз такими делами.

— Какими — такими? Да еще и делами. Никакого дела нет. Просто кто-то меня разыгрывает.

— Кто?

— Знала бы — убила.

— Может, у тебя и будет такая возможность. Может, Степан Пантелеевич как раз и поможет разобраться, на кого направлять агрессию…

Я неопределенно пожала плечами.

— Завтра, — сказал Ваня.

— Что — завтра?

— Завтра мы поедем к нему.

— Значит, ты так решил? — спросила я голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Да, я так решил, — просто ответил Ваня.

И у меня почему-то сразу пропало желание ему возражать. Ну ладно. Завтра так завтра. Поедем, так поедем. Возможно, это будет интересно. К тому же он бабушкин знакомый и записан в ее записной книжке рядом с глазом. Он может что-нибудь прояснить в деле, ради которого я сюда приехала. Нет, ну надо же! Сижу, как репа на грядке, ничего не делаю, и ничего не происходит. То есть много чего происходит, но все не по делу. Я вообще чуть не забыла, зачем приехала в Васильки!

Вспомнив о сокровищах, я повеселела. Надо будет рассказать о них Ване. Или не надо? Он может окончательно решить, что я чокнутая. Мало ей всяких призраков и полтергейстов, она, оказывается, еще и сокровища ищет…

— Я смотрю, твое настроение идет на поправку? — сказал Ваня.

Я и не заметила, как по моему лицу разлилась довольная улыбка.

— Ага, — кивнула я. — Это потому, что рядом со мной такой сильный и такой красивый мужчина. — О господи, что я несу?

Ваня недоверчиво посмотрел на меня и опустил глаза на залитую лунным светом дорогу.

Когда впереди замаячила моя калитка, мои шаги почему-то стали короче, а ноги налились свинцовой тяжестью, так что мне было совсем непросто их переставлять. На меня внезапно накатила волна страха, лишающая сил и способности соображать.

Иногда случалось, что я смотрела фильмы ужасов. Сама не знаю, зачем. Обычно во всех этих фильмах повторяется такая ситуация: что-то страшное уже произошло или были какие-то явные намеки, что произойдет. Но главный герой, а чаще героиня, все равно идет в какое-то жуткое место, причем ночью, причем одна. Это выглядит вовсе не как храбрость, а как глупость или скрытый мазохизм. И все время хочется крикнуть: ну куда же тебя несет, у тебя совсем мозгов нет, что ли? Там же прячется это самое нечто, ужасное и непонятное…

Именно такое ощущение у меня было сейчас. Что-то внутри меня кричало: не ходи туда! Не оставайся одна в темноте, наедине с пугающими скрипами, леденящими душу шорохами и сковывающим движения и рассудок ужасом. Но я шла. Я открыла калитку, медленно зашагала по дорожке, поднялась на крыльцо, нервным движением распахнула дверь, которая ответила мне зловещим скрипом. Я никогда не слышала, чтобы моя дверь так странно скрипела…

Я чуть не забыла про Ваню, как загипнотизированная погрузившись в самые мрачные глубины своего воображения. Ваня нашарил в темноте выключатель и включил свет. Свет вовсе не был ярким и радостным и не озарил все вокруг. Я раньше и не замечала, что лампочка на веранде такая тусклая. Она светила мутным желтым светом, как будто пробивавшимся сквозь толщу воды.

— Спокойной ночи, — сказал Ваня, распахнув передо мной дверь в гостиную.

— Ага, — только и смогла выдавить я.

Я шагнула на порог, причем этот шаг стоил мне невероятных усилий. У меня было ощущение, что я поднимаюсь на эшафот. Я стояла, смотрела вперед и с замиранием сердца ждала, когда за моей спиной закроется дверь. У меня был самый настоящий столбняк, не позволяющий мне не только нормально двигаться, но и связно думать.

— Я буду поблизости, — услышала я далекий голос Вани.

— Что? — я резко обернулась.

— Я говорю, что буду рядом. Тебе нечего бояться.

— Что значит «рядом»?

— Это значит — недалеко, близко.

— Нет, — сказала я. — Я не хочу, чтобы ты спал на крыльце.

— В этот раз я не усну, — пообещал Ваня.

— Я тоже не усну, если буду знать, что ты тут бродишь один, в темноте и холоде.

Ваня улыбнулся.

— По-моему, ночь очень даже теплая, — сказал он.

— А по-моему, жутко холодно. У меня даже зубы стучат.

— Может, они стучат не от холода? — осторожно спросил Ваня.

Я пожала плечами. У меня уже не было сил строить из себя храбрую амазонку. Я очень боялась остаться одна в своем доме, ставшем таким чужим и враждебным…

— Если ты все равно не собирался идти домой спать, и я тоже спать ни капли не хочу, то, может, зайдешь? — скороговоркой произнесла я, не глядя на Ваню.

Ваня шагнул в гостиную и закрыл за собой дверь. Я подошла к окну и задернула шторы, тщательно проследив, чтобы не осталось никаких щелей. Обернувшись, я увидела, что Ваня бродит по гостиной, разглядывая разные сувениры и безделушки, выставленные на застекленных полках. Я без сил опустилась на диван и уставилась в темно-серый экран телевизора. Через секунду я подскочила, как ужаленная. Жуткий скрип или даже потусторонний скрежет пронзил тишину. Какофония звуков завершилась гулким ударом, и я снова рухнула на диван. Часы! Это всего лишь часы, которые в кои то веки решили отбить полночь двенадцатью ударами. Слушая удары часов, я чувствовала, как мое сердце подпрыгивает в груди, причем прыжки эти казались мне хаотичными и неравномерными.

Ваня остановился, глядя на меня и слушая удары.

— Это часы, — зачем-то сказала я.

— Да, — отозвался Ваня. — Интересный экземпляр. Жутко старые, наверное.

— Я думаю, им лет сто. Хочешь чаю? — я вдруг вспомнила о роли гостеприимной хозяйки.

— Я недавно выпил три кружки, — напомнил Ваня.

— Ну тогда… то, что тебе нужно — следующая дверь по коридору.

Надо же, я еще могу шутить…

— Что? — не понял Ваня.