Когда Мэгги пришла в себя, она была на полу — лежала на боку внутри круга. В курильницах все догорело, но аромат продолжал висеть в воздухе. Свечи тоже догорели. Эш лежал рядом, обхватив Мэгги рукой. В горле у нее пересохло. Все ее тело по-прежнему слегка покалывало. Она взяла бутылку минеральной воды, стоявшую вне круга, и сделала несколько жадных глотков. Потом вгляделась в Эша.

— Эш! Эш! — Мэгги поднесла бутылку к его губам и впрыснула минеральную воду ему в рот.

Эш закашлялся, пришел в себя и, моргая, посмотрел на Мэгги. Потом застонал.

— Все в порядке? — спросил он.

— Да, я нормально себя чувствую. Странно, но нормально. Правда. А ты как?

— Колотит слегка. А так нормально.

— Это похоже на то, что было у тебя в прошлый раз? — спросила Мэгги.

— Ничего похожего.

— Эш, а ты ничего не заметил?

Он поднялся с растерянным видом. Мэгги кивнула на его пах. У Эша была мощная эрекция. Член был устремлен прямо в потолок — его набухшая головка слегка покачнулась, когда хозяин на него посмотрел.

— Богиня! Ты вернулась ко мне!

Эш сел на пол, обезумев от счастья. Мэгги встала и положила руки ему на плечи. Она возвысилась над ним.

— Я должна, — сказала она, нежно опускаясь на его ствол до самого комля, — принести это в дар.

— Богиня! — прошептал Эш, — Богиня!

31

Кошмары по-прежнему не оставляли Сэма. Жирная крыса так и шуршала в его снах. Очнувшись от этих кошмаров, он видел, как по комнате рыскает старая тетя. Та, что ездит на крысе. И когда он просыпался, ему казалось, что он вернулся из своих дурных снов, сжимая в руке какой-то черный лоскут, рваный фрагмент самого сна, и этим рваным куском сна была старуха. Она могла возникнуть где угодно: в сумраке неосвещенной комнаты; в виде куртки, наброшенной на спинку стула; в виде торшера в углу; в ящике с игрушками; под кроватью. Конечно, она исчезала вскоре после его пробуждения — так быстро, что он не успевал разбудить домочадцев, — но исчезала только тогда, когда давала ему понять, что она здесь.

В свою очередь, Эми после очередного похода вместе с матерью к старой Лиз смутно казалось, что ей нужно защищать брата. Лиз намекала на это и угрожающе хлопала себя по носу, внушая девочке чувство ответственности. «Помни меня, — нашептывала Лиз, — помни меня». Когда Сэм устроил истерику из-за того, что ему снова предстоит спать в одиночестве, Эми, к удивлению отца, предложила брату переночевать у нее в спальне. Склонная, как многие растущие девочки, ревниво охранять свое пространство, Эми прежде никогда не позволяла Сэму даже заглянуть к ней в комнату.

Алекс перенес кровать Сэма в комнату сестры. Однажды ночью девочка проснулась от шума: это брат плакал и умолял кого-то во сне. Потом он сел в кровати и оглядел комнату широко открытыми глазами. Эми присмотрелась и заметила старую женщину в черных одеждах, плотно вмурованную в стену. Видны были только ее руки, ноги и голова, торчащие из стены. Остальная часть ее торса находилась в другом месте — видимо, скрытая под обоями и штукатуркой, как если бы она была из пенопласта. Старуха наблюдала за Сэмом с недоброй улыбкой.

— Сэм, — прошептала Эми.

Улыбка на лице старухи превратилась в усмешку. Она медленно вертела головой, разглядывая Эми; лицо у нее было зеленое, враждебное. Затем она исчезла.

Эми вылезла из кровати и включила свет. Сэм хныкал. Она забралась к нему в постель и обнимала его, пока он не заснул. Точно так же обнимали ее мать и отец, когда она была крохой.

Днем Сэм никогда не заглядывал в игровую комнату в одиночестве. Если он и спускался туда, то всегда крепко держался за сестру, а если она слишком уставала от него, то вцеплялся в ошейник Пятнашки.

