К счастью, мне досталось по наследству от Кенджи Исикавы подсознательное знание японского языка. Не думаю, что сумел бы выучить его, если честно. Единственное, как я уж говорил, трудно было поначалу привыкнуть к порядку чтения. Подсознание вступало в конфликт с моим собственным сознанием. Но это прошло давно и быстро.
На личике Рико Гото отразилось разочарование. Она даже нижнюю губку прикусила. И уходить не торопилась.
Взглянув на неё снова, я вдруг понял, что девушка просто ко мне клеилась. Предложение помочь подтянуться по предметам было лишь поводом. Староста хотела встретиться вне менториума.
— Но вообще, — сказал я, засовывая тетради в сумку, — одна дисциплина у меня хромает. Если у тебя найдётся время со мной позаниматься, буду благодарен.
Девушка просияла, но тут же спохватилась и приняла деловой вид.
— Конечно, Кенджи-сан. Какая дисциплина?
— Оказание медицинской помощи.
На самом деле, у меня было всё отлично с той частью, которая касалась бинтовать и тому подобное. А вот с использованием для врачевания Ци дело обстояло хуже. Я-то не с детства этому обучался, в отличие от местных детишек. Вчера я справился неплохо, но на это ушло много времени. Двадцать минут на крыше и почти полчаса дома. Непозволительная роскошь, особенно учитывая, чем я порой занимаюсь.
— С удовольствием помогу тебе, — кивнула Рико Гото. — Когда у тебя будет время?
— Думаю, завтра. Я тебе сразу скажу.
— Хорошо, договорились.
— Спасибо, Рико-сан, — я коротко поклонился. — Ты отличный товарищ.
Девушка тоже быстро поклонилась и сразу отошла. Но я успел заметить, что её покоробило слово «товарищ». Очень хорошо. Теперь ей захочется убедить меня, что мы можем стать друг для друга кем-то большим.
Наша группа отправилась на математику. Затем я сходил в столовую и подкрепился лапшой удон и карааге — обжаренной в масле курицей под пряным соусом.
Как ни странно, Исамы не хватало. Похоже, я успел к нему привыкнуть. А главное — моё беспокойстве о парне никуда не делось. По правде сказать, я уже начал думать, что живым его больше не увижу. Хотя не мог представить, что с ним случилось. Ну, действительно: кому и зачем понадобилось бы похищать и убивать Исаму? Бред какой-то… Тем не менее, его не было.
После математике были занятия в додзё. Мне уже разрешили приступить к тренировкам, чему я был очень рад.
Когда ко мне подошёл Сэтоши Накаяма, я сразу понял, что он снова хочет спарринговать.
— Твоего приятеля опять нет, — сказал он. — Заболел, что ли?
— Вроде того.
— Я спрашивал у Рико, но она не смогла выяснить, почему твой друг отсутствует.
— Ему нездоровится.
— Раз его нет, я могу тебя выручить. Если хочешь.
— А твой приятель? — я указал глазами на гориллу.
— Он найдёт кого-нибудь.
— Хм… Ладно, спасибо.
— Не за что, Кенджи-сан.
Мы отступили друг от друга на два шага.
Чего добивался Накаяма? Отметелить меня? Или изображал, будто мы можем стать приятелями? Но зачем ему это надо?
Прозвучала команда принять стойки. Затем ещё одна — сигнал к началу боя.
Глава 31
Я ждал, что Накаяма кинется на меня и попытается взять нахрапом. Быстренько отделать, чтобы рассчитаться за прошлый раз. Но сын префекта не торопился. Мы обменялись несколькими пробными ударами, а затем ускорились и принялись кружить по залу. Всё шло довольно мирно, без попыток всерьёз навалять противнику, но я подозревал, что Накаяма делает это, чтобы усыпить мою бдительность. Поэтому был готов к резкой перемене стиля боя. Противник, скорее всего, хотел понять, насколько я ещё не в форме, и воспользоваться этим. Но я лишь отвечал ему — ровно в той степени, в какой он атаковал.
