Пару лет спустя турецкое правительство сняло запрет на его творчество. Его стихи наконец были изданы на берегах Босфора. Началась хикметомания — невероятный бум на его поэзию, который продолжается до сих пор.

В 2008 году, в сотую годовщину со дня рождения поэта, известный турецкий композитор написал в его честь ораторию. Любая книжка с его именем на обложке продается многотысячными тиражами. Как и диски с музыкой к его стихам. В “Фейсбуке” существует несколько десятков его фан-клубов. В Стамбуле открыт музей. Больше дюжины независимых комитетов добиваются разрешения на возведение памятника.

В начале 2009 года, через сорок шесть лет после смерти Хикмета, турецкое правительство реабилитировало его и вернуло ему гражданство. Многочисленные комитеты добиваются переноса его останков в Турцию. У них серьезный аргумент: Назым тосковал по родине и в стихах писал, что хочет быть похороненным в Турции.

Но их действия обречены на неудачу. Решение должны поддержать ближайшие родственники. А единственный сын поэта — через своего адвоката — сообщил, что отец должен остаться в Москве.

Я не люблю нанимать проводников.

Как правило, они знают не больше того, что я и сам могу прочитать в путеводителе Lonely Planet. Скажешь такому: “Отведи меня в какое-нибудь необычное место”, — а он ведет в первую попавшуюся мечеть: вот, мол, смотри, какая необычная.

Кандидат в проводники должен меня по-настоящему ошеломить, чтобы мне захотелось тратить на него свое время и деньги.

Проводник в Эдирне, древней столице османов, был похож на подрабатывающего бедного учителя. Он показывал мне жемчужину османской архитектуры — восхитительную многоуровневую мечеть Селимие. На нем были мятые штаны, старомодный свитер и очки в роговой оправе. Казалось, передо мной типичный зануда, но он сразу же меня удивил. Вместо предсказуемого зачина “Я расскажу тебе о самой большой мечети в Турции” он произнес: “Я расскажу тебе о самой большой мечте зодчего Синана”.

Я весь обратился в слух.

— Такой архитектор, как Синан, рождается раз в тысячу лет. Синана называют турецким Микеланджело, но Микеланджело ему и в подметки не годился. Его счастье, что он родился на Западе, а Синан на берегах Босфора. Турку и сегодня сложно пробить себе дорогу за границей, — с грустью говорит проводник в мятых штанах. В подтверждение своих слов он показывает мне дивное, выложенное изразцами ложе султана. — Отец Синана зарабатывал на жизнь изготовлением надгробий. Он был христианином. Поэтому юношей Синан попал в корпус янычар, чудо-солдат, набираемых из сыновей неверных.

В Стамбуле быстро выяснилось, что он чрезвычайно талантлив. Синан стал командующим нижнего, а затем и высшего чина. Но еще быстрее выяснилось, что лучше всего ему удается строительство.

Судя по всему, уже тогда Синан был невероятно амбициозен. Амбиции грызли его изнутри, словно черви.

Первым серьезным творением Синана стал Хасеки Хюррем, хаммам для жены Сулеймана Великолепного[35]. Жену султана звали Хюррем, но вы зовете ее Роксолана. Она была пленницей из Польши, вроде бы дочерью украинского священника, и славилась своей красотой. Сулейман влюбился в нее по уши.

Этот хаммам находится в Стамбуле между Айя-Софией и Голубой мечетью. Сегодня в нем торгуют коврами. Султану он понравился, и Синан продолжил получать заказы. То мост построить, то гробницу какому-нибудь важному генералу.

Всю свою долгую жизнь он строил мечети, медресе, коранические школы, больницы, караван-сараи, акведуки, дворцы и бани. Для Сулеймана Великолепного он создал мечеть Сулеймание, и сегодня возвышающуюся над Стамбулом. Все им восхищались.

Но сам Синан доволен не был. Не давал ему покоя червь амбиций. Тем более что над его Стамбулом возвышалась огромная язва.

