Санкционированы? Но кем? Лицензия? Но от кого?

И едва Мэгги задала эти вопросы, как тут же почувствовала присутствие таинственной силы. Присутствие. Ошибиться было невозможно — полнота ощущения была такая же, как тогда, в Ивовом лесу.

Только еще сильнее.

В тишине был голос. Тонкий, шаловливый ноготок явился из темноты и пощекотал Мэгги загривок. Как и полагалось, она ощутила покалывание кожи. Мэгги судорожно вздохнула. Поскользнувшись, она ухватилась за камень и случайно порезала палец об острый скол на гранитной глыбе. Кровь брызнула в контейнер для пленки.

Мэгги почувствовала новый стимул.

Это не случайность.

Опять-таки слова. Откуда они взялись? Может быть, это говорило ее сердце?

Когда она повернулась к глыбе спиной, туман над землей взметнулся, точно подол длинной юбки, а потом опустился. Он кольцом окружил Танцующих Дам. Он подбирался медленно, точно живое существо. Поднявшийся ветерок доносил аромат пряностей, легкую ноту ладана.

Да, это было сильнее, чем встреча в лесу. Мэгги знала, что вызвала неведомую силу своей яростью, слезами и, наконец, решимостью. Эта способность пугала ее — так, что кровь стыла в жилах. Происходящее было очень важно.

— Ты повсюду, — прошептала Мэгги.

И она снова услышала те слова: «Только посмотреть на тебя».

Слова. Они шли откуда-то из глубин ее мозга. Слова мягкие и нечеткие, точно туман, но, безусловно, настоящие и убедительные. Мэгги замерла. Покрылась гусиной кожей. Это ощущение было сильнее, чем когда-либо, но она не была к нему готова. Что-то должно было произойти, но Мэгги казалось, что еще рано. Она не подготовилась. «Не готова, — думала она. — Я не готова увидеть твое лицо. Не сейчас».

Окруживший ее туман колыхался. Мэгги оставила камень и бросилась бегом через мрачную пустошь. Она бежала по неосвещенной тропинке, то и дело натыкаясь на чахлые кусты и ударяясь о булыжники, стоявшие вдоль дороги. Ее волосы развевались за спиной. Казалось, ноги ее одеревенели, стали тяжелыми, как корни. Она бежала к машине сквозь туман, с трудом поднимая ноги, задыхаясь от истощения и возбуждения.

Мэгги охватил ужас, из ее горла вырвался сдавленный шепот. Но, несмотря ни на что, она испытывала странный восторг. Когда она добралась до машины, то была уже на грани истерического хохота — так смеется ребенок, преследуемый взрослым во время какой-то игры.

Свет в гостиной все еще горел, когда Мэгги вернулась домой. Она с минуту посидела в машине, приходя в себя.

Войдя в дом, она заглянула в гостиную. Муж сидел, повернувшись к ней спиной. Он уставился на дотлевающие угли в камине и прижимал к себе бокал виски. Пустая бутылка стояла на каминной полке.

Алекс медленно встал, сжимая бокал. Он повернулся к жене и сделал шаг в ее сторону, слегка покачиваясь. Он склонил голову набок и улыбнулся, почти добродушно, но Мэгги почуяла в этой улыбке недоброе.

— Была у любовника?

— Не говори глупостей, Алекс.

— А ты раскраснелась. С чего это? — Его голова упала на грудь. — Хорошо потрахались, да?

— Алекс, я...

— Еще хватает наглости меня обвинять.

Он осушил бокал и уронил его на пол. Бокал упал, но ковер с длинным ворсом не позволил ему разбиться.

— Глупости какие-то.

— Глупости, — мрачно передразнил Алекс высоким, жеманным голосом.

— Алекс, послушай...

Но Алекс не позволил ей договорить. Он размахнулся и первым же ударом кулака сломал Мэгги нос. Она отлетела к стене. Следующий удар пришелся прямо в глаз, и Мэгги увидела звездочки, но не такие, как рисуют в комиксах, а раскаленные добела иглы огня на периферии зрения. Алексу пришлось поднять ее с пола, чтобы нанести третий удар, и, когда он рассек ей губу, ее глаз уже заплыл так, что не открывался.

Алекс оставил Мэгги на полу всхлипывающей, в крови и соплях, а сам пошел наверх — спать.

22

— Жаль, что вы не обратились ко мне сразу же. Если бы вы пришли сюда после того, как он избил вас, я бы тотчас добилась судебного запрета, чтобы он не мог приближаться ни к вам, ни даже к вашему дому.

