В глаза Марго бросилась красивая огромная борода плюща, свисающая с глухой стены дома. Но это нисколько не удивило ее.

Удивил Марго полицейский, который увидел ее и с ошалелым видом смотрел, как полураздетая девушка поднялась над городом и полетела вместе с ветром в темноту космоса.

Полицейский, не будь дураком, вытащил из кармана мыльницу и вспыхнул несколько раз вспышкой — Марго видела ее внизу как яркий пунктир. Потом город превратился в сияющего паука, лапы которого простирались далеко в темноту ночи. Потом Земля удалилась, продолжая светиться золотистым, чуть смещенным в сторону солнца коконом, потом удалилось и Солнце со всеми планетами, и вся спираль галактики превратилась в маленькую елочную игрушку и пропала.

Марго почти проснулась от того, что голова стукнулась о подушку. Проснулась и тут же забыла то, что с ней только что случилось.

Приоткрыв глаза, она увидела, что все еще глубокая ночь. В голове промелькнула запоздалая мысль о том, что, кажется, она не закрыла входную дверь, но усталость была так велика, что эта мысль благополучно канула в небытие глубокого крепкого сна.

Утро началось с запаха «Голуаз» и жареного кофе. В коридоре раздался кашель Лео.

— Я выйду с собаками, — крикнула Ау и загремела собачьей сбруей.

Бонни запрыгала и заскулила.

— Угу! — промычал Лео из бэдрума.

Было слышно, как Ау одела шуршащий плащ и туфли и звякнула поводками.

— Лео! Черт бы тебя побрал! — вдруг закричала француженка разъяренно. — Если ты шляешься по ночам, какого черта ты не закрываешь за собой входную дверь? Ты хочешь, чтобы нас ограбили? Или убили? И куда ты ходил?

— О чем ты говоришь, моя сладкая девочка! — голос Лео переместился в коридор. — Я закрывал дверь. Я это точно помню.

— Ну как же закрыл, если она открыта! Ну посмотри сам! — наседала на Лео Ау. — Я что, с ума сошла? Она точно была открыта! Ты докатился до того, что встал ночью и ушел? Куда тебя носило? Ты ходил за выпивкой? Но ее полно и дома? А! Ты ходил к любовнице!

— Но я точно помню, что я закрывал! — рявкнул Лео. — Никуда я не уходил! Не морочь мне голову! И прекрати визжать! Не мешай мне собираться!

— Не смей замахиваться на меня! — взвизгнула Ау. — Если бы не вытворял черт знет что, я бы тебе ни слова не сказала! А вдруг я проснусь утром, а гостиная полна клошаров?

— Ты… ты… ты — обывательница и мелкая сучка! — крикнул Лео. — Ты так же далека от проблем социальной справедливости, как…

Он не договорил. Потому что Ау, видно, припечатала ему пощечину. Звку, по крайней мере, был такой. Следом скрипнула дверь, и собачий лай канул в громкое эхо лестничной шахты, а торопливые шаги Ау побежали вниз.

— Сука! — рявкнул туда же, в эхо, Лео и, с грохотом закрыв дверь, добавил уже тихо. — Ведьма!

Марго робко вышагнула в коридор. Мсье Пулетт стоял около старого зеркала в облаке синего цвета и рассматривал свое лицо, отраженное старинной амальгамой. Увидев русскую, он стремительно отвернулся и скрылся в гостиной.

Марго замерла, размышляя — стоит ли рискнуть пойти в ванную или дождаться, когда все разойдутся. Ее только теперь обеспокоил провал в памяти, который взялся непонятно откуда. Кажется, ничего такого вчера не было. Она поужинала с семьей Пулетт и пошла к себе в комнату, а так как была умотана до крайности, то завалилась спать. И выпили-то они, как обычно французы выпивают за ужином. По стаканчику.

Так что же она забыла?

Из гостиной раздался звук телевизора, и голос диктора начал рассказывать о НАТО, о Европейском рынке, о забастовке РЭРа, о том что Европа вскоре собирается переходить на евро. Миттеран направлялся в очередную поездку, русский президент Борис Ельцин собирался получать Мальтийский крест.

«А теперь мы покажем наш эксклюзивный утренний сюжет. « — сообщил диктор.

В кадре промелькнул силуэт Сакре-Кер, донесся шум улицы, и репортер представил молоденького полицейского из альтернативщиков.

