Наконец мы со всеми расцеловались, сели в Дастер и поехали. Вадим каменно молчал. Я смотрела в окно, так внимательно, как будто не ездила этой дорогой каждую неделю.

— Лера! — внезапно позвал меня Вадим, я вздрогнула и повернулась к нему.

Он напряженно смотрел на дорогу.

— Послушай… Я не знаю, что это было… ночью, — наконец сказал он. — С чего меня так…

— Может, потому что пришлось спать вместе… вот так, тесно? — предположила я, рассматривая прорезь на джинсах.

— Нет. Мы и раньше так спали, когда кто-то приезжал. Поворачивались друг к другу задницами, отодвигались подальше и спали. Даже если и были какие-то… эмоции, все равно ничего даже близко похожего. Просто… Лер, что вообще происходит? Я за эти годы смирился с тем, что мы живем как соседи. Что между нами все сдохло. Убедил себя, что мне абсолютно все равно. Не хочешь разводиться — черт с ним, мне тоже не подгорает. Да мне и было все равно. Даже после того, что ты мне во вторник наговорила. А на следующий день ты вдруг выскакиваешь меня встречать, зовешь ужинать, ночью заявляешь, что меня хочешь. Ну и дальше. И я просто в полных непонятках. А ты знаешь, когда я чего-то не понимаю, начинаю злиться. До бешенства. И вот я уже пятый день злюсь на тебя так, что, наверно, убить готов. Прости, это было… Твою мать!

Нас резко подрезал обнаглевший Матиз — бешеная табуретка, возомнившая себя машиной. Высказав в мировое пространство все, что думает о «ездюках, купивших права», Вадим к прежней теме больше не вернулся. До самого дома мы молчали.

Вечером, поужинав разогретыми остатками дачного пиршества, мы разошлись по своим углам. Вадим засел в гостиной за статью, я в спальне включила для фона телевизор и просматривала рабочие документы в ноутбуке. Неожиданно он пришел ко мне, сел в ногах и нажал кнопку выключения на пульте.

— Лера, я не собирался тебе говорить, — сказал он с тяжелым вздохом, — но, боюсь, придется. И разговор будет очень неприятный.

Я закрыла ноутбук и поставила его на тумбочку. В желудке мгновенно образовался кусок льда.

«Ну вот и все, — крутилось в голове. — Вот и все. То, что случилось ночью, — это было последней каплей. Он решился подать на развод».

— Она начала на меня вешаться, еще когда была замужем за своим футболистом. Или артистом? Кто он там у нее был, не помню?

— Кто? — тупо спросила я, прекрасно понимая, кого он имеет в виду. — Кто начал вешаться?

— Марина, — поморщился Вадим.

— Так… — протянула я. — Почти десять лет. Нормальное кино… япона жаба… То есть десять лет ты крутил с моей подругой и вдруг решил признаться. Нормально, да…

— Ты что несешь-то? — Вадим вытаращил глаза. — Совсем с дуба рухнула? Может, я все-таки расскажу? Или ты уже сама все выводы сделала?

Я вытащила из дырочки в наволочке перышко и начала крутить его в руках. Помолчав, Вадим продолжил:

— То глазки состроит, то коленкой под столом прижмется, то скажет что-нибудь такое… с намеком. Я включал дурака, делал вид, что ничего не понимаю, не замечаю. Да поначалу все было как-то… в шутку, что ли. Что надо было сделать? Оборвал бы ее — а получилось бы, что сам идиот, все придумал. Она пошутила, а я принял всерьез. Тебе сказать? Еще хуже. Как будто поссорить вас хочу. Вы все-таки с какого класса дружите?

— С четвертого. И что дальше?

— Дальше она развелась, и все пошло без шуток, по-взрослому. То есть намеки уже были совсем прозрачные. Я ее раз вежливо отшил, два. Вроде поняла, перестала. Потом у нас с тобой все в разнос пошло. Вообще не до нее стало. Да и времени столько прошло. И вдруг она мне позвонила. Недели две назад. Мол, есть серьезный разговор, давай встретимся. Намекнула, что тебя касается. Встретились мы в том кафе, где вы раньше с девчонками твой день рождения отмечали. До «Абрикосова». На Садовой. Сразу так по-деловому: Вадим, ты мне давно нравишься, я тебе, кажется, тоже не противна. В общем, как в «Обыкновенном чуде»: вы привлекательны, я чертовски привлекателен, так чего время терять?

