— Хорошо, я позвоню позже.

Бросив телефон на сиденье, я снова разревелась — в который уже раз, не сосчитать. Ладно бы я расплачивалась за свою глупость. За свою собственную измену. Но у меня ведь и в мыслях ничего подобного не было никогда. Даже пять лет назад, когда казалось, что между мной и Вадимом уже все кончено. Даже когда пошла в ресторан с Гришей — знала, что ничего не будет.

Но жизнь редко бывает справедливой. По большому счету, в ней вообще нет справедливости. Есть причины — и есть следствия. Я не хотела ничего менять в своей жизни. Ни в настоящей, ни в прошлой. Но разве меня кто-то спрашивал об этом? Откуда вообще взялась эта чертова скамейка? Какие силы поставили ее здесь, в этом глухом уголке парка, именно в том месте, с которым у меня были связаны далеко не самые приятные воспоминания? И значит ли это, что она там специально для меня, а не для любого, кто перед грозой сядет на ее спинку и задумается о прошлом? Если так, то почему я? Почему именно я?

Я рыдала и материлась, хотя больше хотелось орать, выть, топать ногами, лупить кулаками по чему попадя. От бессилия, от отчаяния. Но вот потихоньку все пошло на спад. Верблюд проорался и мог идти по пустыне дальше. Протерев лицо влажной салфеткой, я бросила ее в пепельницу и начала мысленно раскладывать пасьянс — так я это называла. Это было обычное рабочее: если получится так — будем делать вот так, а если так — то вот эдак.

Обычно я всегда просчитывала самый оптимистичный и самый пессимистичный варианты. Что будет, если обстоятельства сложатся таким образом. Последствия, перспективы, мои действия. С оптимальным проблем не было, там даже и просчитывать особо ничего не требовалось. Наихудший я наоборот анализировала от и до, чтобы быть готовой. Чтобы кирпич не свалился на голову внезапно. Но чаще всего, в девяти случаях из десяти, проходил какой-то промежуточный вариант, не самый лучший и не самый худший.

Самым лучшим в моей ситуации было бы вернуть все на исходные. Так, как было. Рассчитывать на него не приходилось. Даже если бы я таскалась в парк каждый раз, когда по прогнозу обещали грозу. У меня было такое чувство, что мироздание сопротивляется, не дает мне все исправить. Дважды я пыталась — и дважды происходило что-то неожиданное, чего никак нельзя было предусмотреть.

Или все-таки дело в том, чего не хватало, что было не так? Если бы понять, вспомнить…

Вариантом получше, но тоже почти идеальным, был такой, при котором Котик молча оставлял меня в покое. Разошлись — и обо всем забыли. И без гадостей от Маринки. Но на это тоже можно было не рассчитывать. Наихудший — они объединились и слили Вадиму информацию по полной. И это был тот редкий случай, когда крайний вариант оказывался наиболее вероятным.

Как-то мне пришлось общаться со спецназовским полковником в отставке. Запомнилась фраза: «В критической ситуации бить надо первым, и чтобы противник уже не встал». Имелась в виду, конечно, боевая обстановка, но моя сейчас мало отличалась. Я хотела поехать прямо к Упадышеву, но вовремя сообразила, что, во-первых, похожа на мокрое пугало, а во-вторых, лучше все-таки договориться о встрече.

Заехав домой, я быстро вымыла голову и переоделась. Потом набрала знакомый номер, уже со своего мобильного. Время маскарадов закончилось.

— Добрый день, Василий. Медицинская маска беспокоит, — отрекомендовалась я. — Она же Валерия Соболева.

— Даже так? — если Упадышев и удивился, то никак этого не выдал. — Чем могу? Или какие-то претензии?

Претензии у меня, по правде, имелись, но в данный момент точно было не до них.

— Подъехать можно? Прямо сейчас?

— Давайте через час? — подумав, предложил он.

Через час я сидела у его кабинета, с трудом сдерживая желание грызть ногти. От этой мерзкой привычки мне удалось избавиться много лет назад, но теперь она вдруг настойчиво напомнила о себе. Хотя внешне я была совершенно спокойна, как будто выплеснула всю истерику, когда рыдала в машине. Детектив выглянул в приемную и приглашающе кивнул мне.

— В нашей профессии любопытство не приветствуется, — сказал он, закрыв дверь. — Но я правильно понял, что вы заказали досье на саму себя?