«Это Серж Кретон. — сказал диктор. — Сегодня он нес дежурство на станции Абесс, и вот что с ним приключилось.» Полицейский принялся рассказывать: «Где-то около трех ночи ко мне приблизилась почти голая девушка, она была только в футболке и трусах, будто только что встала с постели. Я думал, что у нее просто приступ лунатизма, но когда я хотел обратиться к ней, девушка поднялась вверх и стремительно понеслась в небо. Я успел сфотографировать ее несколько раз на мыльницу. Как только кончилась смена, я отдал пленку в проявку…» Марго сделала несколько шагов по коридору и увидела в зеркале отражение телевизора: на экране возник снимок — светящийся несколькими окнами дом и светлое пятно над ним. При всем желании это нельзя было принять за человека. Просто светлое пятно. Брак при проявке?

Однако, станция метро показалась Коше удивительно знакомой. Хотя она точно там не была. Может быть, они проезжали там с Жаком?

«… вот это пятно — та девушка, — сказал полицейский. — К сожалению пленка недостаточно чувствительна, чтобы разобрать детали.» Появился диктор и равнодушно добавил, что снимки полицейского сейчас исследуют и от этого зависит чем будут считать сообщение лейтенанта — галлюцинацией или научным фактом.

— Сошли с ума! — буркнул Лео. — Все сошли с ума, Марго! Я знаю, ты стоишь в коидоре. Пожалуйста, замажь мне царапины кремом.

И тут зазвонил телефон. 

Катька подняла телефонную трубку и спросонья недовольно промычала:

— Ну! Слушаю!

В трубке раздался нервный хохоток и трубный голос Кабана объявил:

— Это Нарышкин! Привет!

— Ну! — недовольно протянула Катька. — Что случилось!

— Артистка Стрельцова? Хочешь во Францию? — прогудел Нарышкин-Кабан и по-дурацки хихикнул — Нарышкин! Маму трамвая кунэм! — выругалась Катька на интернациональном языке музыкальной тусы. — Дурацкие у тебя шутки! Я только с работы час назад! Позвони попозже! Вы что, бухаете там?

— Да нет! Я серьезно! Паспорт у тебя есть? Иностранный?

— Ну есть! — уже не так сердито ответила Катька и приподнялась.

— Тогда привози мне его сегодня в офис. Поедешь через неделю в Париж. Ты бэком петь умеешь? Или только соло?

— Да хоть боком! Как скажут! — ухмыльнулась Катька и свесила ноги на холодный пол. — Но ты меня не разводишь? Точно?

— Возьмешь у меня слова и кассету. Жду тебя в три часа, — Нарышкин перестал хихикать и бросил свои дурацкие ужимки.

— Ага!

— С паспортом! — повторил на всякий случай Кабан.

— А что делать-то? — спросила нервно Стрельцова, но Нарышкин уже бросил трубку.

И хотя до назначенного времени было еще достаточно, возбуждение от представившейся перспективы подняло Катьку на ноги.

В три часа Нарышкин, как штык, торчал в офисном подвале. Забрал у Катьки паспорт и выдал кассету.

— Учи! Тут немного! — сказал он. — Всего пятнадцать треков. За неделю выучишь! Слов почти нет. Все на «А-а-а». Ну иногда припевчик. Но тоже немного. Справишься.

— За неделю?!

— Ничего-ничего! — сказал Кабан и повернувшись к двум тощим отморозкам представил их. — Это клавишник Митя, Валентин — солист. У него еще есть ник Бамбук. Слушайся. Они тебя всему научат. Группа называется «Палисадник». Так что вы теперь все в палисаднике. А я — директор. Садовник.

— Привет! — Бамбук небрежно помахал ручкой, окатив Катьку таким взглядом, что она почувствовала себя априори дуаном. Клавишник Митя посмотрел на Катьку испытующе, и она поняла, что мучить ее будет он, а этот макарон с оранжевыми космами будет парить мозги, опаздывать и бухать. Но, наверное, он где-то взял денег, поэтому ему это можно. Чем он их взял — никого не…

— Кэт, — представилась Стрельцова. — А мы что? Втроем будем?

— Нет. Завтра будут остальные. Два танцора, гитараст и басюк. Ха-ха! — Кабан снова по-идиотски заржал.

«И чего он ржет все время?» — подумала Катька.