В противоположность этому, те, кто приветствует приближение энергетической базы Третьей волны, — комбинация потребителей, специалистов по окружающей среде, ученых, организаторов передовых отраслей промышленности и их различные союзники — выглядят рассеянными, не имеющими достаточного количества денег и часто неискушенными в политике. Пропагандисты Второй волны регулярно изображают их наивными, не обращающими внимание на финансовую реальность и ослепленными технологией чистого неба.

Еще хуже то, что защитников Третьей волны публично запутывают в словесных кружевах те, кого лучше всего назвать силами Первой волны, — люди, которые призывают не к продвижению к новой, более разумной, более ресурсосберегающей и научно обоснованной системе, а к возврату в доиндустриальное прошлое. В крайней форме их политика приведет к уничтожению большей части техники, ограничению передвижения, что сделает города бесполезными и приведет к их умиранию, к навязыванию культуры аскетизма во имя охраны природы.

Смешивая без разбора эти две группы, лоббисты Второй волны, эксперты по связям с общественностью и политики углубляют общественное смятение и держат силы Третьей волны в обороне.

Тем не менее, те, кто не поддерживает политику ни Первой, ни Второй волны, могут в конце концов победить. Первые предаются фантазиям, а вторые стараются сохранить энергетическую базу, проблемы которой с трудом поддаются исцелению и действительно непреодолимы.

Неуклонный рост цен на топливо Второй волны решительно работает против интересов Второй волны. Уносящиеся ввысь со скоростью ракеты капитальные затраты на энергетические технологии Второй волны работают против них. Тот факт, что методы Второй волны часто требуют мощной подачи энергии, чтобы восполнить относительно небольшой прирост «чистой» энергии, работает против них. Растущая проблема загрязнения работает против них. Ядерная угроза работает против них. Тысячи людей во многих странах готовы сражаться с полицией, чтобы добиться остановки ядерных реакторов, за прекращение производства осколочных мин, за остановку гигантских заводов по выработке энергии, и это работает против них. Угрожающее стремление неиндустриального мира к созданию собственной энергетики и к повышению цен на энергоресурсы работает против них.

Короче, хотя атомные реакторы или заводы по газификации или гидрогенизации угля и другие подобные технологии могут казаться передовыми и прогрессивными, они в действительности являются артефактами уходящей Второй волны, запутавшейся в собственных неразрешимых противоречиях. Некоторые из них могут быть необходимы в качестве временной меры, но все они по существу регрессивны. Хотя силы Второй волны могут казаться могущественными, а их критики, ратующие за Третью волну, — слабыми, будет глупостью принимать слишком большое участие в прошлом. В самом деле, вопрос состоит не в том, будет ли энергетическая база Второй волны сметена новой, а в том, насколько быстро это произойдет. Ибо борьба за энергию неразрешимо переплелась с другими изменениями такой же глубины — свержением технологии Второй волны.

Уголь, железные дороги, текстиль, сталь, автомобили, резина, станкостроение — все это классические отрасли производства Второй волны. Основанные в сущности на простом электромеханическом принципе, они потребляют большое количество энергии, выбрасывая ненормально большое количество отходов и загрязнителей, характеризуются длительным производительным циклом, низкими требованиями к квалификации, монотонной работой, стандартными благами и высокоцентрализованным управлением.

С середины 50–х годов XX в. в развитых промышленных странах стало ясно, что эти отрасли индустрии отстают и исчерпали себя. Например, в то время как в США общий прирост рабочей силы с 1965 по 1974 г. составил 21 %, занятость в текстильной промышленности выросла только на 6 %, а в отраслях по производству железа и стали даже упала на 10 %. Сходные тенденции наблюдались в Швеции, Чехословакии, Японии и в других государствах Второй волны.

Поскольку эти устаревшие отрасли промышленности начали переводиться в так называемые «развивающиеся страны» с более дешевой рабочей силой и менее развитой технологией, их социальное влияние тоже начало умирать, и на их месте выросла сеть новых, более современных отраслей промышленности.