— Правильно, — кивнула я. — Были причины.

— Разумеется, — корректно согласился Упадышев. — Вас интересует что-то еще?

— Да. Только не о себе. Котов — вы показывали мне его фотографию. Компромат на него. Такой, чтобы он согласился вскрыть себе брюхо маникюрными ножницами и сожрать кишки, лишь бы не всплыло. И очень срочно. Вы сказали, что сделаете скидку — не надо. Наоборот, заплачу больше, лишь бы побыстрее.

— Валерия Сергеевна… Далеко не у каждого человека за душой есть что-то настолько ужасное.

— Да, конечно. Но у этого, думаю, найдется. Процентов на девяносто уверена. И еще. Если можно, выясните подробности его развода. Кто подавал иск, причина, подробности.

— Хорошо. Раз уж мы отменили режим инкогнито, я могу связаться с вами сам?

— Да. По тому телефону, с которого я звонила.

Я вернулась домой, разделась и забралась в горячую ванну с бокалом вина. Адреналин бурлил в крови, стучало в висках. Включился режим холодного бешенства, когда уже не убегаешь, не прячешься в темном углу, а разворачиваешься к противнику лицом, чтобы сражаться не на жизнь, а на смерть. Нет, я не собиралась нападать сама, но оружие надо было держать наготове, чтобы при необходимости, при первом же его шевелении сделать упреждающий удар.

Ночью я внезапно проснулась, как будто увидела во сне ответ на загадку. Точнее, всего лишь половину ответа.

Когда я попала в прошлое в первый раз, мне невольно удалось изменить его, потому что я смотрела на все глазами не пятнадцатилетней девочки, а взрослой женщины. Та Лера с завитой щипцами челкой просто не смогла подозвать Котика, ей не хватило смелости. Другое дело — Лера, которой я стала, решительная, уверенная в себе. Только вот зачем мне это понадобилось? Из любопытства, которое, как известно, сгубило кошку? Или от меня уже ничего не зависело?

Впрочем, это уже было неважно. Важно то, что, сколько бы раз ни попадала в тот момент, вернуть все в прежнее состояние я не смогу, пока не почувствую себя снова подростком. Девочкой, которая уверена, что влюблена в мальчика, хотя мальчик этот старательно вытирает об нее ноги. Но как? Как пережить тот момент еще раз во всех полноте чувств, мыслей, ощущений?

Я чувствовала, что отгадка где-то рядом. То, что было в первый раз и чего не было в другие два. Если я вспомню, может быть, и пойму, что нужно сделать. Но вот как заставить себя вспомнить? Ответ: никак. Со мной такое бывало уже однажды. Не обязательно с чем-то забытым. Иногда надо было принять какое-то решение или сделать выбор, но все варианты казались одинаково привлекательными или наоборот — неприемлемыми. И тогда оставалось одно — отложить на какое-то время. Конечно, не всегда это было возможно, иногда приходилось действовать быстро. Но если обстоятельства не слишком торопили, потом решение приходило словно само собой. И оказывалось верным. Так же и с воспоминаниями. То, что сопротивлялось и цеплялось когтями, не желая выходить на свет, вдруг неожиданно всплывало вообще без усилий.

Весь следующий день я ждала, что Котик перезвонит, но он, похоже, лег на дно. Как же это было знакомо! Он ни капли не изменился, и сейчас самым парадоксальным образом это радовало. Потому что непредсказуемость гораздо опаснее явных рисков, которые можно просчитать. Сейчас ему надо было заставить меня нервничать, чувствовать себя неуверенно, в идеале — виноватой. Не для этого ли было сказано про развод (из-за меня!) и про то, что он четыре года не видел дочь?

Вообще тут была еще одна загадка, из разряда глобальных. Зачем ему вообще понадобилось, чтобы Лера вышла за него замуж? Любовь? Крайне сомнительно, какая уж тут любовь при таком раскладе. Секс? Так не одна, прошу прощения, писька на свете, все по одному фасону скроены. Материальная выгода? Может, но не настолько велика, чтобы за нее цепляться. Желание иметь статусную игрушку? Вот это уже, пожалуй, теплее. Играть с девочкой, которая легко позволяет себя унижать, — это уже не тот уровень, это он перерос. Гораздо интереснее нагнуть женщину, которая знает себе цену.