Наконец, Накаяма не выдержал. Ну, или просто решил поэкспериментировать. Рванувшись вперёд, он нанёс три боковых удара ногами, а затем провёл серию выпадов кулаками в корпус. Я отразил их и с разворота врезал ему в голову. Накаяма поставил блок и контратаковал, попытавшись сбить меня с ног прямым ударом в грудь. Я ушёл в сторону и сильно опустил локоть ему на вытянутое передо мной бедро. Такой удар, нанесённый в болевую точку, парализовал мышцу, лишая противника возможности полноценно продолжать бой. Опустив ногу, Накаяма отступил на шаг, поморщился и процедил сквозь зубы какое-то ругательство.
Теперь наступил мой черёд ускоряться. Для начала я поработал на длинной дистанции ногами, заставив противника пятиться и хромать. Затем подпрыгнул и с разворота залепил в голову, но Накаяма пригнулся. Когда я приземлился, он попробовал достать меня подъёмом стопы, но ему мешала травмированная нога, так что я легко избежал попадания, просто немного отступив. Оттолкнувшись, я подпрыгнул и ударил ему ногой в грудь. Накаяма опрокинулся на спину, но тут же поднялся. Правда, не особо быстро. Он двинулся ко мне, припадая на ногу, но в этот момент прозвучала команда остановить спарринг. Сжав зубы, Накаяма отрывисто поклонился.
— Спасибо за помощь, — сказал я, ответив тем же. — Очень выручил.
— Не за что, — процедил после короткой паузы сын префекта. — Всегда рад.
— Я не сильно повредил тебе ногу?
— Ерунда. Сейчас всё пройдёт.
По команде мастера мы разошлись. В зал вышли помощники сэнсея. Пришло время отрабатывать новый приём.
В конце последней пары мне пришла записка от старосты. В ней говорилось, что я должен после занятия зайти в кабинет в психологу. Этого только не хватало! У меня были совсем другие планы. Но пришлось подчиниться: это военный менториум, здесь просьбы офицеров приравниваются к приказам, а приказы не обсуждаются.
Так что пришлось тащиться на четвёртый этаж, где в каморке с белыми стенами и чахнущим цветком на подоконнике обитала Маэда Ран.
Постучав, я услышал приглашений войти и открыл дверь. Девушка сидела за столом и изучала какие-то бумаги. Она подняла на меня глаза и кивнула.
— Исикава-сан, добрый день.
— Мне передали, что вы хотели меня видеть, Маэда-доно.
— Да, садись.
Офицер указала на кресло. Кушетки в её кабинете, естественно, не было. Я вообще подозреваю, что они бывают только в фильмах.
В углу стояла высокая узкая ваза с анютиными глазками. На языке цветов ханакотоба это означает чуткий, заботливый, внимательный, задумчивый. Пришлось изучить и это культурное явление приютившей меня страны, чтобы не попасть впросак. А то так подаришь, например, гвоздики, и человек решит, что он тебя разочаровал. Или вручишь оранжевую лилию имениннику, а тот решит, что ты его ненавидишь и ждёшь случая отомстить. В общем, надо быть в теме.
Не знаю, с намёком ли Маэда-доно держала в кабинете анютины глазки, но отмечать подобные вещи уже вошло у меня в привычку. В стране восходящего солнца обожают намёки и символы.
— В прошлый раз мы затронули тему твоих родителей, — помолчав, проговорила девушка, глядя на меня.
— Так точно, — подтвердил я.
Да, она расспрашивала меня о матери. Видимо, прикидывала, какую травму мне нанесла её безвременная кончина. Увы, психолога на этом поприще ждало фиаско, поскольку мать Кенджи я живьём в глаза не видел. Знал, как она выглядит, по фотографии.
Офицер придвинула к себе распечатку. Ясно: готовилась. Составила вопросы, которые сейчас будет задавать. Эх… Скукота. Потерянное время.
— Вы живёте один?
— Да.
— Это ваше решение?
— Не совсем.
— Поясните, пожалуйста.
— У меня нет вариантов.
— Почему? Ведь ваш отец жив?
— Да. Насколько мне известно.
Она что, действительно не в курсе, что мой папаша сидит?! Правда, он скоро выйдет. Но сейчас-то он ещё в тюрьме. И как я мог жить с ним, интересно.
— Где он? — спросила офицер.
— В тюрьме.
Это её не шокировало. Похоже, всё-таки, знала. Выходит, просто хотела проверить, стану ли я говорить об этом. И, если да, то как. Ладно, давай поиграем.
— Давно?
— Лет шесть.