— И правда, — кивнула я. — Почему я ни разу не удивлена? Две недели назад, говоришь? А потом сидела с нами, улыбалась, как ни в чем не бывало. Правда, в контактике у нее фотография из «Абрикосова» с такой мерзкой ухмылкой…

— Ну так мне тоже интересно стало. Ты же, вроде, Лерина лучшая подруга, говорю, ничего? Да я знаю, что у вас все плохо, отвечает. Что вы только притворяетесь идеальной парой. Какая разница, мол, у нее тоже наверняка кто-то есть. У тебя, в смысле.

— Очешуеть… — то ли засмеялась, то ли захныкала я.

— Да, как-то так.

— И что?

— Да ничего. Послал ее в пеший эротический тур, встал и ушел. Хотел тебе сразу же рассказать. Прихожу домой — тебя нет. Грязища, холодильник пустой. Заказал пиццу. Пока ждал — полы помыл. Желание рассказывать пропало.

— Потому что полы пришлось мыть?

— Да нет, не поэтому, — вздохнул Вадим. — Просто подумал, что у тебя своя жизнь. Которая с моей теперь только изредка пересекается. Зачем я буду туда влезать?

— Тогда почему решил влезть сейчас?

Вадим посмотрел на меня долгим внимательным взглядом.

Что я делаю?! Возможно, это наш последний шанс, другого, скорее всего, уже не будет! А я вопросы задаю, как будто еще сильнее разругаться хочу.

— Ты хоть помнишь, что мне во вторник сказала? Когда из ресторана пришла?

— Если честно, то нет.

Вот так. Притворюсь, что набралась до невменяемости. Хотя в жизни не напивалась настолько, чтобы наутро не помнить о том, что делала и что говорила.

— Странно, — усмехнулся Вадим. — Ты не выглядела слишком пьяной.

— Последнее, что помню, — как вошла в квартиру.

Тут я действительно вспомнила, как мы с ним во вторник вернулись из «Абрикосова». И что было потом. Вот уж точно некстати.

— Ты вот этими же самыми словами и сказала: «У меня своя жизнь, какого черта ты в нее лезешь?» Ну и много всякого еще. Лучше не повторять. А я стоял, слушал и думал, что мне просто наплевать. Что бы ты ни говорила, что бы ни делала. Тогда так думал.

— А сейчас?

Я ждала ответа так, как будто от этого зависела моя дальнейшая жизнь. Хотя почему «как будто»? Она действительно зависела от того, каким будет этот ответ.

— Не знаю, Лера, — Вадим повертел в руках пульт, отложил в сторону. — Я когда в среду вечером пришел, ты вышла в прихожую. Хотя уже сто лет так не делала. Мне показалось, что ты хочешь за вчерашнее прощения попросить. Ну, мало ли вдруг чудо какое случилось. А ты понесла дичь какую-то про бороду, про котлеты, которые кто-то сожрал. Да еще с претензиями, что я с тобой как-то не так разговариваю. Не тем тоном. А дальше вообще черт знает что. Ты можешь в конце концов объяснить, в чем дело? Чего ты добиваешься?

— И все-таки… почему ты мне рассказал про Маринку? — я настаивала, как будто не слышала его вопроса. — Если не собирался? Если решил, что тебя это не касается?

— Уходишь от ответа? Все как обычно…

Покачав головой, Вадим встал, но я поймала его за руку и заставила сесть обратно.

— Почему, Вадим?

Мы смотрели друг другу в глаза. Когда мы раньше ссорились, такой взгляд всегда заканчивался тем, что мы начинали целоваться. Но только не сейчас. И все же что-то в его лице дрогнуло. Может, он вспомнил о том же самом.

— Просто оказалось, что мне не все равно, Лера. Не все равно, что ты доверяешь человеку, который тебя предал. Наверно… наверно, я очень сильно тебя любил, если за пять лет, после всего, не удалось это убить до конца. Я это понял ночью — когда пошел за тобой. Ты не представляешь, как я на тебя злился. И как боялся, что ты меня оттолкнешь.

Вадим отвернулся к окну, но я видела, как подрагивают его пальцы, как сильно напряжены плечи. Мне так хотелось обнять его, сказать, что люблю. Но это было ни к чему. Сейчас — точно не нужно, потому что прозвучало бы неуместно и фальшиво. Хотя и было абсолютной правдой.