— Мог бы и у меня поспать, — заметила я между делом. — Или тебя беспокоит моя репутация? Все равно все черт знает что обо мне думают.

— Да я… не поэтому.

— А почему?

Ваня неопределенно пожал плечами.

— Говори, говори, — не отставала я.

— Просто не хотел тебе мешать.

— Мешать?

— Ты бы проснулась, я там лежу, сплю…

— Ну, если бы ты не посреди прохода разлегся, ты бы вряд ли мне помешал.

— И потом, кто знает, как я себя веду во сне… Может, я храплю или разговариваю, или еще что…

Ваня смущенно отвел глаза в сторону. Я еле удержалась, чтобы не расхохотаться.

— Ты стесняешься при мне спать? — спросила я серьезно.

— Ага, — согласился он.

— С ума сойти, — вырвалось у меня.

Потом я рассказала ему новость. К моему удивлению, эта новость не произвела на него большого впечатления.

— Скорее всего это не имеет к нашему делу никакого отношения, — уверено сказал он.

— В ту же ночь, — веско повторила я. — Приблизительно в том же месте. Задушена.

— Я думаю, это совпадение.

— Интересно, а что думает Глаз?

— Сейчас кофе допью и поедем узнаем.

Но мы не узнали. Глаза не оказалось дома, и это почему-то очень сильно меня удивило. Видимо, у меня, совершенно необоснованно, образовалась уверенность, что Глаз всегда сидит дома, в своем кабинете, что-то пишет на компьютере и листает старые книги в ожидании посетителей.

Обычно Глаз появлялся на пороге сразу, как только мы подъезжали к дому. Наверное, его собаки предупреждали о нашем появлении. Сегодня его не было и мы, невольно насторожившись при появлении пары доберманов-охранников, подошли к двери и постучали. Потом мы постучали погромче, а потом Ваня обнаружил, что дверь заперта на ключ.

— Похоже, Глаза нет дома, — произнес он растеряно.

— Как это нет дома? — удивилась я. — Куда он мог подеваться?

— Мало ли какие у человека могут быть дела…

Доберманы сидели на лужайке перед домом, вроде бы не обращая на нас внимания, но, в то же время, я постоянно чувствовала на себе внимательные взгляды их черных блестящих глаз.

— Ага, — торжествующе сказал Ваня, когда мы вышли из калитки.

Я сначала не поняла, что вызвало такой его восторг, но потом тоже заметила следы шин, ведущие от гаража к дороге.

— Он уехал на машине, — выдала я свой вывод, к которому пришла исключительно благодаря дедукции.

— Блестяще, Ватсон, — Ваня похлопал меня по плечу.

— Но что это нам дает? — спросила я.

— Абсолютно ничего, — признался Ваня.

— А почему мы не знает номера его телефона?

— Потому что он никогда нам его не давал.

— Это что, тайна?

— Не знаю, — Ваня пожал плечами. — Ты когда-нибудь видела у него телефон? Или слышала, чтобы он с кем-нибудь по нему разговаривал?

— Никогда, — ответила я, не задумываясь.

— Может, у него вообще нет телефона? — предположил Ваня.

— Разве такое бывает?

— Бывает еще и не такое, — философски изрек Ваня, и мы уехали.

Ваня подвез меня к дому и поехал к себе, пообещав придти минут через сорок. Мне захотелось приготовить на ужин что-нибудь этакое и я придирчиво осматривала содержимое своего холодильника, когда раздался стук в дверь. Я вздрогнула и, закрывая холодильник, прищемила себе палец. Это было совсем не больно. Неужели опять милиция? Может, они уже знают… Неужели мне придется им обо всем рассказать? Ни за что. Они упрячут меня в сумасшедший дом.

Но это была не милиция. Это был Степан Пантелеевич. В светло-сером костюме и шляпе. На дороге возле дома я увидела джип вроде ваниного, только немного меньше.

— З-здравствуйте, — выговорила я, почему-то слегка заикаясь.

— Я вижу, мой визит вас удивил, — произнес Степан Пантелеевич.

— Нет, то есть, да. Я не ожидала, но очень рада. Проходите, пожалуйста.

Я, наконец, догадалась пригласить его в дом. Он вошел, прошел в гостиную, неторопливо огляделся и сел в самое удобное кресло.

— Вы уже знаете? — спросила я.