Эти новые производства заметно отличались от своих предшественников: они не были в основном электромеханическими и больше не основывались на классической науке эпохи Второй волны. Они возникли в результате ускорения прорыва на стыке смежных научных дисциплин, находящихся в зачаточном состоянии или даже еще не существовавших 25 лет назад — квантовой электроники, теории информации, молекулярной биологии, океанологии, ядерной физики, экологии, космонавтики. И это сделало для нас возможным проникнуть по ту сторону все увеличивающихся характеристик времени и пространства, с которыми была связана промышленность Второй волны, чтобы оперировать, как сказал советский физик Б. Г. Кузнецов, «очень малыми пространственными величинами (скажем, радиусом атомного ядра, т. е. 10 в степени–18 см) и временными интервалами порядка 10 в степени–28 секунд».

Из этих новых наук и из наших коренным образом возросших способностей их использовать появились новые отрасли промышленности — компьютерная, аэрокосмическая, помудревшая нефтехимическая, полупроводниковая, передовые коммуникации и множество других.

В США переход от технологии Второй волны к технологии Третьей волны начался раньше, где — то в середине 1950–х годов; в таких старых регионах, как Мерримак Валли в Новой Англии, началась депрессия, в то время, как в местах вроде Рут около Бостона или «Силиконовой долины» в Калифорнии наметился резкий рост, в их пригородах живут специалисты по физике твердого тела, системной инженерии, искусственному интеллекту или химии полимеров.

Более того, можно проследить за перемещением занятости и богатства, последовавшим за переходом к новой технологии, в так называемые штаты «солнечного пояса», которые создали, имея прекрасно защищенные контракты, передовую технологическую базу, в то время как более старые промышленные регионы северо — востока и вокруг Великих Озер находятся в застое и почти банкроты. Продолжительный финансовый кризис в Нью — Йорке четко отражает этот технологический переворот. Такая же стагнация во французском центре сталелитейной промышленности Лоррен. И такую же неудачу, хотя и на другом уровне, потерпел британский социализм: к концу Второй мировой войны лейбористское правительство заговорило о захвате «командных высот» индустрии и захватило их, но национализированные им командные высоты — угольная, железнодорожная, сталелитейная — оказались как раз теми отраслями, мимо которых прошла техническая революция. Английское правительство заняло командные высоты вчерашнего дня[234].

Начался бум в отраслях или секторах экономики, базирующихся на технологиях Третьей волны; производства Второй волны стали чахнуть. Сегодня многие правительства сознательно пытаются ускорить эти структурные изменения, стараясь сделать переход наименее безболезненным. В Японии лица, занимающиеся планированием в ММТП — Министерстве международной торговли и промышленности, — изучают новые технологии, чтобы оказать поддержку индустрии сервиса будущего. Западногерманский канцлер Хельмут Шмидт[235] и его советники говорят о структурной политике и обращаются в Европейский банк инвестиций, чтобы облегчить переход от традиционных форм массовой индустрии.

Сегодня основной рост наблюдается в четырех связанных между собой отраслях производства. И они, вероятно, составят становой хребет индустрии эпохи Третьей волны, принеся с собой существенные изменения экономической власти и социально — политической сферы.

Электроника и компьютеры явно образуют одну такую взаимосвязанную группу. Относительный новичок на мировой сцене, электронная промышленность сейчас продает в год товаров на сумму более 100 млрд долл., а к концу 80–х годов XX в. надеется получить 325 или даже 400 млрд долл. Это выведет ее на четвертое место в группе крупнейших отраслей промышленности в мире, после сталелитейной, автомобильной и химической. Скорость компьютеризации так хорошо известна, что вряд ли нуждается в точных цифрах. Цены падают стремительно, а качество чрезвычайно эффективно повышается. «Если бы автомобильная промышленность, — пишет журнал «Computer World», — сделала бы то же самое, что за последние 30 лет компьютерная, роллс — ройс сейчас стоил бы 2,50 долл. и проходил бы без заправки 2 млн миль»[236].