Элисон Монтегю не отвечала представлениям Мэгги об адвокате. Она была хорошенькой, моложе тридцати лет, а костюм у нее был настолько с иголочки, что, ей-богу, можно было порезаться. В ушах у нее были серебряные сережки в форме алебарды, а работала она на адвокатскую контору «Седж и Седж». Кабинет Элисон также не отвечал представлениям Мэгги о кабинете адвоката. На окнах висели занавески с цветочным узором, а кроме того, здесь был небольшой уголок с игрушками, чтобы дети клиентов не скучали.

— На сегодняшний день, — мисс Монтегю подняла брови, — все выглядит так, что вы их бросили, а это ставит вас в невыгодное положение.

— Я не думала о последствиях. Я просто хотела оттуда выбраться.

Сломанный нос Мэгги выглядел не так уж плохо, а вот синяки вокруг глаз из лиловых стали грязно-желтыми. Слабым утешением могло послужить то, что ее расшатавшиеся клыки не собирались выпадать, а губы выглядели уже не такими распухшими.

— Я вас понимаю. Ни одна женщина не должна мириться с домашним насилием. Как там эта комната, которую вы сняли?

Мэгги пожала плечами.

— Мне не нужен дом. Мне нужны дети.

— И вы говорите, он просил вас вернуться?

— Практически умолял на коленях.

Наутро после избиения Мэгги выскользнула из дому до того, как Алекс поднялся с постели. Она вовсе не собиралась с ним встречаться. Она точно знала, что теперь делать.

Как-никак Алекс ударил ее. Побил! Мужчина, который прежде и пальцем ее не трогал. Это потрясло все ее существо. Она-то думала, что за семь лет совместной жизни хорошо его изучила. Но откуда в нем такая способность к насилию? Можно было подумать, что Мэгги очнулась в некоем параллельном мире, где мужчина, с которым она жила, походил на Алекса во всем, кроме этого.

Мэгги не так наивно воспринимала окружающий мир, чтобы удивляться такому явлению, как супружеское насилие. Удар, шлепок и пинок были такими же непременными атрибутами среднестатистического британского брака, как воскресное жаркое. Но только не их брака. Они проживали свою жизнь совершенно иначе. Но теперь Алекс поставил возникшие между ними противоречия над ней самой. Ударив ее, он пробил брешь в представлениях Мэгги о том, кто она в этом мире.

Он ударил ее, но она знала, как его покарать. Даже если это означало, что страдать придется ей самой. Мэгги должна была оказать сопротивление. Не ради ее нового образа жизни — он сразу же отошел на второе место, стал одной из деталей на периферии ужасного события, — но ради цельности ее натуры.

Мэгги была готова пострадать из-за детей. Но, решила она, Алекс больше никогда ее не ударит.

Она провела утро в травмпункте больницы, прежде чем вернуться к изучению рекламных открыток на почте и в окнах газетных киосков. Алекс действительно сломал ей нос, но это была только маленькая трещина в верхнем отделе носовой перегородки, поэтому вправлять нос не потребовалось. В любом случае сейчас ее в последнюю очередь волновало, какой у нее вид. Мэгги выглядела и чувствовала себя ужасно: дрожа и вытирая болевший нос тыльной стороной руки, она с трудом могла видеть заплывшим глазом. Но к полудню она уже нашла комнату в районе Нью-Маркетс, в двух милях от дома. Жилье было не особенно дешевым, в нем пахло сыростью, а газовый счетчик обогревателя страдал неутолимой прожорливостью. Кухню и туалет следовало делить с обитателями двух других комнат на том же этаже, а интерьер коммунальной ванной дополняла растущая в углу поганка.

И все же это лучше, чем терпеть побои.

Позвонив домой и убедившись, что там никого нет, Мэгги подъехала туда, забрала кое-что из необходимого, а потом расположилась в съемной комнате, точно готовилась к осаде. Проведя там две ночи, она позвонила Алексу.

Он умолял ее вернуться домой. Она отказалась. Прежде всего, лицо Мэгги по-прежнему напоминало тыкву во время Хеллоуина, и она не хотела показываться детям в таком виде. Конечно же, она могла соврать, но ей казалось, что правду от них не скрыть. Вполне возможно, что дети проснулись, когда Алекс избивал ее. Кроме того, Мэгги отказалась сообщить ему свой адрес.