— Возможно, — спокойно произнес он. — Смотря что вы имеете в виду.

— В лесу нашли мертвую девушку. Задушенную, — выпалила я. — И еще…

— Да? — Степан Пантелеевич смотрел на меня с интересом. И еще мне показалось, что он был немного удивлен. Не шокирован, не возмущен, а именно удивлен, как будто что-то было не совсем так, как должно было быть.

— Ее задушили как раз в ту ночь, когда этот… это… когда пытались задушить меня.

Вот эта новость его совсем не удивила.

— А откуда вы об этом узнали? — спросил он.

— Ко мне приходили милиционеры. Но я тогда уже знала. Мне Серый сказал. Они показывали мне фотографию. Я ее не знаю. Никогда не видела.

— Я подозревал, что произойдет что-то безумное, — задумчиво произнес Орлиный Глаз.

— Безумное, — повторила я.

Мы замолчали. В тишине было слышно только громкое тиканье старых часов.

— Ваня должен скоро придти, — зачем-то сказала я.

— В данный момент его присутствие вовсе не обязательно, — отозвался Степан Пантлеевич. — Хотя должен отметить, что Иван — довольно интеллигентный молодой человек. Это редкость в наши дни, — он хитро посмотрел на меня.

Я удивленно кивнула. Он что, собирается говорить со мной о Ване?

— Я хочу, чтобы вы взглянули на это.

Глаз достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и протянул ее мне. Я смотрела и ничего не понимала. Круглая железка, цветочки, листики… Да это же моя пуговица! Только огромная. Я подняла глаза и увидела, что Степан Пантелеевич внимательно за мной наблюдает.

— Моя догадка подтвердилась, — произнес он.

— Какая догадка?

— Когда я увидел эту пуговицу, то сразу подумал, что это и есть ваша пропажа.

— Но… откуда это? Где вы ее нашли? И зачем сфотографировали?

— Это не я ее нашел, — сказал Орлиный Глаз. — Она лежала в кармане убитой девушки. А сфотографировали ее следователи, с одним из которых я хорошо знаком.

— Моя пуговица, — прошептала я. — Лежала в ее кармане? Это… это ужасно.

— Ничего такого уж ужасного в этом нет, — сказал Степан Пантелеевич. — Но это наводит на определенные размышления и подтверждает некоторые мои выводы.

— Выводы? Вы можете делать какие-то выводы? — я была поражена до глубины души.

Лично мне все происходящее представлялось невероятно запутанным, неправдоподобным и жутким нагромождением событий. Какой-то лабиринт из множества нитей, не связанных, но плотно переплетенных между собой.

— Вы тоже можете, — произнес Орлиный Глаз.

— Н-нет, — кажется, заикание начинает входить в привычку. — Я не могу. Я ничего не понимаю. Абсолютно ничего. Может, чаю?

Я вскочила и бросилась на кухню. Если я буду делать что-нибудь вполне обыденное и привычное, то, наверняка, почувствую себя лучше.

— Не стоит утруждаться, — сказал мне вдогонку Степан Пантелеевич. — Я зашел буквально на пару минут, только для того, чтобы показать фотографию.

Я зажгла газ и поставила чайник на плиту. Потом я распахнула дверцы посудного шкафчика и застыла, не в силах вспомнить, что мне нужно взять.

— Но раз уж я здесь, — продолжал Степан Пантелеевич, бесшумно появившись рядом со мной, — вы не будете возражать, если я прогуляюсь по вашему дому?

— Конечно, — сказала я и закрыла дверцы шкафчика. — А мне можно с вами?

— Не вижу для этого никаких препятствий.

И мы отправились в обход бабушкиных владений. В гостиную мы больше не заходили, так что остались две спальни, библиотека и ванная. Мы также заглянули в кладовку и на минуту вышли на веранду. Орлиный Глаз двигался неторопливо и уверено, при этом не произнося ни слова.

— Ну что? — спросила я, когда мы вернулись на кухню.

— Действительно, — сказал он. — За эти шесть лет практически ничего не изменилось. Правда, в тот, последний раз я был только в гостиной… Но мне приходилось бывать и в других комнатах.

Я ждала продолжения, но оно не последовало. Степан Пантелеевич церемонно попрощался, надел шляпу и вышел, сказав напоследок, что мы с Ваней должны непременно к нему заехать около девяти часов вечера.