— Нет на свете здания, равного Айя-Софии, — говорит проводник в роговых очках и ведет меня в сад, в котором мусульмане могут отдохнуть после намаза. — Церковь Премудрости Божией почти тысячу лет была главной святыней на свете. Ее потеснил лишь Севильский собор начала XVI века, кстати, воздвигнутый на месте мечети. Высота Софийского собора чуть больше пятидесяти пяти метров в самой высокой точке купола. Его построили всего за пять лет! Скорость и результат труда византийцев поражают и сегодня.

Мехмед Завоеватель, который в 1453 году захватил Константинополь и въехал в него как триумфатор, не решился разрушить храм. Он лишь велел достроить четыре минарета, замазать фрески и мозаику штукатуркой и превратить святыню в мечеть.

То есть в самом центре своей новой столицы он оставил незаживающую язву.

Все неверные при виде богатств султана сперва теряли дар речи, а потом, опомнившись, говорили: “И все же Айя-Софии вы не превзошли”. И что бы султан ни делал, какие бы страны он ни покорял, неверные твердили свое:

“Айя-Софии вы не превзошли”.

И они были правы. А нам, туркам, лишь бы неверных поразить. Мы не ценим то, чем обладаем сами и что сами из себя представляем. Только увидев восхищение в ваших западных глазах, мы чувствуем собственную значимость.

Вот почему язва с каждым годом нарывала все сильней.

— Синана язва в виде Айя-Софии мучила больше, чем других, — проводник с внешностью подрабатывающего учителя показывает мне место для омовения. — Ведь это он был самым прославленным архитектором султанов. А значит, ему суждено поднять перчатку, брошенную предшественниками, и построить нечто более величественное и прекрасное.

Биографы говорят, что Синан дожил до глубокой старости — а он прожил почти сто лет — только благодаря Айя-Софии. Это она дарила ему силы вставать на рассвете и работать до поздней ночи. Она была его страстью, она не давала ему покоя.

Увы, ни одна из его построек так и не приблизилась к заветной высоте.

Случай представился, когда Синану было уже за семьдесят. Селим II, сын Роксоланы и Сулеймана Великолепного, велел ему построить мечеть в древней столице Эдирне. По легенде, султан прилег отдохнуть в пути, и примерно на уровне современного стадиона клуба “Фенербахче” ему приснился пророк Мухаммед. Пророк напомнил султану, что вопреки своим клятвам тот так и не вырвал Кипр из рук неверных. Дабы заслужить прощение, султан должен был построить мечеть.

Синан с самого начала был уверен, что именно этой мечети предстоит затмить Айя-Софию. Наконец-то он поставит неверных на место! Наконец-то весь мир будет восторгаться искусством османского зодчего и славить имя Аллаха!

Старик рьяно принялся за работу и рассказывал каждому встречному, что совсем скоро язва напротив султанского дворца перестанет гноиться.

— Почти шесть лет спустя, в 1574 году, Селим пригласил элиту Стамбула на открытие Селимие, — проводник в старомодном свитере ведет меня под купол, которым сотни лет назад восхищалась стамбульская знать. — Ожидания были велики. Но элита качала головами, надменно улыбалась и перешептывалась о том, что султан и его придворный архитектор потеряли рассудок. Мечеть не показалась знатным гостям ни на сантиметр выше Айя-Софии. Более того, им показалось, что мечеть намного меньше.

Синан услышал эти пересуды и оскорбился. Он один был уверен, что созданная им святыня превзошла творение западных инженеров. Спустя несколько месяцев после окончания работ он умер.

— И знаешь что? — тут мой проводник понижает голос и заглядывает мне глубоко в глаза. — Синан был прав. В семидесятые годы сюда приезжали американцы и тщательно измерили все лазером. Оказалось, что купол Селимие выше купола Айя-Софии. Ровно на два сантиметра.

Проводник жмет мне руку и прячет заработанные деньги в карман. Я заплатил сполна, хотя можно было и поторговаться, ведь он несколько приукрасил жизнь Синана. Но ведь мы договаривались о разговоре не об истории, а о мечтах.