Однажды, увлеченный игрой с Эми, Сэм почти позабыл о напастях, поджидавших его в игровой комнате. Когда он бежал по комнате, ковер выскользнул у него из-под ног, и мальчик ударился головой. Под ковром обнаружилось лицо — еще более заметное и злобное, чем раньше. Ржавое пятно покрылось пузырями жидкости, поблескивавшей на голом цементе.

Эми дотронулась до пола, и ее палец окрасился ржавчиной.

— Оно мокрое, — тихо сказала она.

Девочка посмотрела на брата. Он казался совсем маленьким.

— Подожди здесь.

— Нет, — сказал Сэм.

— Тут Пятнашка. Не бойся, все будет хорошо.

Сэм просунул руку под ошейник собаки и спрятался за ней. Эми взбежала по лестнице и вошла в кухню. Сэм услышал, как она тащит по полу табуретку. Потом он услышал, как открылась дверца шкафа, потом что-то зашуршало, а потом Эми слезла табуретки. Через пару мгновений она уже вернулась в игровую комнату.

Она что-то держала во рту. Сэм и Пятнашка наблюдали, как Эми встала перед лицом на полу. Она стояла молча, словно о чем-то сосредоточенно думала. Руки ее были неподвижно вытянуты по бокам, а голова слегка наклонена и втянута в плечи. Эми простояла так довольно долго.

Потом девочка высунула язык. Сэм успел заметить какой-то крошечный предмет у нее на языке, прежде чем она откинула голову назад и свирепо выплюнула его на лицо, проступившее на полу. Предмет угодил прямо в самую середину лица.

Ничего не произошло. Пятнашка фыркнула, но Эми не двинулась с места. Вдруг лицо стало повсюду покрываться волдырями и пузырями. Оно начало облезать, как старая краска, и через пять секунд полностью исчезло. Посреди комнаты лежал один только сушеный боб.

— Что ты сделала? — спросил Сэм, все еще держась за ошейник Пятнашки.

Эми взяла боб и положила ковер на место.

На пороге появился Алекс:

— Что-то вы, дети, затихарились. Все в порядке, Эми?

— Да, — сказала она, проходя мимо.

Сэм вышел за сестрой, а Пятнашка потрусила за ним.

32

— Вот послушай, — сказала Мэгги.

Они с Эшем лежали в постели. Мерцали свечи, число пустых винных бутылок росло, ветер и дождь стучались в стекло. Мэгги зачитывала Эшу фрагменты из дневника, которые сама знала почти наизусть:

А. помыкает мной, помыкает и помыкает, моя злая темная сестра. Всегда толкает меня на один шаг, а потом на другой шаг, пока я не начинаю сходить с ума. Я теряю с ней терпение, но она слишком сильна для меня и знает это, и она продолжает давить на меня, пока не добьется своего. Я слабая, ведь я знаю, что без меня она ни на что не способна. Почему же я позволяю ей собой помыкать?

Вчера вечером, дело было на пустоши, я меняла обличье, и это привело только к тому, что в голове моей страшный сумбур и я с трудом держу в руке перо, так меня колотит. Нет, я не стану говорить об этом, даже в своем тайном дневнике.

Только моя темная сестра знает.

Ах, черный дрозд.

И А. говорит — я слишком беззаботно отношусь к своему появлению и исчезновению. Но я говорю ей, что это она толкает меня то туда, то сюда. А. говорит, что мне дорого обойдется моя неосторожность, но я сказала ей: если я заплачу, то и ты заплатишь, и она это знает.

И все только потому, что я погадала на травах и дала любовное снадобье женщине, живущей по соседству и попросившей меня об этом. А что делать, если они нас просят?

Мэгги закрыла дневник.

— Как ты думаешь, откуда у нее такая паранойя?

— Старая Лиз расскажет тебе немало историй в ответ на этот вопрос. Рядом с ней жила мудрая женщина, которую обвиняли в том, что она осушила источник. Когда женщина умерла, жители деревни разобрали ее дом по кирпичу. И случилось это не в Средние века, а всего лишь сорок лет назад. Так что, возможно, у нее были причины для паранойи.

— У кого? — спросила Мэгги — У Беллы? Или у загадочной А.? Ты сказал, что думал о них как об одном и том же человеке.

— Так и есть. Полагаю, что А. — это альтер эго Беллы. Благодаря А. Белла может заниматься тем, что ее действительно притягивает. Темные дела, те вещи, с какими сама она боится сталкиваться.